ТЕМА

Джером К. Джером: Социализм будущего – работать три часа в день, книги сжечь

02 ноября 2017 | 08:16

В 1891 году известный английский писатель Джером Клапка Джером написал фантастический рассказ «Новая утопия». В нём он изобразил социалистическое будущее. Люди носят одинаковую одежду, живут в казармах по 1000 человек, слишком длинных укорачивают ампутацией, слишком умных оглупляют. Зато в таком социализме люди работают всего три часа в день, в обществе – изобилие еды (все люди вегетарианцы), образцовая гигиена и отсутствие иерархии, все вопросы решаются демократическим большинством.


Рассказ «Новая утопия» был написан Джеромом уже после выхода в свет книги «Трое в лодке, не считая собаки», принесшей ему славу и богатство (было продано около 1 млн. экземпляров книги, на современные деньги Джером заработал около 600 тысяч долларов). Джером так ответил на наступление марксизма в Европе, в том числе и в его родной Англии, где набирала силу Лейбористская партия, а также профсоюзное движение.

«Новая утопия» Джерома появилась в русском переводе довольно скоро после публикации на родине — в 1895 году в журнале «Русское обозрение». До 1917 года рассказ печатался в России 10 раз и проходил в цензуре безболезненно, так считалось, что описанное там будущее общество должно было отталкивать обывателей от социализма.

«Новая утопия» вышла в период между февралём и октябрём 1917 года под названием «Царство социализма» и в нём, наоборот, в этот период увидели образцовое общество будущего. Например, при коллективном чтении рассказа эсерами в августе 1917 года на фабриках в Орехово-Зуево рабочим в первую очередь нравилось, что им обещают всего 3-часовой рабочий день и изобилие еды.
После 1919 года рассказ Джерома в СССР не переиздавался. Мы приводим отрывки из «Новой утопии».

(Главный герой рассказа засыпает на 900 лет, просыпается он уже в новом обществе)

— Вы, кажется, решили следовать своим привычкам, — сказал старый джентльмен, когда я принялся надевать свою одежду, лежавшую в ящике возле меня. — Хотите прогуляться со мною по городу? Я вам буду объяснять произошедшие перемены, пока вы будете задавать мне вопросы и делать глупые замечания.

Внешний вид новых людей

Мы пошли по городу. Город был чистый и тихий. Улицы, помеченные номерами, выбегали под прямыми углами одна к другой, и были похожи одна на другую. Лошадей и экипажей не было видно; транспортом служили электрические вагоны. Все люди, которых мы встречали, хранили на лице спокойное, важное выражение и до того были похожи друг на друга, что казались членами одной семьи. Все были одеты, как и мой спутник, в пару серых брюк и серую тунику, туго застёгнутую на шее и стянутую у талии поясом. Все были гладко выбриты и черноволосы.

утопия-6

Я спросил:

— Все эти люди — близнецы? Все они так похожи, и у всех чёрные волосы.

— Теперь это установленный цвет волос, — объяснил мне мой спутник, — у всех у нас чёрные волосы. У кого они не чёрного цвета, тот обязан их выкрасить.

— Зачем? — спросил я.

— Я думал, вы понимаете, что теперь все равны. Что сталось бы с нашим равенством, если бы какой-нибудь мужчина или женщина вздумали разгуливать в золотистых волосах, а кто-нибудь ещё вздумал бы завивать их? Люди должны не только быть равными в наше время, но и казаться ими по мере возможности. Указом — всем мужчинам бриться и всем мужчинам и женщинам носить одинаковой длины черные волосы — мы исправляем до некоторой степени ошибки природы.

— Почему же чёрные?

— На этом цвете остановило выбор большинство.

Номерное различие

Мы пошли дальше и встретились ещё со многими мужчинами. Я сказал:

— Разве в этом городе нет женщин?

— Разумеется, есть. Мы прошли мимо сотни по крайней мере. А вот идут две, — сказал он, обращая мое внимание на двух особ, шедших вблизи нас, в обычных серых брюках и туниках.

— Как же вы узнаёте, что это женщины? — спросил я.

— Заметили ли вы металлические номера на воротнике каждого человека? Все чётные номера — женщины; все нечётные – мужчины.

утопия-2

Некоторое время мы шли в молчании. Затем я спросил:

— Зачем это у всех номера?

— Для различения, — ответил мой спутник.

— Разве у вас нет имён?

— В именах так много неравенства. Одни звались Монморанси и на этом основании свысока глядели на Смитов. Смиты не хотели смешиваться с Джонсами и т.д. в этом духе. Порешили упразднить имена и пронумеровать всех.

— Разве Монморанси не противились?

— Да, но Джонсы и Смиты оказались в большинстве.

— А не стали ли Единицы и Двойки глядеть свысока на Троек и Четвёрок?

— В начале — да. Но с уничтожением богатств номера потеряли свою ценность, если не считать их роли в промышленных предприятиях или акростихах, и теперь номер сто считается ничуть не выше и не ниже номера миллион.

Государство умывает

— Нельзя ли где-нибудь умыться? — спросил я.

— Нет, нам нельзя мыться самим. Нужно подождать до половины пятого, а затем нас умоют к чаю.

— Умоют?! — воскликнул я. — Кто?

— Государство.

утопия-4

Затем он рассказал мне, что они нашли невозможным поддерживать равенство, если каждый моется самовольно. Одни мылись три или четыре раза в день, тогда как другие не касались воды и мыла в течение целого года, следствием чего и явилось два ясно разграниченных класса — чистых и грязных. И старые классовые предрассудки стали оживать. Чистые презирали грязных, грязные ненавидели чистых.

Чтобы положить конец расколу, государство решило само производить умывание, и каждого гражданина отныне умывают дважды в день специально назначенные государством чиновники; частное же умывание запретили.

Равенство в жилье и еде

Я заметил, что по дороге нам совсем не попадалось домов, а только ряды баракообразных строений одинакового размера и вида. Случайно на углу мы наткнулись на здание меньших размеров — с вывесками: «Музей», «Госпиталь», «Зал Дебатов», «Баня», «Гимназия», «Академия наук», «Промышленная выставка», «Школа красноречия» и т.д., но жилых домов всё не было видно. Я спросил:

— Что же, в этом городе никто не живёт?

— Нам не нужно домов — по крайней мере таких, как вы думаете. Мы теперь социалисты, мы живём в равенстве и братстве. Мы живём вот в этих блокгаузах. В каждом блокгаузе помещается тысяча граждан. В нем поставлены тысяча кроватей — по сотне в каждой комнате, есть ванные комнаты, раздевальные, столовая и кухня. Ежедневно в семь часов раздается колокол, все встают и убирают свои постели. В половине восьмого мы отправляемся в одевальную, где нас моют, стригут и причесывают. В восемь часов завтрак. На взрослого гражданина отпускается по пинте овсянки и по полпинты тёплого молока. Теперь мы все — строгие вегетарианцы. Число вегетарианцев сильно возрастало за последнее столетие, и благодаря совершенству своей организации они абсолютно побеждали на выборах за последние пятьдесят лет.

В час опять бьёт колокол, и мы собираемся к обеду, состоящему из бобов, компота из фруктов, два раза в неделю подается ещё пудинг, а по субботам — плумпудинг. В пять часов чай, а в девять огни тушатся, и все ложатся спать. Мужчины живут в блокгаузах в одном конце города, а женщины — в другом.

Мы прошли ещё несколько миль, но мимо нас тянулись всё те же улицы с огромными блокгаузами. Я спросил:

— Разве тут в городе нет ни лавок, ни магазинов?

утопия-1

— Нет, — ответил он. — На что нам лавки и магазины? Государство кормит нас, одевает, даёт жильё, лечит, хоронит. Для чего же нам лавки?

Телесное и умственное равенство

Дальше мы прошли мимо очень благообразного господина, и я заметил, что у него только одна рука. В продолжение этого утра я встретил двух или трёх рослых одноруких субъектов и помню, меня это заинтересовало. Я заметил это своему проводнику. Он сказал:

— Если кто-либо вырастает больше обыкновенных размеров, мы отрезаем ему руку или ногу, чтобы подравнять его с остальными. Природа, понимаете ли, немного отстала от века; по мере возможности, мы стараемся её подправить.

Я спросил:

— А что вы делаете с исключительно умным человеком?

— Теперь нас это мало беспокоит. Теперь мы надолго гарантированы от подобной опасности. Если это случается, мы делаем хирургическую операцию, которая низводит данный мозг до степени обыкновенного. Иногда я жалел, прибавил старый джентльмен, — что мы не можем поднять качество мозга, вместо того, чтобы принижать его, но, разумеется, это невозможно.

— Думаете ли вы, что правильно поступаете, подрезая и укорачивая людей таким манером?

— Разумеется, правильно. Потому что это решается большинством. Большинство не может ошибаться. Меньшинство не имеет никаких прав.

Преображение природы

Город начинал терять для меня интерес, и я спросил, нельзя ли выйти в поле — для-перемены впечатлений.

— О да, конечно, — сказал мой спутник, но выразил сомнение, что мне там понравится.

— В моё время было так хорошо в полях, в деревнях. Огромные зелёные деревья, лужайки, густо поросшие травой, волнуемой ветром, прелестные коттеджи, обсаженные розовыми кустами.

— Мы всё это изменили, — прервал меня старый джентльмен, — теперь у нас имеется огромный огород, правильно пересекаемый дорогами и каналами под прямым углом. В полях теперь нет красоты. Мы упразднили красоту; она мешала нашему равенству. Теперь у нас всё и везде одинаково, и нет места, которое чем-либо отличалось бы от другого.

Равенство в однообразии

— Можно ли переселяться в другую страну? — спросил я.

— Да, если угодно, — ответил мой спутник. — Но к чему? Все страны теперь совершенно одинаковы. Теперь всюду — один народ, один язык, один закон, одна жизнь.

утопия-5

— Неужели же, — спросил я, — нигде нет ни разнообразия, ни перемен? Чем вы развлекаетесь? Есть ли у вас театры?

— Нет, — ответил он. — Нам пришлось упразднить театры. Сценический темперамент меньше всего мирился с принципами равенства. Каждый актёр считал себя лучшим в мире и выше, разумеется, всех прочих смертных. Притом наше общество Белой Тесёмки постановило, что все развлечения и забавы порочны и реакционны, а так как это было энергичное и стойкое общество, то оно вскоре привлекло на свою сторону большинство, и теперь все забавы строжайше запрещены.

— А позволяют ли вам читать книги? — спросил я.

— Да, но их пишут теперь мало. Благодаря тому, что все мы живем столь совершенной жизнью, что нет ни неправды, ни горя, ни любви, ни грусти, что всё теперь урегулировано и упорядочено, — не о чем стало писать, кроме, разумеется, назначения человечества.

— Верно, — сказал я, — это я понимаю. Но что же со старыми произведениями, с классиками? У нас были Шекспир, Скотт, Теккерей. Что вы сделали со всем этим?

— Мы сожгли этот хлам. В них полно старых несправедливых замечаний о древних, неправедных, тяжёлых временах, когда люди были скорей рабами или вьючным скотом, чем людьми.

Затем он сказал мне, что старые картины и статуи были уничтожены — отчасти по той же причине.

Работа и досуг будущего

— Много ли работают ваши граждане ежедневно?

— Три часа. После чего остаток дня всецело принадлежит им.

— Что же вы делаете в продолжение двадцати с лишком часов?

— Мы отдыхаем, размышляем и разговариваем.

— О чём же вы думаете и беседуете?

— О том, как скверно было жить в старое время, и о том, какую счастливую жизнь мы теперь ведем, и о назначении человечества!

утопия-7

— А что вы разумеете под этим? В чём заключается назначение человечества, по вашему мнению?

— В том, чтобы жить, как теперь, даже в ещё большем равенстве, чтобы ещё больше работ производилось электричеством, чтобы у каждого было два голоса вместо одного, чтобы…

— Ещё один вопрос — не отнимаю ли я у вас времени расспросами?

— О, нет. Наша беседа входит в счёт моей обязательной трехчасовой работы для государства.

— Много ли людей в ваше время совершают самоубийства?

— Нет, этого с нами никогда не случается.

Я вгляделся в физиономии проходивших мимо нас мужчин и женщин. Почти на всех лицах застыло терпеливое, почти унылое выражение. И вдруг я вспомнил. Это то самое выражение, которое я всегда замечал на мордах лошадей и быков, которых мы держали в старом мире. Нет, этим людям не придет в голову мысль о самоубийстве.

(Иллюстрации — рисунки Каземира Малевича)

ТОЛКОВАТЕЛЬ



Комментировать статью
Автор*:
Текст*:
Доступно для ввода 800 символов
Проверка*:
 

также читайте

по теме

фототема (архивное фото)

© фото: .

145 лет назад 31 января 1865 года химик Дмитрий Менделеев защитил докторскую диссертацию «О соединении спирта с водой» и получил звание профессора Петербургского университета на кафедре химии. Считается, что научная работа известного химика стала основой для рецепта классической русской водки крепостью 40 градусов, день рождения которой принято отмечать 31 января.

   
новости   |   архив   |   фототема   |   редакция   |   RSS

© 2005 - 2007 «ТЕМА»
Перепечатка материалов в полном и сокращенном виде - только с письменного разрешения.
Для интернет-изданий - без ограничений при обязательном условии: указание имени и адреса нашего ресурса (гиперссылка).

Код нашей кнопки: