Нестеренко создаёт ореол таинственности вокруг своего имени. Лицо прячет, на телеэфиры приходит в балаклаве. Из всех предложенных вариантов интервью: встреча, телефон, скайп или чат — выбирает последний. На вопрос, откуда такая склонность к мистификациям, искренне отвечает: "Фану ради. Жизнь довольно скучна, вот это уже третья революция на моей памяти и вторая война (первая — Афганская кампания) с гробами на дом. Про музыку и моду говорить не хочу. Так что, почему бы и нет?"
Писатель рассказал Фокусу об отечественной культуре, угрозе ядерной войны и нелёгком будущем Украины, которая имеет все шансы повторить опыт девяностых.
"Украинская культура — это миф"
Ключевые деятели в области культуры назвали наиболее желаемых кандидатов на руководящие посты в Минкульте вместо Вячеслава Кириленко и его команды. Среди опрошенных упоминали и вас. Каким, по-вашему, должен быть человек, который курирует эту сферу, и что вас не устраивает в Кириленко?
— Украина нуждается в культурной революции, каждый чиновник от культуры может ей помочь. Во-первых, не красть сверх всякой меры — я понимаю, что без расхитительства жить невозможно, но всё же надо стараться минимизировать ущерб. А во-вторых, перестать субсидировать что бы то ни было по знакомству, а главное — по собственному разумению. Культурная революция как раз должна быть направлена против собственного разумения чиновников и даже, не побоюсь этих слов, пересічного українця. Чаще обращаться к мнению экспертного сообщества, не забывая, что это сообщество имеет свои интересы и цели, поэтому хороша коллегиальность — они друг друга будут останавливать, тормозить, заниматься любимым делом.
Что касается Кириленко, меня в нём не устраивает в первую очередь то, что, придя на должность, он не позвонил мне, не спросил — как ваши дела, Владимир Адольфович, всё ли у вас хорошо, не нужно ли помочь? Думаю, и остальных это же не устраивает. Ну и как в анекдоте, когда Брежнев диктовал по "красному телефону" Картеру, кто он: "Машеров... Устинов... Демичев... Андропов... Кириленко". ФИО уж очень простое, примелькалось.
"У нас нет сакральности власти, и это здорово — ну представьте себе школьников, поющих "Боже, президента Святенко храни, сильный державный". Кучма пытался какую-то сакральность внушить, и чего? Кучму гэть — и всё на этом"
Создаётся впечатление, что украинская культура жива вопреки, а не благодаря Минкульту.
— Украинской культуры нет, это миф. Точнее, она есть, полумёртвая, но никак не отражает бытие современной Украины, той самой "большой страны в центре Европы". Народная культура почти уничтожена урбанизацией, а так называемая "высокая" уничтожена отрицательным отбором и общим обыдлением потребителя, то есть телевизором и отделом продаж.
О вас пишут, что вы имели солидный криминальный стаж, были судимы, а потом завязали с криминалом, не захотев нарываться на новый срок. Как так получилось, что из бандита вышел писатель?
— Чушь пишут — "не захотев нарываться на новый срок". Движ окончился, стал мне неинтересен, поскольку основными действующими лицами нулевых стали оборотни в погонах и без. А вот литературные занятия, наоборот, привлекли и стали интересны, сказалась детская и юношеская любовь к чтению. Попробовал, получилось, ну и хорошо.
По вашему сценарию Первый канал снял фильм. Как вы думаете, почему именно криминальные истории так популярны на российском ТВ?
— По моему сценарию фильм снял Константин Эрнст вместе с Игорем Толстуновым и 20th Century Fox, Первый канал здесь ни при чём, по нему даже не показали "Чужую". Жёсткие криминальные истории там не очень популярны, в основном "мыло" и комедии о любви и дружбе.
Но снимают много сериалов о ментах, чекистах и бандитах — значит, есть спрос. Можно ли из этого делать какие-то выводы о российском обществе?
— Примерно те же, что и интерес английской публики к новым экранизациям "Записок о Шерлоке Холмсе". Людям всегда интересны истории о неординарных поступках, преступлениях и всём таком, что зритель себе позволить не может из соображений самосохранения. А о российском обществе выводы следует делать не по сериалам, а по количеству неусыновлённых детей, например. Впрочем, украинское общество недалеко ушло, и надуваться от гордости не стоит.
Насколько я понял, вы зарабатываете в России, а живёте в Киеве.
— Вы поняли немного неправильно, эта схема работала в мирное время. Сейчас я, конечно, что-то делаю для российских потребителей, но это не основное моё занятие, поскольку перспективы весьма туманны, а точнее — ясны как никогда: нынешнее состояние мэйджоров Рос-ТВ о многом говорит понимающему человеку.
"Вон Правый сектор пытается решать что-то, и не очень получается у них. А 90-е — это когда Правый сектор, Левый сектор, Чёрный и Красный, и Синий, и Зелёный, и все друг друга уничтожают понемногу"
И о чём же оно говорит?
— Бюджеты режутся, проектов меньше, и они стали попроще. В целом, санкции не действуют, а то, что каналы в минусах, — ну это так, просто совпало.
Насколько трудно талантливому украинскому писателю пробиться к публике?
— Не знаю, трудно или нет, я не пробивался, но предполагаю, что лучший способ пробиться — писать лучше и интереснее других. Желательно там, где никто ни на что не влияет — в интернете, например. А там как получится.
А как у вас получилось?
— Я стал известен благодаря интернету. Выход книги в московском "Ад Маргинем" не сделало меня "знаменитым", а просто дало статус "бумажного писателя", и — заметьте, это важно — не за свой счёт. Лучше я скажу, чем хорошее московское издательство отличается от плохого московского и любого украинского. Хорошее ищет авторов, а остальные засоряют своим присутствием информационное поле.
О чём сейчас пишется легко, а о чём писать нет никаких сил?
— Да всё тяжело, начинаешь жить жизнью героев, примеряешь на себя их мытарства и так далее. Писать что бы то ни было в целом тяжело и неблагодарно, если не страдаешь графоманией. Графоманам писать легко, поскольку они не знают сомнений.
Без трёх двенадцать
Сейчас много говорят о том, что Украина возвращается в бандитские девяностые. Согласны ли вы с этим и какие отличия замечаете между двумя эпохами?
— Да, возвращается. Но фактором, тормозящим настоящее возвращение девяностых, стала война как элемент неопределённости и некоторой мобилизации общества. Как только война окончится, народ бросится себя спасать, уж очень он обеднел, а привыкли-то жить неплохо — ну и начнётся. Вот, например, сейчас через милицию никакой вопрос не решить — хоть правый, хоть левый. Они вообще ничего не хотят делать, боятся люстрации или увольнения под шумок. А вопросы у населения есть, и они нарастают, отягчаются, решать их надо. Вон Правый сектор пытается решать что-то, но не очень получается. А 90-е — это когда Правый сектор, Левый сектор, Чёрный и Красный, и Синий, и Зелёный, и все друг друга уничтожают понемногу, каждый день, без особых сражений, постоянная тихая война. Когда вернутся девяностые, вы их узнаете, не ошибётесь.
Нестеренко тщательно создаёт ореол таинственности вокруг своего имени. Лицо прячет, на телеэфиры приходит в балаклаве / Фото: colta.ru
Война рано или поздно закончится, множество пассионариев от Киева вернутся домой. Как вы думаете, обойдётся тогда столица без погромов?
— Они, несомненно, вернутся, как возвращались с войны солдаты в 17-м году, в 21-м, в 45–47-м, и так далее. Вернутся, создадут фрайкоры, партии и будут что-то делать. Конечно, те из них, у кого кукушка не вылетела окончательно. Таких уничтожат физически, но и они наделают шороху.
Если третий Майдан будет, чем он может закончиться?
— Смотря что за Майдан. Может закончиться отставкой правительства или президента, настоящей люстрацией, настоящим народным представительством, легитимизированной обратной связью власти и общества (а не как сейчас — эпизодически через Facebook). А может — анархией и захватом значительной части Украины противником.
Хотелось бы сказать той части гражданских и военных активистов, которые думают, что третий Майдан позволит им построить некий гибрид национализма, социализма и, наконец, запанувать в своей сторонке. Это утопия. Ни в одной стране мира этого нет и не будет, пока за миром присматривают победители Второй и Третьей мировой. Майдан как освобождение от власти олигархов и в целом от клепто-плутократии возможен, а как ВОСР-2 — вряд ли.
Вы однажды сказали, что украинцы не приемлют сакральности власти. Как вы думаете, это понимают нынешние руководители страны?
— Думаю, понимают, и получше нашего. Они давно во власти, насмотрелись всякого. Да, у нас нет сакральности власти и это здорово – ну представьте себе школьников, поющих "Боже, президента Святенко храни, сильный державный". При Кучме ещё пытались какую-то сакральность внушить, по ТВ бубнили: "Президент, президент!" И чего? Кучму гэть, плёнки Мельниченко, грузин, выкинуть к х…ям без штанов — и всё на этом.
Своё будущее и будущее своих детей вы связываете с Украиной?
– Своё я связываю с Лесным кладбищем, песочек этот наш, левобережный. Дети сами разберутся, они уже почти все взрослые. Или это был вопрос про офшоры и двойное гражданство? Нема. К сожалению, разумеется.
"Каждый день, просыпаясь утром, я говорю: "Спасибо, Господи, что вернул мне душу". В одной древней книге вычитал и пользуюсь, и всем советую – утренний глоток оптимизма, вместо рассола"
Что же подпитывает ваш оптимизм?
— Каждый день, просыпаясь утром, я говорю: "Спасибо, Господи, что вернул мне душу". В одной древней книге вычитал и пользуюсь, и всем советую — утренний глоток оптимизма, вместо рассола.
Мы все переживаем события, сродни тем, что описывал Булгаков в "Белой гвардии". У вас не возникает желания пересказать их в виде художественного текста? Или время для этого ещё не пришло, всё должно утрястись, "отрефлексировать"?
— Всё будет своевременно или чуть позже, всё отрефлексируют со мной или без меня — не важно. Ещё будут и талантливые книги о войне, и фильмы, и воспоминания. Мы переживаем более значительные события, чем у Булгакова: мир фактически на грани новой войны, ядерной, ничего подобного не было с 1985 года, а тогда на "атомных часах" было без четырёх двенадцать, сейчас — без трёх.
Асоциальный тип
Зачем вы создали сетевого персонажа Адольфыча? Чем он отличается от Владимира Нестеренко?
— Как и всё, что делал в жизни, — шутки ради, из любопытства и из стремления к прекрасному. Отличается паспортом — у Адольфыча нет паспорта, семьи и в целом он асоциальный тип. Нестеренко же ответственный квартиросъёмщик.
Адольфыч часто троллит вату, дураков, политиков. Зачем он это делает, ведь писателю Нестеренко тролли не нравятся?
— Тролли бывают разные. Как и женщины. Одни нравятся, другие нет. Платные какие-то граждане — ну как платные женщины, танцуют которых другие, а мне наблюдать их отходы жизнедеятельности — кому это понравится?
Чем ватники отличаются от вышиватников?
— Нет такого слова — "вышиватники", это язык врага. Чем ватник отличается от недалёкого и малообразованного украинского патриота? Ватнику нравится порабощать свободных (хотя бы путём одобрения), а недалёкий украинский патриот ну просто такой вот, дитя природы с выходом в интернет. Он не поработитель.
Вы не скрываете своего отношения к понаехавшим в Киев. Почему они вас так злят, ведь многие перебрались сюда, убегая от войны?
— Почему злят? Крысы, например, кого-то злят? По поводу войны — а до войны они где жили? В мегаполисе, в столице? Нет, в областных центрах в лучшем случае. Ну вот туда и добро пожаловать: Житомир ждёт, Бердичев, какая-нибудь Ясногородка.
Кем вы себя больше чувствуете — писателем, блогером, может, ещё кем-то?
— Отдыхающим под ласковыми лучами любви. Отойди, человек, ты загораживаешь мне солнце.
