Захват государства с элементами внешнего управления

Итак, что же такое захват государства (state capture) по Кауфману? Это тип системной политической коррупции, в которой  интересы узкой группы лиц в значительной степени влияют на процесс принятия решений государством в их пользу.

Если большинство видов коррупции направлены на изменение того, как внедряются уже существующие законы, правила или положения в отношении плательщика взятки, то захват государства — это, если можно так сказать, коррупция самого высокого пошиба. Она заключается в формировании этих самых законов и правил. Речь идет о покупке голосов парламентариев по ключевым законодательным актам, подкупе правительственных чиновников для принятия благоприятных правил регулирования, взятках судьям для получения нужных судебных решений Именно благодаря такой коррупции узкая группа лиц закладывает преференции для себя любимых в нормативно-правовую базу страны.

Олигарх — тормоз роста

Термин “захват государства” впервые был использован для описания ситуации в постсоветских республиках. В частности, он касался ситуаций, когда мелкие коррумпированные группы использовали свое влияние на правительственных чиновников для принятия соответствующих правительственных решений в целях укрепления своих экономических позиций; позднее эти группы станут известны как олигархи.

Основное различие между олигархом и обычным бизнесменом заключается во влиянии олигарха на политику и государственные органы, которые он использует, чтобы устанавливать правила игры на благо своего бизнеса.

Незаконные конкурентные преимущества являются одним из источников прибыли олигархов. В частности, сдерживание конкуренции и монополизация определенных секторов экономики, которая достигается посредством политического влияния, позволяет им задирать цены и получать сверхприбыли (“Роттердам+”). Налоговые льготы, субсидии и преференции в доступе к государственным ресурсам позволяют сократить расходы. Влияние на политику посредством изменений в законах, политике и регулировании несправедливых выгод для конкретного бизнеса — это и есть “захват государства”.

Захват государства ведет к значительным социальным потерям. Захват регуляторов позволяет сдерживать конкуренцию. Более высокие цены из-за сдерживания конкуренции означают сокращение выгоды для потребителей. При этом благодаря захвату государства олигархические группировки обеспечивают себе более высокие темпы роста чем у остального бизнеса в стране.

Олигархи получают преимущество не только в росте бизнеса, но и в доступе к основным общественным благам, таким как защита прав собственности. Зачастую за счет попирания прав собственности остальных экономических игроков. Таким образом, захват государства является стратегией нескольких олигархов по созданию зоны относительной безопасности и преимуществ для себя за счет остальной экономики.

Опасности долгосрочного развития экономики захваченного государства очевидны. Чтобы успешно выживать в такой среде предприниматели предпочитают вкладывать свои таланты и средства в state capture, а не в разработку инновационных продуктов или методов производства. Экономика захваченного государства вознаграждает политические связи и непотизм, а не компетентность и изобретательность. Отсутствие верховенства права, помноженное на дефицит мотивации к инновациям, системно сокращает частные инвестиции в экономику (как иностранные, так и внутренние) и создает препятствия для входа малых и средних предприятий, подрывая ключевой источник устойчивого роста национальной экономики.

“Свободные медиа”

Классическое определение захвата государства относится к тому, как частные лица и их бизнес манипулируют формальными процедурами (такими как законы и социальные нормы) и правительственной бюрократией, чтобы влиять на государственную политику и законы в свою пользу. State capture позволяет влиять на формирование законов для защиты и поощрения интересов олигархов. Таким образом, он отличается от большинства других форм коррупции, которые требуют выборочного применения уже существующих законов.  Ведь в условиях захвата государства олигархи как раз и создают закон и поэтому, по определению, находятся над законом. По сути, они (благодаря концентрации богатства, контролю над исполнительной, законодательной и судебной властью) и есть закон и государство. В их интересах работают целые институты госуправления. В Украине наиболее яркий пример таких “захваченных регуляторов” — НКРЭКУ и Антимонопольный комитет.

При этом олигархии удается скрывать факт захвата государства благодаря имитации честного избирательного процесса (перетасовке практически не меняющейся уже 15 лет колоды политиков) плюс повестке мейнстримовских медиа. У отечественного обывателя порой может сложиться впечатление, что он живет чуть ли не в уcловиях либеральной демократии и свободного рынка.

На самом деле, монополизировав большую часть богатства и власти в стране, несколько олигархов используют контроль над медиа, чтобы скрыть реальный характер существующего режима и удержаться у власти. Здесь не работает ключевой постулат либеральной демократии, высказанный Авраамом Линкольном: “Можно всё время дурачить некоторых, можно некоторое время дурачить всех, но нельзя всё время дурачить всех”.

Ведь если вы живете при таком режиме, у вас всегда тот или иной медийный кризис. И этот кризис всегда важнее таких скучных вещей как имущественное неравенство или состояние окружающей среды. Фабрикуя нескончаемый поток кризисов в публичной повестке дня (“внешнее вторжение”/”внутренний заговор”), олигархия, захватившая государство, способна продлевать свое правление на неопределенно долгий срок.

“Реформы”

Помимо независимых медиа и имитации честных выборов еще одной дымовой завесой на пути к пониманию истинного положения вещей в стране являются так называемые “реформы”. Правда, в их украинском виде, когда “нет у революции начала, нет у революции конца”.

Недавно на это “реформаторское безвременье” обратила внимание Киевская школа экономики: “страны могут застрять в состоянии постоянных реформ именно потому, что реформы создают круг элит, для которых застопоренные изменения является выигрышной ситуацией. Такие элиты противостоят полному переходу к рыночной экономике, поддерживают “осторожные и медленные” реформы и заявляют о своей поддержке постоянных новых реформ, потому что старые были “не те”. Это и происходит в Украине”.

Главными бенефициарами перманентных реформ являются крупнейшие ФПГ, которые прекрасно приспособились к условиям этой среды и даже заинтересованы в поддержании хаоса в масштабах всей страны с целью сдерживания роста потенциальных конкурентов из среднего бизнеса. Помимо собственно олигархов в число выгодоприобретателей украинских реформ входят западные доноры (они позволяют им осваивать миллиардные бюджеты) и СМИ (“большинство украинских СМИ имеют финансовую поддержку олигархов или международных доноров. Их бизнес-модель — адвокация интересов спонсоров. Если реформы будут успешными, у СМИ не будет бизнес-модели”). И наконец, собственно сами реформаторы-активисты (НГО), канализирование активности которых в практику “малых добрых дел” позволяет отвлечь их внимание и усилия от гораздо более важных вещей.

Киевская школа экономики считает, что из сложившейся в Украине ситуации существуют два выхода. Один — бороться с влиятельными элитами. “Примером является люстрация и борьба с коррупцией. Но существует опасность. Борьба с коррупцией может сделать политиков более заинтересованным в борьбе с предыдущими элитами, чем в переходе к рыночной экономике. 

“Альтернативным решением является амнистия. Идея — “было и прошло”, мы прощаем прошлые проступки и переходим к новой, лучшей социального контракта между элитой и обществом. Опасность здесь в том, что элита принимает амнистию, но не соглашается на новый социальный контракт”.

Рука руку моет

Существование Украины в режиме state capture было бы невозможно без консесуса зарубежных доноров. Благодаря огромной с точки зрения размеров ВВП сумме госдолга (даже до российской агрессии в Крыму и Донбассе) Запад имеет реальные рычаги влияния на ситуацию в стране.

Украина свалилась в долговую яму в промежутке между 2008 и 2013 годами. Общая сумма государственного и гарантированного государством долга в этот период подскочила с 17 млрд долларов до 73 млрд.  Отчасти деньги занимались для преодоления последствий мирового финансового кризиса. Однако, основная сумма заимствований ушла на финансирование любимой игрушки украинских олигархов футбола. Если точнее — на проведение Евро-2012.

В итоге Украина испытала на себе эффект Лиллехаммера (после окончания Зимних олимпийских игр 1994 года в этом норвежском городке обанкротилось 40% отелей). Помимо никому не нужных новых футбольных стадионов Украина получила плохо сделанные автотрассы, законсервированные терминалы аэропортов и полупустые гостиницы. И попала в зависимость от внешних кредиторов.

Если быть точным — произошел раздел сфер влияния. Внешние кредиторы в целях обеспечения обслуживания долга им взяли под контроль те сектора, которые мешают направлять на эту благую цель из украинского госбюджета миллиарды долларов. Речь, в первую очередь, идет о медицине и образовании.

Чего стоит недавняя критика Всемирным банком положения действующего закона об образовании по поводу повышения уровня оплаты труда учителей до четырех прожиточных минимумов к 2023 году — сегодня это меньше 6 тыс гривен. Один из крупнейших доноров Украины именует это на полном серьезе не иначе как “стремительным ростом зарплат учителей”.

Как утверждает Всемирный банк, причинно-следственная связь между повышением зарплаты учителей и достижением лучших результатов деятельности в секторе образования является слабой. При этом скромно умалчивая о варианте, когда среднее образование по причине неадекватно низких зарплат учителей может превратиться из нынешнего плохого попросту в никакое — в силу его отсутствия.

Аналогичный курс, только в более резвом темпе, западные доноры прокладывают в украинском здравоохранении.  Очевидно, что единствнным источником суверенитета американскоподданной Ульяны Супрун уже два года остающейся в статусе ио министра является “вашингтонский обком”. Заявленная ей медреформа свелась к изменению системы бюджетного финансирования здравоохранения. В итоге если в бюджете нынешнего года на медицину было направлено 116 млрд гривен, то в следующем — лишь 92 млрд гривен.

При этом украинских олигархов совершенно не беспокоит то, что ключевые сферы инвестирования в человеческий капитал находятся под внешним управлением. Прежде всего, в силу короткого горизонта планирования украинской псевдоэлиты. Тем более, что она подсознательно уверена, что выигрывает от урезания социалки: население нищает и следовательно становится более уязвимым и сговорчивым.

К тому же украинские олигархи отдают должное своим зарубежным партнерам, которые ищут резервы в национальном бюджете исключительно за счет обывателей, даже не пытаясь покуситься на интересы псевдоэлиты. Например, на экспорт украинского сырья по заниженным ценам — более чем на 3 млрд долларов в год. 

Что дальше?

Выходом из этой ситуации для части населения стала трудовая эмиграция. Если раньше она носила больше экономический характер (разница в зарплатах), то новая волна украинских мигрантов уезжает еще и потому что не видит для себя перспектив в захваченной олигархами стране. К тому же на помощь таким “голосующим ногами” пришел “безвиз”.

У тех же, кто пока не готов уезжать из страны, меняются моральные установки. Население становится гораздо лояльнее к обогащению за счет ресурсов государства и злоупотреблению общественными благами. Когда государство теряет легитимность и начинает восприниматься как режим олигархов, люди перестают видеть в этих практиках нарушение: одно дело — отнимать у сограждан, а другое — у “жирных котов”.

Человек знает, что захватившие государство элиты все равно не станут тратиться на общественное благо, а заберут все себе, — и он прав. Легитимация таких мелких форм борьбы индивида с государством — это естественное “оружие слабых”, форма украинского анархизма. Фактически население вошло в состояние партизанской войны с олигархическим режимом. И главным пострадавшим в этой ситуации окажется Украинское государство.

УКРРУДПРОМ