ТЕМА

Тринадцать вздохов о лете

12 декабря 2017 | 09:08

Это — тексты из стопки тетрадей, собранных учительницей русского языка и литературы после первого сентябрьского урока в одном из классов школы-интерната для детей с отклонениями. Какими именно и в какую сторону отклонениями — не декларируется; да нам и не слишком важно: у кого их сегодня нет, этих отклонений? Все мы — сплошные клоны единого отклонения, и интернат у нас большой и нарядный. Поэтому человек без отклонений вызывает нынче даже некоторую тоску, а уж читать его сочинения тем паче скучно.


Тринадцать разноцветных тетрадок лежат перед нами на столе. Некоторые из них — строгие, «старорежимные», с обложкой единого мышастого цвета, блеклыми Правилами дорожного движения сзади. Иные — современные, нарядные, с Ди Каприо и «Титаником», Гэндальфом и Поттером, и не сразу даже разглядишь среди этой цветности привычный квадратик «тетрадь учени__ __ класса _____ школы № ___ ____________». А иные зачем-то общие – по сорок восемь листов, точно их авторы решили в этом году сочинить по целому роману.

В каждой из тетрадок — сочинение «Как я провёл лето». И больше ничего. Учебный год только открылся. Бумага, так сказать, ещё чиста, жизнь, так сказать, только начинается.

Мы опускаем орфографические и синтаксические исправления учительницы, а также оценки. Учительницу зовут Вера Васильевна. Ей за пятьдесят, она красит волосы в тёмно-каштановый, носит тяжёлую вязаную кофту и имеет обыкновение, читая на уроках стихи классиков, прищёлкивать пальцами, точно исполняет джаз. Это всё, что мы хотим о ней знать.

 1.

Как я провёл лето.

Сочинение.

Я провел лето хорошо. Я пришёл на вокзал, сел на какую-нибудь электричку, поехал. Мне понравилось название станции — Бессоновка, и я вышел. В Бессоновке стояли маленькие домики, людей не было видно, только куры. И я пошёл сначала по Бессоновке, а потом по лесу, и на меня напало черники много. Я не мог всю съесть. Я задержался долго. Я ел чернику, и кругом чернело больше, потому что ночь. Я хотел найти какую-нибудь ясную ягоду, но ясных уже не было видно.

Я заблудился, но пошёл на шум воды. На реке сидел кто-то с лицом пня. И он сказал, что его зовут Харон. Он проплывал мимо Бессоновки на лодке и залюбовался – тут ведь красиво, такая природа, и тогда лодка разбилась о камни. Он плакал и не знал, что делать. Я отломал щепки от разбитой лодки, вынул спички и разжёг костёр. У него был с собой ржаной хлеб, и я научил его печь хлеб на огне. Он попробовал и обрадовался, и так стало утро.

 

2.

Как я провёл лето.

Сочинение.

Меня зовут Миша. Мне тринадцать лет. Я учусь в школе. У меня есть мама и папа дома. Я люблю маму, папу и рыбку Аню. Рыбка в аквариуме. Я люблю мороженое «Муромские колокола», выпускаемое заводом им. Кржижановского? Да, я люблю мороженое «Муромские колокола», выпускаемое заводом им. Кржижановского. На руке пять пальцев. Мою учительницу зовут Вера Васильевна Тарбагатай. Я подсмотрел её фамилию в журнале.

А лета не бывает. Я никогда не видел лета. За весной сразу наступает осень. Весной уже всё зелёное, осенью уже всё желтое, зимой уже всё белое. А летом что? Лета не бывает. Я не замечал лета. Или была ещё весна, или уже осень.

Можно ли допустить, что лето есть, но я его не умею видеть? Можно. Другие говорят, что видят лето? Да, другие говорят, что видят лето. И слышат. Они даже умеют в нём жить. Я не умею жить в лете. Я или хочу быть с девочкой, как весной, или хочу умереть, как осенью, или ничего не хочу, как зимой. Я не знаю, что хотится при лете.

Я никак не провёл лето. Лето опять провело меня.

 

3.

Лето.

Сочинение.

Мы поехали в Ерусалим на землю Обетонированную. Мы долго ехали и у меня скочил прыщик над губой. Мы побывали на разных местах, где был Бог. Когда мы проезжали Галилейское озеро, прыщик безпокоил меня. В Вифлееме ужас как красиво, я думала про прыщик, он ничего. На Афонской долго были, там прыщик начал проходить, стал сухим, я купила по дороге средство мазь. Прыщик прошёл на обратной дороге, мне очень понравилось в Ерусалиме.

 

4.

Как я провела лето.

Дорогая Вера Васильевна! Вы думаете, что на лето меня из интерната забрал папа, но он не забрал. Но ведь все разъехались, говорите вы. Нет, говорю я, я осталась. Я осталась и жила в спальне девочек одна, и меня никто не видел, ведь никого не было. Иногда приходила тётя Фая, убиралась, мыла пол, а я лежала на кровати, закрывшись с головой. Она не замечала.

Вера Васильевна, я знаю, что такое умереть. Умереть – это когда все разъехались, а ты остался, и кругом вымыт пол, и ты не знаешь, есть ли ты. Я выходила по ночам во двор и качалась на наших качелях. Они скрипели всё громче: «иююн», «июююююл», «ааааааавгст».

Вера Васильевна, говорю я, рай — это ад, в котором ещё хлопают двери, звенят ложки и кричатся считалки. Ад — это рай, из которого все, кроме тебя, ушли, и все звуки мастеришь ты одна.

 

5.

как я собирал гербарий (лето).

сначала я увидил красивый лист шиповник сорвал засушил патом красивую веточку потом большую ветку сорвал засушил потом мима пробегал красивый щинок сорвал потом увидил красиво льющийся фонтан сорвал целеком акуратно очень красивого челавека очень красивого челавека хотел сорвать но не успел гербарий прелагаю к сочиненню.

 

6.

Как я провела лето?

Лето я провела хорошо.

 

7.

Мой друг Филипп научил меня кататься на роликах, и мы с ним стали раздавать флаеры. Мы всё лето это делали. Сначала хорошо шли флаеры со скидками на кино «Терминатор-3», балет кришнаитов в Алтуфьево, пельмени по-корейски в ресторане «Сянтау» и горчичники в аптеке № 453 (сам флаер был горчичником). Но уже к середине июня нам дали флаеры на бесплатный проход в метро, и за ними началась давка, пока мы не догадались откатиться от входа в метро. Пользовались популярностью флаеры на холодное оружие (два русских топора по цене одного ичкерского кинжала), исповедь в Томилинском монастыре (20 процентов грехов отпускают на халяву), посещение сеанса любви слонов в зоопарке (с флаером через 10 месяцев бесплатно пропускают на роды). Однако к середине лета брали флаеры со скидками на колу, на колу и только на колу. Было жарко. В августе нас заставили раздавать флаеры на собрание сочинений Зигмунда Фрейда, их брали в основном скинхеды, и то очень хило. Зато хорошо шли флаеры на посещение налоговой инспекции, или на воспоминания о родительском доме, или на крем от осенних морщин. Последний флаер на ЦарствоБожьеВнутриНас взял мальчик с яблоком в руке. Сделал из флаера самолётик и запустил. Самолётик летел долго, а мы гнались за ним на роликах. Самолётик так и не упал на землю.

 

8.

Там было слишком много зелёного цвета. Я гостила у бабушки и дедушки в деревне. Всё хорошо, но кругом зелёное. На огороде капуста, огурцы, щавель и лук, а из ягод — один крыжовник незрелый. Зелёный дом с зелёными ставнями, а вокруг луга и луга. И в доме зеленоватая побелка, изумрудные занавески, половики малахитового цвета, да. Я спала на нежно-зелёной подушке, и в темноте на меня смотрели бутылочные глаза кота. У моих дедушки и бабушки старческая кожа болотного оттенка. Я не могла больше. Мне надо было убедиться, что в мире есть ещё цвета. Я очень соскучилась по яркому, особенно по алому. Простите, простите меня.

 

9.

What was summer?

It was dusty and long. All subjects was covered by dust, because have fallen asleep. A dust is eyelash of subjects. At the beginning of summer all of them are gentle and clean, but then was covered by a thin layer of somnolence and indifference. The dust was cleaned only by autumn rain. And I will speak Russian, because all Russian words are longer. But just now I am choking by the dust that is why I can speak only English.

 

10.

Мы уже приехали на вокзал с мамой. Но рассыпались монеты, и, когда мы нагнулись за ними, они лежали так, что, соединив их мысленными линиями, можно было увидеть что-то вроде глаза. Мы с мамой тут же закусили зубами волосы, мысленно плюнули в воздух и стали возвращаться домой, но белая крыса перебежала нам путь у самого подъезда. Дорога домой была отрезана. Мы купили в магазине с нечётным номером спички и, обмакнув их в лимонный сок, завязали в носовые платки. Теперь можно было, по крайней мере, идти на север, и мы двинулись пешком. Мама пела псалом. Мы дошли до Архангельска, и здесь на меня с дерева упал круглый кусок коры. На этом месте мы остановились и хотели начать строить часовню, как подсказали нам тени на земле. Рядом текла река; сказав шесть раз заклятье на воду, мама руками поймала окуня. Мы разрезали его и нашли золотой зуб рыбака. Вот тебе на! Это был знак, что нужно идти обратно, при этом вернуться до седьмого лунного дня и в дороге не рвать вороний глаз. Мы шли обратно долго, и на пятый лунный день я случайно сорвала вороний глаз. Но ничего не случилось. Вечер был замечательный, воздух кипел мошками, солнце садилось плавно и нежно. И мама, увидев это, вдруг остановилась и сказала, что теперь она уйдёт из эзотерической общины, выбросит все сонники и будет готовить для меня пирожки с вареньем. Всё оставшееся лето мы дома готовили и ели без оглядки пирожки с вареньем, к нам явилась та белая крыса, мы её угостили.

 

11.

Как я провёл лето.

Я побывал в маленьком швейцарском городке, названия которого не помню. Там у хозяина дома берут штраф, если на доме появляется грязное пятнышко, поэтому все дома чистые. Мостовые пахнут ландышами. Через мутноватую жёлтую речку перекинут ажурный мост, а в булочной, ярко освещённой, Лидс Нерблюм торгует крошечными пирожными, которые сквозняк легко сдувает с прилавка. Там каждый прохожий говорит тебе «Доброго дня». И ещё есть храм с органом, на котором играет натуральный гном в красной жилетке.

А потом я вернулся в Москву. И моё тело, уже готовое к розовым подушкам, венецианским пьескам на органе, тихим-тихим пирожным и добрым-добрым дням, снова запрудила грязная, грубая, биологическая, настоящая жизнь. Врач щёлкнул меня по щеке, снял свою маску, вымыл руки, ушёл перекурить.

 

12.

Как строчат, мать их! Будто напишут что-то новое, уроды. И ведь напишут. Вон Богдан валяет на английском, когда припадки, он переходит на любой из мировых языков. Вон Светка вертит в руках травинку, измазанную чем-то красным. Наверное, чернилами. Ей разрешают писать разным цветом. Колька весь перебинтованный сидит, очередная операция. Чего у них у всех морды такие счастливые? Будто не понимают, где мы и кто мы!

Не переношу это счастье с пусканием пузырей! Так и пишу, большими буквами, для вас, Вера Васильевна — НЕ ПЕРЕНОШУ! Кунсткамера убогих беллетристов. Они думали, что если за окнами лето красное, солнце светит, птички поют, тёлки гуляют, то и они, ученики спецшколы-интерната, имеют на эту благодать право!

И ведь имеют, вот что самое позорное. Имеют! И радоваться научены, и смиряться каждый со своей болезнью, и забывать о ней. Один я не умею. Так и разорвал бы ненавистную тетрадку, да руки не слушаются. Пишу-то ведь ртом, карандаш в зубах зажамши. Обделён! Обделён! Обделён!

Лето. Какое там для нас лето? Зачем вы вообще отпускаете нас за эти пыльные окна, Вера Васильевна? Чтобы мы видели счастливый мир, который о нас и знать не хочет? Здесь, когда вы начинаете читать нам Лермонтова и щёлкаете пальцами, в классе начинает пахнуть лавандой и миндалём. А там, за окнами, ничем не пахнет. Ничем и никогда.

Как я провёл лето? Я смотрел, как крутится старая пластинка с рэгтаймами Джоплина. Я боялся поставить на неё иголку. Боялся, что музыка не захочет для меня заиграть.

13.

Как я провёл лето.

Сочинение.

Папа сказал: я не верю, что ты какой-то специальный, какой-то хворый, какой-то обойдённый, ты мужчина, вот и докажи это. И он посадил меня в лодку и оттолкнул от берега, чтобы я самостоятельно поездил по миру. И лодка поплыла, а папа сказал: счастливого лета, сынок.

Сначала я плакал. Грести я не могу. Было то жарко, то холодно. Но лодка плыла сама, и я успокоился. Я выгляжу не совсем как все, поэтому жители деревень, мимо которых я проплывал, сначала пугались меня. Потом стали заходить в воду и рассматривать вблизи. А иногда вытаскивали лодку на берег и давали мне молока, картошки, хлеба. И говорили: «Не трогай нас пока. Мы тебя покормим, а нас не трогай». Они думали, глядя на меня, что я приехал за ними. Места были очень красивые: то поля, то леса, а то холмы со стогами. Речка петляла и петляла.

Особенно я залюбовался одной пригожей деревенькой. Там людей не было, только куры ходили. Лес будто акварелью нарисован вдали, а воздух голубой-голубой. Мне показалось, что я доплыл до самого лучшего лета. Лодка моя хрястнула о камни и начала заполняться водичкой. Я еле выбрался на берег. И опять заплакал.

Когда стемнело, из лесу вышел человек. Я его когда-то знал, но забыл. Он разжёг костёр и сел напротив меня. Я отдал ему остатки хлеба, которые не успели размокнуть. Он поджарил их на костре и угостил меня. «Я не хочу отсюда уезжать», — сказал я. «А мы никогда отсюда и не уезжали», — ответил он и подбросил в костёр ещё одну деревяшку, отломанную от моей лодки.

ДИСКУРС



Комментировать статью
Автор*:
Текст*:
Доступно для ввода 800 символов
Проверка*:
 

также читайте

по теме

фототема (архивное фото)

© фото: .

photos by Evelyn Hofer

   
новости   |   архив   |   фототема   |   редакция   |   RSS

© 2005 - 2007 «ТЕМА»
Перепечатка материалов в полном и сокращенном виде - только с письменного разрешения.
Для интернет-изданий - без ограничений при обязательном условии: указание имени и адреса нашего ресурса (гиперссылка).

Код нашей кнопки: