ТЕМА

Достучаться до небес. Часть 2

22 апреля 2010 | 09:58 , Goofy, для ТЕМЫ

фото Сергея Гутиева

Киев Шарджи Катманду, 6560 км, 19 часов 20 минут (в т.ч. 8 часов 20 минут чистого полетного времени).


День 0. Где-где? В Катманде!

 Утро 1 декабря выдалось хмурым. После вечерних посиделок в баре мир кажется не настолько прекрасным, каким был вчера. С недоумением смотрю на кучу вещей, разбросанных по всей комнате и вдруг с ужасом вспоминаю, что сегодня ж старт нашей гималайской экспедиции.
На часах - без пяти выезд. Лихорадочно сметаю в рюкзак все, что попадается под руку, на ходу завтракаю и выскакиваю из квартиры. В последний момент вспоминаю, что забыл на балконе ботинки, возвращаюсь, бросаю их в пакет из «Сільпо» и метусь на улицу, где Йогурт уже нервно курит возле такси.
 
Долго продираемся через бесконечные пробки в сторону Борисполя. На Харьковской подбираем Игоря, который накануне прилетел из Ялты и с которым, собственно, мы вчера и наобщались до чертиков.
Наконец Борисполь. Остальных пока нет, и мы делаем несколько подходов к магазину на предмет холодненького Tuborg’а. Пакуем вещи. Я накануне прикупил упаковку больших мусорных мешков – очень хорошо входит рюкзак. Сверху прихватывается скотчем, прорезается дыра для лямок. Советую пару-тройку пакетов брать с собой для паковки на обратном пути.
Рядом пакуются два типа во всем туристическом. Говорок ма-асковский. Оказалось, так и есть, москвичи, летят в Индию, с нами на одном рейсе до Шарджи. Говорят, с России AirArabia не летает, им пришлось до Киева паровозом добираться.
 
Нужно сказать, AirArabia – авиакомпания интересная, но весьма непростая в применении. У них на сайте цены очень красивые, а в реальности вовсе не так хороши. Нам перелет туда-обратно обошелся в 3122 дирхама, т.е. в $855 приблизительно. Дороговато, конечно, но география полетов у них – просто праздник. Фактически предприимчивые арабы умудрились построить авиа-мост между Ближним Востоком и Индостаном, с хабом в Шардже (ОАЭ). Дамаск, Бейрут, Тегеран, Шираз, Найроби, Хартум, Кувейт, Бахрейн, Касабланка, Стамбул, Доха, Пешавар, Карачи, Дели, Мумбай, Гоа, Бангалор, Калькутта, Коломбо… Мечтать и мечтать. И, что очень важно, в их карте полетов есть Киев и Катманду.
 
В приподнятом настроении проходим регистрацию и совершаем обязательный визит в Duty Free. Традиционная литра «Мартини» на дорожку, чтобы разжиться стаканчиками, пришлось еще заказать в бориспольском баре бокал пива (бессовестно дорогого). Пляшечку «Джеймсона» с собой.
 
Перелет из Киева на Аравийский полуостров длится около пяти часов. Как и положено в правоверном аэробусе, хорошо поставленный голос из динамиков прочитал нам молитву, затем инструкции на английском и на арабском и с верой в Аллаха мы оторвались от земли. Гуталин рассказывал как-то байку, как он в Пакистане спросил у стюардессы, когда, мол, родная, самолет наш прилетит. Она сообщила время прилета, добавив в конце неизменное «инш Алла». Т.е. «если Аллаху будет угодно». Вот так все просто. Если Аллаху будет угодно, в восемь вечера по-местному мы будем в Эмиратах.
 
За иллюминатором открываются такие красоты! Лайнер летит вдоль Большого Кавказского хребта и все его прелести – как на ладони. Вон там грозно высится Безенгийская стена, вот, совсем рядом, Баксанское ущелье, целое созвездие заснеженных вершин и Его Величество Эльбрус чуть в стороне, презрительно смотрит на всех свысока. Он реально огромен! Чуть поодаль в одиночестве тоскует старина Казбеги, еще через некоторое время открылся красавчег Дамаванд.
 
Вот так, разглядывая красоты и поглядывая в самоучитель фарси, и лечу. Стюардессы разнесли водичку 30 грамм в квадратных запаянных пластиковых стаканчиках, но как-то не спешат с едой. Оказалось, еда на борту только платная. Не так, чтобы и хотелось сильно, но это ведь своеобразный ритуал в полете – поедание еды.
 
Ладно, Аллах с ними. Собираемся в кучку и пересаживаемся на свободные кресла в хвосте. Раскладываются бутерброды с ветчинкой, в так кстати пригодившиеся стаканчики весело журчит «Джеймсон». Фотографы начинают свои бесконечные дискуссии о пленках, камерах, экспозициях, я учу персидский алфавит и даже пытаюсь читать проспект авиакомпании на арабском.
 
Идиллию разрушает стюардесса, конфисковавшая бутылку и выдавшая на горá длинную гневную тираду. О чем она говорила, никто не понял, но все услышали слово «полис». Ну и ладно. Полет продолжается.
 
Поглядев в иллюминатор на начавший уже зажигать вечерние огни Шираз, отправляюсь в туалет курить. Тщательное исследование кабинки показало, что датчиков дыма нет. Курю, жду, пока вытяжка вытянет весь дым, возвращаюсь на место, жду злую стюардессу. Ее нет. Хорошо.
 
А Ялтинского попалили, пришел стюард-араб, что-то тоже про полицию говорил, забрал у Игоря сигареты и зажигалку. Летим дальше. За занавеской стюард и две его коллежанки весело о чем-то толкуют, смеются и хлопают в ладошки. Я начинаю подозревать, что это они наш «Джеймсон» додавливают.
 
На посадку в Шарджи самолет заходит вдоль берега Персидского залива со стороны Дубая. В безоблачном ночном небе отлично видны далекие огни небоскребов арабского чудо-мегаполиса, яркими нитями бегут по пустыне освещенные дороги – прямые как стрела.
 
Садимся. Вторая стюардесса, кстати, украинка, возвращает нам виски, зажигалку и пачку сигарет (как оказалось, уже пустую). Через рукав выходим в терминал, ждем полицию. Ее нет, и мы идем искать, куда бы приткнуться. Стыкового рейса до Катманду нам ждать еще ровно одиннадцать часов.
 
Аэропорт в Шардже небольшой, но очень колоритный. Арабы, индийцы, африканцы, корейцы, мьянмцы – настоящий Вавилон. Очень колоритны шейхи в галобеях и арафатках. За каждым хвостиком вьется колонна жен.
 
Европейцев мало. Позабавило большое количество казахов, одетых так, словно они пробуются на роль в фильме про Ходжу Насреддина. Поверх суфийского прикида у многих голубые жилетки с надписью «Казакстан». Оказалось, это казахская делегация возвращается с какой-то исламской конференции и ждет утреннего рейса на Алматы. Я их про себя окрестил сборной Казахстана по хаджу. «Сборники» громко разговаривают по-арабски, мудро кивают головами, крутят четки в руках, но возле стеллажей с водкой в дьютике легко переходят на русский. Менталитет неистребим.
 
Кстати, о местном Duty Free. На удивление шикарный магазин и очень недорогой. Выбор спиртного очень и очень впечатляющий. Очевидно, Аллах запрещает пить на благословенной земле, но продавать спиртное, особенно гяурам – почему бы и нет?
 
Мои догадки оказались верны. На фуд-корте шарджинского аэропорта таки действует сухой закон. Впрочем, и тут хитрые арабы какую-то лазейку нашли и один из фаст-фудов все же продает пиво, которое почему-то можно пить на фуд-корте. Карлсберг по 25 дирхамов. Это приблизительно $7,5 за 0,33 – однако!
 
Выход находим очень простой. Берем в индийской и китайской кафешках (а тут много разных кафешек и даже McDonald’s имеется) еды, кому какая нравится, и «Колу» в больших стаканчиках с крышками и трубочками. «Колу» быстренько выпиваем и отправляем гонца за упаковкой пива в дьютик. Заливаем в стаканчики пиво и, о чудо, чужеродная действительность вдруг становится понятной и комфортной. Сидим, неспешно ведем беседы о всякой ерунде, например, о тяжких трудах, коими наверняка заняты местные шейхи. Как раз один из трудящихся прошуршал мимо тапочками, непринужденно помахивая бумажным пакетом из магазина торговой марки, которую так полюбляе Украина Владимировна.
 
Время от времени отдаем стаканчики Игорю, который сидит на разливе. Он засовывает руки под стол, чем-то там звенит и дальше непринужденно течет беседа. Как потом уже обнаружили, как раз его место, единственное из всех, чудесно просматривалось видеокамерой СБ, остальные в мертвой зоне сидели.
 
Нужно сказать, что долгие ожидания в транзитных зонах – испытание не из легких. Можно было бы сгонять в Дубайск, покататься на доске на их знаменитом искусственном склоне, но, увы, без визы это невозможно.
 
Слоняемся по аэропорту, до дыр зачитываем ценники в магазинах. Мне, например, очень понравился комплект солнечных батарей для крепления на рюкзаке. За 5 часов прямого солнца набирает достаточно энергии, чтобы в походных условиях зарядить до пяти дивайсов, типа телефона, плейера, или даже нетбука. Классная штука, но недешевая.
 
Серега сходил в Интернет-кафе и вышел оттуда здорово улыбнутый. «Одноклассники» на арабском – это что-то!
 
Предрассветный Шарджи Интернэшнл (имени Мухамеда IV, если не ошибаюсь) храпит на всех языках. Поскольку аэропортовские кресла во всех аэропортах (за исключением разве что Имам Хомейни Интернэшнл в Тегеране) специально спроектированы так, чтобы разлечься в них под силу только йогу, многие пассажиры спят на полу. Насколько я понял, на Востоке это – нормальное явление. Более того, многие даже расстилают на пол припасенные из дому простыни. Игорь порывается разлечься на детской мини-площадке, где расстелен толстый палас. Еле уговариваем его этого не делать, идем опять в дьютик.
 
По пути слышим русскую речь. Две юные (при ближайшем рассмотрении вовсе и не юные и очень густо заштукатуренные) леди обсуждают какого-то Омара, который обещал подарить джип, да обманул, скотина эдакая. Лексика при этом используется отборнейшая, становится ясно, что это вовсе не леди, а просто… Впрочем, какая нам-то разница. Парочка покупает бутылку «Бэйлиса» и быстро исчезает за дверями женского туалета. А нам спиртное в дьютике уже отказываются продавать. Засада, однако. Добиваем остатки привезенного из Киева «Джеймсона».
 
От скуки опять начинаю штудировать фарси. В какой-то момент начинает получаться читать табло. На нем, кстати, написано, что посадка на рейс в Катманду уже началась. Идем на чек-ин, там обнаруживается, что мы не зарегистрированы. На транзите необходимо перерегистрировать билет. В Шарджи стойка для транзитных пассажиров называется Transfer – я сначала думал, это для заказа такси. Еле успеваем добежать до стойки – регистрация заканчивается через две минуты – ломимся в обход огромной очереди космополитического люда. От нас требуют показать кредитную карту. Согласно правилам авиакомпании, если бронь оплачена карточкой, то пассажир обязан иметь на руках оную или хотя бы ксерокопию. Если оплачивалась групповая бронь, то владелец карточки должен быть в составе группы и предъявлять карточку лично и в оригинале. Иначе могут показать на дверь. Чудно.
 
Весь рейс до Катманду (3,5 часа) сладко сплю. Стюардесса разбудила уже перед посадкой. Лайнер как раз пробивает пелену облаков. Долина Катманду со всех сторон окружена высокими горами, образующими своеобразный котел и над городом часто висит дымка.
 
 
Сверху город похож на гигантскую кучу строительного мусора. Как будто бы кто-то разрушил старый дом и равномерно разгреб битый кирпич по всей плоскости долины. Черным ужом змеится священная река Багмати. По площади Катманду с городами-спутниками весьма немал – в долине проживает 3,5 миллиона жителей, а этажность преимущественно маленькая. Явственно виден столб дыма у реки – позже узнал, что это тот самый Пашупатинат.
 
 
Аэропорт имени короля Трибхувана находится чуть ли не в центре города. Больше негде – вокруг горы. Садимся. К трапу подгоняют затрапезного вида автобусы, чем-то напоминающие старые ЛАЗы. Едем к неказистому с виду терминалу. Вокруг какие-то недострои, контейнеры, груды ящиков, баллонов, вся обстановка здорово смахивает на военно-воздушную базу в Техасе времен Второй мировой, как их принято показывать в голливудских малобюджетных фильмах.
 
Вся толпа метется в зал прибытия, успеть занять очередь на паспортный контроль. Зал обшит вагонкой и похож на столовку в старых совковых пансионатах. Заполняем Arrival list’ы. Игорек забыл взять с собой фотографии. К счастью тут же находится фотостудия. Пока печатают фотки, маемся, где бы это тут покурить. Местный объясняет, что вообще-то тут курить запрещено, но если очень хочется, то можно просто открыть окно и покурить. Как все, оказывается просто. Покурили.
 
Затем стоим в хвосте очереди на получение визы. Местные таможенники особо не спешат. В дальнейшем оказалось, что в этом плане непальцы вполне восточные люди. А «Восток не спешит», как известно. Рядом в очереди стоит миловидная девочка откуда-то из Питера. Приехала на буддистский семинар. Расспрашивает Гуталина, как попасть в Будднат. Сергей подробно объясняет, при этом убеждая ни в коем случае таксисту больше пяти баксов не давать.
 
Наконец подходит наша очередь. Фотографии крепятся к листам прибытия обыкновенным степплером. В обмен на 40 долларов таможенник вклеивает мне 30-дневную визу без права трудоустройства. Счастливо улыбаюсь тому факту, что мне не предстоит тут работать. Виза очень не прикольная, похоже напечатана на стикере на цветном принтере. На визе офицер что-то пишет от руки ручкой с красными чернилами и расписывается.
 
Йогурт демонстрирует свою позапрошлогоднюю визу. Печать о выезде хищно скалится свастикой. Впрочем, у буддистов свастика издревле является символом Солнца, жизни, благополучия, движения и многого еще чего. С санскрита «свасти» можно перевести как «благой жизни». Т.е. вполне безобидное пожелание, что-то вроде знаменитого «Ом мани падме хум». Кстати, раз уже упомянул, «Ом мани…» на самом деле переводится как «О, жемчужина в цветке лотоса!» и является самой простой и самой, вероятно, почитаемой мантрой.
 
Получив визы и погрузив багаж на тележки, двигаем на выход. Тут же со всех сторон бросаются «помогалы». Это такие типы, которые норовят подержаться за твою багажную тележку, а потом требовать tips за то, что помогли ее дотолкать. Бдительный полицейский отгоняет непрошенных помощников бамбуковой палкой. Перед аэропортом клубится непальская жизнь во всей красе.
 
Европейскому человеку, впервые попавшему на Восток, местные движухи могут показаться каким-то невероятным хаосом и кошмаром, от которого сразу хочется куда-то спрятаться. Весь фокус в том, что спрятаться негде. В Европе многие места даже в центре большого города могут показаться почти безлюдными. Особенно утром или вечером, я уже не говорю про ночь, когда улицы в Европе просто вымирают. На Востоке плотность жизни такова, что иногда хочется оказаться в месте поспокойнее, например, в переходе между Хрещатиком и Майданом. Главное в такой ситуации – просто не париться.
 
На меня первая встреча с Непалом не произвела особого впечатления, наверное многочисленные визиты в Красноморск выработали иммунитет. Да и в Иране прием был погорячее. А Ялтинский вообще заявил, что после Мумбая или Калькутты здесь как-то очень все скучно и гламурно.
 
Нас встречает представитель принимающей стороны – компании Himalaya Expedition. Компания легендарная, помогавшая организовывать множество крутейших экспедиций на восьмитысячники, кстати, выходки сумасшедших доскеров в Гималаях также организовывались при их участии. Приезжает миниатюрный бусик, грузим вещи, втискиваемся сами и едем в Тамель. Тамель – это туристическая резервация в Катманду, своеобразное «гетто». Здесь расположены отели, лавки с сувенирами и снарягой и всевозможные ресторанчики. В Тамель не пускают нищих, бродячих коров, собак и обезьян. Это – местный Печерск.
 
По дороге втыкаем на катмандинскую жизнь, как она есть. Движение левостороннее. И это, похоже, единственное правило, которое здесь соблюдают на дорогах. В остальном – полный хаос. Светофоров и знаков замечено не было, но Гуталин утверждает, что они где-то есть. На дорогах представлен весь цвет индийского и китайского автопромов, немало японских миниатюрных бусов и машин, понятно, что далеко не новые модели. Множество велосипедистов и мотоциклистов, а также вело и моторикш. Забавно наблюдать, как кондуктор, повисший на ступеньке позади моторикши, пытается затолкать в миниатюрную будочку надцатого пассажира. Киевские маршрутки в час пик после этого кажутся верхом комфорта. 
 
На крыше междугороднего автобуса народ рассаживается поудобнее – скоро отправление. Постоянно застреваем в пробках, в любую щель тут же пытаются втиснуться вездесущие непалобайкеры. Нескучно у них на дорогах, хотя до тегеранского броуновского автодвижения еще далеко.
 
Юля изумленно вскрикивает, заметив на заборе обезьяну. Та озадаченно крутит в лапках какую-то блестящую обертку и совсем не обращает внимание на окружающих. Вдоль дороги куда-то бредут коровы и люди, очень много людей. В большинстве своем индусы, но много и монголоидных лиц. Потом гид рассказывал, что в Непале живет более сотни национальностей, разговаривающих на семидесяти языках и диалектах. Большинство относятся к индоевропейской ветви, приблизительно 60%, больше 20% - к тибетской группе. Ну, и много таких, которых сам Создатель затрудниться идентифицировать, какой они национальности.
 
 
Переезжаем через мост и Гуталин советует закрыть окна. Сейчас запахнет жаренным. На берегу Багмати тот самый Пашупатинат – место сожжения тел умерших. Действительно – что-то дымит. 
 
Дома серые, пыльные, неопрятные. Некоторые выглядят так, как будто бы их строили поэтапно, долепливая этажи по мере возможности. Чем-то напоминает старую Молдаванку в Одессе, ту, которой уже практически не осталось. Тротуаров практически нет, пыльно, кучки мусора прямо на асфальте, потоки воздуха от проезжающих машин гоняют по улице какие-то бумажки и целлофановые кульки. В нескольких местах прямо на улице горят костры. Вдоль дороги на земле сидят люди, кое-где разложены какие-то товары. Экзотично.
 
Проезжаем королевский дворец (бывший, монарха выгнали маоисты), петляем узкими улицами, зеркало-в-зеркало разминаемся со встречными автомобилями. Дома вокруг становятся почище и повеселее. Наш бусик протискивается через особо узкую улочку и въезжает во двор отеля.
 
Тут тоже не скучно. Перед отелем стоит небольшая толпа, человек пятнадцать, некоторые с деревянными палками, на которых прицеплены небольшие красные флаги. Кажется даже со звездой или с серпом-и-молотом. Перед толпой стоит человек в костюме и по бумажке читает нараспев какие-то мантры. Толпа нестройным хором повторяет. Гуталин говорит, что это, наверное, опять маоисты страйкуют.
 
Выгружаемся рядом, заносим шмотки в холл отеля. Пока сопровождающая договаривается о поселении, выходим с Йогуртом на крыльцо покурить и поглазеть на митинг. Читаю бумажки, разложенные на капоте припаркованного рядом ООНовского джипа. Оказывается мы стали свидетелями краткосрочного предупредительного страйка персонала отеля против менеджмента. Просят извинить за временные неудобства. Очень мило.
 
Поселяемся. По сравнению с той конурой в Тегеране, этот отель очень даже ничего. С ванной и телевизором. Нахожу BBC, пытаюсь побриться холодной водой – горячей почему-то нет. Розетка не работает. Потом прочитал возле лифта объявление, что ввиду нехватки топлива в стране электроэнергию отключают по графику дважды в день (причем каждый день в разное время). В эти моменты в отеле работает только освещение. Кстати, лампочки здесь особо экономичные и освещают в основном сами себя. А вода горячая есть – просто нужно дать ей стечь.
 
Пока то да се, бегу за пивом. По пути беру на рецепции визитку – отель называется Morshhingdi. Для удобства самовольно переименовываю нашу временную обитель в «Моршин где?» или просто в «Моршинский». Митинг во дворе уже закончился. Прохожу мимо полицейского, не пропускающего назойливых торговцев на территорию отеля, меняю деньги. Курс 72,26 непальских рупии за доллар. В аэропорту было 70.
 
Бреду Тамелем. Из лавок, коими густо утыканы первые этажи, несутся пламенные призывы что-нибудь у них купить. На каждом шагу уличные торговцы что-то тебе пытаются всучить. Ассортимент широчайший – от ножей кукури до гашиша. Кстати, позже узнал, что наркотики тут все же запрещены. Кроме торговцев донимает велорикша, который едет рядом и настойчиво пытается меня куда-то повезти. Водители припаркованных вдоль дороги такси просительно заглядывают в глаза. Улочки в Тамеле довольно узкие, тротуары есть не везде, движение довольно оживленное. Все сигналят, кричат. Ощущение полного хаоса. Впрочем, ко всему быстро привыкаешь. К тому же публика в Тамеле поцивильнее, много европейцев, музыка приятная из музыкальных шопов доносится. Маркет нашелся на ближайшем перекрестке. Европейские марки пива от 250 рупий, местное Nepali Ice – 145 рупий за бутылку 0,65. Терпимо. Беру по бутылке себе и Игорю, возвращаюсь в отель. Мало. Пришлось докупить еще у отельных по 500 рупий.
 
 
Наши все уже распаковались и собрались в холле для дальнейшей программы. Гуталин вовсю болтает с невысоким седым человеком, Называя его Виктором. Решено идти всем колхозом поужинать. Виктор идет с нами. О, если б мы тогда знали, что за матерый человечище прогуливался с нами улочками Тамеля! Вот лишь несколько фактов о Викторе:
 
Историческая справка (информация позаимствована из очерка Владимира Каткевича):
 
Виктор Павлович Кленов. Одессит.
 
В детстве, прошедшем в неблагополучном городе металлургов Коммунарске, Витя Кленов как-то выменял наган на нетленный «Дон Кихот» Сервантеса. Проглотив книгу залпом, он закрыл ее и сказал: «Я буду путешествовать до пенсии!» Бросил курить и записался сразу в шесть спортивных секций.
 
В восьмом классе он уже играл за юношескую сборную УССР по футболу. Два перелома, девять месяцев в больнице и приговор врачей: «Больной Кленов ходить не будет».
 
А он пошел и дошел до вершины Эльбруса. К вступительным экзаменам в Одесском университете едва не опоздал, спустился откуда-то с гор пыльный, уставший, волосы до плеч. Через неделю студент исторического факультета Виктор Кленов уже был на раскопках Ольвии и ловил в лимане камбалу. Местное вино, «шмурдяк» с табаком, разливали из античных амфор.
 
В Непал его благословил известный одесский альпинист и коллекционер Алексей Блещунов. «К сожалению, я Непал Рериха не увижу никогда, – говорил Блещунов. – Ты должен туда попасть. Тем более там уже ступал одессит, Лисаневич».
 
В 80-х Кленов работает с трудными подростками в Дворце пионеров Приморского района Одессы, водит детские группы в Крым, на Кавказ, учит боксировать, управлять парусами. Некоторые из его воспитанников уже топтали Гималаи и Непал.
 
Кленов становится известным спортивным журналистом, работает собственным корреспондентом в Катманду в издающейся в Индии и Непале газете Himalayan Times. Король Непала, по совместительству – член редколлегии, выпускник Кембриджа, между прочим, особо подчеркивал образность языка Кленова.
 
Когда в раритетном видовом альбоме Nepal Parbat очерку Кленова отвели три полосы, а легендарному Месснеру, топтавшему вершины всех восьмитысячников планеты — всего две, Райнхольд притворно обижался: «Конечно, Виктор, король тебе благоволит».
 
Виктор вхож в дома первых секретарей посольств в Катманду (его самого пророчат на должность руководителя еще не созданного украинского консулата в столице Непала).
 
Виктор на короткой ноге с «Мисс Непал-99» Светланой Сингх, двоюродной внучкой Сталина, женой первого секретаря компартии Индии.
 
Виктор принимает участие в турнирах по «elephant polo», так, в знаменитом поединке команд Стивена Сигала и Мика Джаггера (солиста Rolling Stones) Виктор играл за Стивена. Кстати, лицензию на вождение слона Кленов получил всего за три дня, хотя в Непале курс обучения длится не менее двух лет.
 
Виктор Кленов активно занимается восстановлением истории знаменитого одессита Бориса Лисаневича, поднимает архивы, переписывается со знавшими его людьми, читает лекции о легендарном земляке с неизменными аншлагами во Всемирном клубе одесситов. По собственным словам, он идет по следу Бориса. А еще он добивается, чтобы имя этого невероятного человека было увековечено в названии улицы в Одессе. Кстати, непальские власти тоже вроде как собирались присвоить имя Лисаневича одной из площадей в Катманду.
 
Виктор участвует во многих альпинистских экспедициях, таких, например, как украинские (одесский альпклуб) экспедиция на Дхаулагири (8167), на Хималчули (7900) и на загадочный Пик-2. Его имя с благодарностью за оказанное содействие вспоминают многие альпинисты, приезжающие в Непал.
 
И напоследок тибетский анекдот о Викторе:
 
Сидят на склоне горы два Йети.
— Недавно видел Витю Кленова, — невнятно говорит один, обгладывая чьи-то косточки и запивая пивом из ржавой банки.
— А что, разве он и взаправду существует?
 
Ужинать пришли к Helen’е. Есть в Тамеле такое легендарное местечко. Наряду с катмандинской гостиницей «Голодный глаз» и баром Rum Dubble пользуется особой любовью отечественных восходителей, впрочем, и остальных тоже.
 
Поднялись на крышу, откуда открывается вид на Тамель. Под карканье ворона, нагло взгромоздившегося на поручни ограждения рядом с нашим столиком, делаем заказ. Открыв меню, потер глаза. Chicken a la Kiev. Охренеть! Подумал было уже, что последние двое суток окончательно подорвали мое хлипкое здоровье и начинается какой-то замысловатый глюк. Но Виктор успокоил – это действительно цыпленок по-киевски. А раньше были и котлеты по-киевски и борщ. Это все проделки Бориса Лисаневича. О нем речь пойдет ниже, а пока вчитываемся в меню. Заказываю пиво «Эверест» (350 рупий) и момо (180 рупий).
 
Момо – это такие непальские пельмени-переростки. Чем-то напоминают манты и хинкали, но поменьше. Бывают на пару и жаренные. Внутри может быть все, что угодно. Чаще всего момо начиняют мясом (buffalo, pork, chicken, в горах даже yaki), овощами, картошкой, тунцом, яйцами. Как-то на треке пытались в шутку заказать yeti momos, но нам сказали, что это очень дорого и долго готовится. К момо подают один-два вкусных соуса, очень острых, настолько острых, что без пива их лучше не пробовать – можно угореть. Цена порции (9-10 штучек) колеблется от 90-100 рупий в недорогом ресторанчике Stupa в районе Будднат до бессовестных 450 рупий в лодже в Драгнаке (в горах). Можно есть как вилкой, так и руками. Очень сытная еда, но немножко пресновато тесто и не могут они додуматься мокнуть готовые момо в маслице или сметанки к нему принести.
 
Пока готовят еду, Виктор рассказывает о Лисаневиче.
 
Историческая справка (информация позаимствована из очерков Виктора Кленова, Владимира Каткевича, Николая Листопадова и Александра Левита):
 
Борис Николаевич Лисаневич. Одессит. Человек-легенда.
 
Журнал «Лайф» еще в 1955 году писал: «Лисаневич – вторая по счету достопримечательность Непала после Эвереста».
 
Борис стал героем книг Tiger for breakfast известного французского путешественника Мишеля Песселя, The mountains are young китайской писательницы Хан Сюин и My kind of Kathmandu английского художника Десмонда Дойга. Упоминается Лисаневич в отчетах всех гималайских экспедиций и в мемуарах самых выдающихся альпинистов планеты.
В Катманду имя Бориса ненамного уступает в святости именам Далай-ламы, короля и Джавахарлала Неру. И лишь на Родине об этом удивительном человеке известно совсем немногим.
 
Борис Лисаневич родился в Одессе на 4-й станции Большого Фонтана в семье одесского аристократа и конезаводчика, в родовой усадьбе, жалованной его прапрадедушке Григорию Ивановичу градоначальником Иосифом-Хосе Дерибасом за взятие крепости Хаджибей. Кстати, портрет прапрадедушки, к тому же героя войны 1812 года, отличившегося под Бородино, можно лицезреть в знаменитой военной галерее Зимнего дворца в Питере.
 
Борис в девятилетнем возрасте был отдан в известное своей жесткой дисциплиной Одесское кадетское училище, но начавшийся большевистский мятеж внес коррективы в предопределенную, казалось бы, карьеру дворянского отпрыска. Как впоследствии шутил Борис: «Всему в своей жизни я обязан Октябрьской революции».
 
Семья покинула Одессу и на лошадях добралась до Варшавы, но весть о взятии города белыми заставила их вернуться. Вскоре пропал отец, старший брат Георгий участвовал в кронштадтском мятеже и погиб при его подавлении, второй брат – Михаил – погиб, когда эсминец, на котором он служил офицером, наткнулся на немецкую мину. Сам Борис, пятнадцатилетний боец "Специального эскадрона по защите арьергарда", был ранен во время военного рейда где-то между Одессой и Туапсе.
 
Мария Александровна Лисаневич с двумя уцелевшими сыновьями, Александром и Борисом, вновь решила покинуть Одессу и попытаться перебраться в Румынию, но не успела – в Одессу вошли красные. Впоследствии Александру все же удалось бежать из города на рыбацкой шаланде, в разбушевавшемся море его подобрал корабль союзников. Он добрался до Стамбула, а потом – и до Франции (в 1928 году к нему присоединилась и Мария Александровна).
 
В голодной, хворающей тифом, постреволюционной Одессе жизнь медом не казалась. Чтобы как-то свести концы с концами, бывший кадет Борис Лисаневич вступает в студию балерины Гамсахурдия и уже через год вместе со знаменитым Сержем Лифарем танцует на подмостках Оперного театра в Одессе.
 
После пожара в Оперном в 1924 году Борис уезжает во Францию, где получает «паспорт Нансена» - документ беженца. Вначале работает на заводе «Рено», а потом заключает контракт с театром «Альгамбра». Борис Лисаневич проехал с гастролями 65 немецких городов, танцевал в "Романтическом русском театре" Бориса Романова, будущего балетмейстера нью-йоркской "Метрополитен-опера". На просмотре в театре Сары Бернар Борис сделал двойной пируэт (впервые в своей карьере) и был принят в знаменитую труппу Сергея Дягилева Ballet Russe. Танцует на лучших сценах мира. Лондон, Париж, Рим, Монте-Карло, Америка... В дягилевской труппе Борис протанцевал пять лет. В друзьях у него живописцы Андре Дерен и Анри Матисс, композитор Игорь Стравинский, солист балета, уроженец Киева Серж Лифарь. Рядом с ним в авантюрно-гениальных дягелевских «Русских сезонах» блистают Анна Павлова и Федор Шаляпин.
 
После смерти Дягилева в 1929 году Лисаневич несколько месяцев поработал уличным фотографом, затем неплохо подзаработал на спекуляции икрой, но тут же спустил все деньги в казино Монте-Карло. Коммерсанта из него не вышло, и он возвратился на сцену, став участником антрепризной балетной труппы. Борис сотрудничает с «Опера Монте-Карло». Следуют гастроли по Европе и Латинской Америке – в Бразилии и Аргентине. Довелось Борису выступать и в знаменитом театре Ла Скала. Посреди декораций, созданных самим Бенуа, Борис блистал в балете Респиги «Балкис, царица Савская». Борис танцевал с Верой Немчиновой, Тилли Лош и Дианой Мэннерс.
 
Однажды перед очередными гастролями, уже имея на руках аргентинскую визу и билет на пароход до Буэнос-Айреса, Лисаневич «на минуточку» заходит в ресторан в Монте-Карло, проститься с друзьями из шаляпинской труппы. Здесь он знакомится с солисткой шаляпинского кордебалета Кирой Щербачевой, рвет билет и вместе с новой возлюбленной, скоро ставшей его женой, уезжает на гастроли в Индокитай с наскоро собранной собственной труппой. В 1933 году труппа с успехом исполняет поставленные Борисом номера в концертном зале знаменитой гостиницы «Тадж-Махал» (шесть месяцев аншлага!), вслед за Индией Лисаневич покорил Бирму, Китай, Бали, Яву, Вьетнам и Цейлон.
 
В перерывах между гастролями Борис охотится на леопардов, буффало и носорогов. «Я был очарован Востоком, – писал он. – Не мог поверить, что чувство гармонии и красоты, которое я испытывал только на сцене, могло существовать в реальном мире». Индия очаровывает Лисаневича.
 
Индия манила его также и перспективой получения британского паспорта. Он обзаводится влиятельными друзьями и покровителями и с их помощью, в том числе и финансовой, в 1936 году открывает в Калькутте (в то время столице Британской Индии) аристократический ресторан «Клуб-300». В отличие от существовавших клубов, клуб Бориса был открыт не только для британских сановников, дипломатов, промышленников и купцов, но и для раджей индийских княжеств, а также для женщин. Из Ниццы в клуб прибыл знаменитый шеф-повар Владимир Халецкий, бывший русский офицер, прославивший ресторан блюдами Бориса - борщ, паштет из рябчика, бефстроганов и Bombe a la Boris. Очень скоро «Клуб-300» становится самым популярным клубом не только в Калькутте, но и во всей Индии. Элитная публика со всех концов мира устремилась в Калькутту, чтобы не краснеть, услышав: "Как, вы еще не были в «Клубе-300»?!
 
Во время Второй мировой войны клуб стал местом встречи американских и английских летчиков, летавших через "Горбушку", как тогда называли Гималаи, в Китай. Скоро ресторан становится излюбленным местом британского и американского офицерского корпуса, местом, где за шедеврами русской кухни генералитет антигитлеровской коалиции решает важные вопросы. Неожиданно для советского командования именно отсюда, из разудалого ресторанчика в далекой Калькутты, в Москву поступает стратегическая информация, которая помогла предотвратить вторжение немцев в Иран и Афганистан и поломала планы Гитлера на воссоединение с японскими войсками.
 
Борис обрастает невероятным кругом знакомств. Его считают русским, английским, американским, индийским шпионом, крупным международным агентом, двойным, тройным, перекрестным, каким угодно. Он охотится на слонов, играет в поло, кутит в лучших ресторанах вместе с королями и принцами, ярчайшими кинозвездами, знаменитыми путешественниками и просто проходимцами.
 
После окончания войны и обретения Индией независимости Борис остался жить в Калькутте. Пытался организовать экспортно-импортную фирму, создавал авиакомпанию. Чувство юмора не покидало Лисаневича никогда. В 1947 Борис организовал «Первую научную экспедицию по изучению звезд (в Голливуде)», рассчитанную на 3 месяца. Кроме него в экспедиции участвовали трое сказочно богатых махараджей. Фонд экспедиции составлял 70 тысяч долларов. Основные расходы пришлись на статью «Букеты» и уже через 2 месяца экспедиция вынуждена была свернуть свою «работу».
 
Не выдержав темпа жизни Бориса, Кира, супруга, остается в Нью-Йорке, где открывает балетную школу. А Лисаневич через год женится во второй раз – на белокурой, голубоглазой красавице-датчанке Ингер Пфейфер, которая моложе его на двадцать лет.
 
Через три года жизнь Лисаневича вновь вошла в крутой поворот. Еще в 1944 году его представили королю Непала Трибхувану Бир Бикраму Шах Деву. Король находился под домашним арестом. Непалом уже добрую сотню лет правят махараджи (наследные премьер-министры) из клана Рану, держащие королей из династии Шах, живых воплощений Вишну, фактически в заложниках. В 1951 году в стенах своего клуба Борис организует тайные переговоры Трибхувана с Джавахарлалом Неру. При поддержке Индии Борис организует возвращение к власти в Непале королевской династии.
 
В 1952 году по приглашению короля вместе с Ингер и сыновьями Сашей и Мишей Борис впервые прибывает в Непал и навсегда влюбляется в эту страну. В страну, где не знали керосина, электричества, автомобильных дорог и унитазов. Несколько автомобилей, имевшихся в Катманду, были доставлены из Индии через перевалы горными тропами носильщиками-кули в буквальном смысле на руках. Приобщая возвращенного на престол короля к цивилизации, Лисаневич учит непальцев выращивать морковь, свеклу, шпинат, капусту и клубнику, разводить породистых свиней. Самый вкусный в Катманду хлеб пекут в его пекарне. Первые 30 чугунных ванн прибывают в Непал самолетом по заказу Бориса.
 
«За долиной Катманду я открыл Азию Киплинга, смесь Китая и Индии, оправленную в пейзаж, перед которым меркнет Швейцария, - вспоминал Борис. – Экзотика и красота этой страны навсегда покорили мое сердце».
 
Он не уставал удивляться Непалу. В первую же ночь, прогуливаясь по уснувшему Катманду, Борис увидел леопарда, перемахнувшего через забор. Страна величественных горных вершин, тысяч буддистских и индуистских святынь, неимоверно богатая флорой и фауной, насыщенная экзотикой под завязку. И при этом веками наглухо закрытая для внешнего мира.
 
И Лисаневич открыл Непал миру после долгих лет самоизоляции. Борис убедил своего друга короля, что туризм поможет Непалу преодолеть вековую отсталость и нищету, существенно пополнит государственный бюджет, да и королевский тоже.
 
Для привлечения туристов Борис открывает «Королевский отель» (с единственным в Непале камином) прямо в одном из крыльев роскошного дворца генерала Бахадур Рана, сам поселяется на крыше, где все звезды его (увы, но сейчас в этом здании расположена Центральная избирательная комиссия). В разное время на крыше побывали король Испании Хуан Карлос, Агата Кристи, Франсуаза Саган, Жан-Поль Бельмондо. Кстати, с начинающим еще актером Бельмондо Лисаневич снялся в фильме «Человек из Гонконга», где играет самого себя, правда фамилия персонажа – Пржевальский.
 
Гостил у Лисаневича и нарком Ворошилов. Климент Ефремович настойчиво приглашал Бориса в Москву, но тот отшучивался. Отныне жизнь Бориса мертвым узлом связана с Катманду и Непалом.
 
Принимал в своем отеле Борис чету советских космонавтов-молодоженов Валентину Терешкову и Андриана Николаева, решивших провести несколько дней своего медового месяца в гостях у гостеприимного одессита. Борис устраивал обеды в честь Чжоу Эньлая и Джавахарлала Неру, наследного принца (позже императора) Японии Акихито и президента Пакистана Айюб Хана. Устраивал визит в Непал в 1961 году королевы Великобритании Елизаветы II и ее супруга принца Филиппа.
 
В церемонии в честь «Владычицы морей» участвовали четыреста ярко украшенных слонов, выстроенных в две шеренги вдоль пути, по которому следовала королева со свитой. После произнесения тоста в честь королевы Борис, бывший кадет русской армии, лихо разбил фужер о паркет. Его примеру с энтузиазмом последовали другие гости. В итоге Лисаневич лишился огромного запаса своего хрусталя. А ошеломленная Елизавета II называла Бориса не иначе, как «мой самый лучший русско-британский подданный». Забавно, что еще одна великая англичанка, Агата Кристи, именовала Бориса не иначе, как самым великим авантюристом ХХ века.
 
А чего стоят организованные Лисаневичем ралли на джипах по маршруту Лондон-Катманду! Или же съемки фильмов об охоте на тигров и ловле и приручении диких слонов.
 
Пытался как-то Борис организовать в Непале легальное производство спиртного, правда, не удачно. Организация сети отелей «Як и Йети» также принесла Борису одни проблемы. Зато сеть баров «Борис» существует и поныне, здесь можно отведать пельмешек а-ля Борис, украинского борща и прочих вкусностей, закусив ими настоящую русскую водочку.
 
Из «Королевского отеля» стартовали к вершинам многие альпинистские экспедиции, начиная с Эдмунда Хиллари и Тенцинга Норгея, покоривших первыми Эверест. Именно здесь, поразившись интересу первых туристических групп, король повелел выдавать всем желающим непальские визы без проволочек сразу по въезду в страну. В 60-е Катманду становится альпинистской столицей мира, а внутренним святилищем альпинизма в Непале - бар Yak and Yeti в Royal Hotel, где начинаются и заканчиваются все экспедиции. В шкатулке Бориса хранились камни, принесенные его друзьями-альпинистами почти со всех вершин Непала. Лисаневич принимает деятельное участие в подготовке экспедиций, чем может помогает горовосходителям, часто даже в ущерб себе.
 
Любопытно, что со шкатулкой на рояле в его квартире на крыше отеля соседствовали золотой Будда из Тибета, фотографии Елизаветы II и короля Махендры с их автографами, а также хранилась громадная коллекция грампластинок - от музыки Стравинского до украинских народных танцев.
 
После смерти короля Трибхувана, его друга и покровителя, Лисаневич недолго сидит под арестом по сфабрикованному обвинению. Новый король Махендра, старший сын Трибхувана, вызывает арестанта к себе и интересуется, почему тот до сих пор в тюрьме. На вопрос «а шо делать» (представляется с характерным одесским акцентом), король предлагает Лисаневичу принести извинения. «Ну, извини, мой король», – произносит Борис и его тут же освобождают из-под стражи. Кстати, организация церемонии коронации нового короля поручается никому иному, как Лисаневичу.
 
Долгое время ни одно крупное мероприятие в Катманду не обходилось без участия энергичного одессита. Подверженный горной романтике президент Всемирного банка Роберт Макнамара предоставляет Лисаневичу баснословно выгодный кредит для постройки отеля Yak and Yeti. В результате интриг недобросовестного партнера по бизнесу, а может, и благодаря собственному хлебосольству Лисаневич разоряется и умирает в больнице для бедных в 1985 году. Он похоронен на кладбище британского посольства рядом с матерью, Марией Александровной.
 
Как-то на вопрос французского этнографа: «Что для Вас представляет ценность?», Лисаневич ответил: «В общем-то, жизнь – это игра. Имеет значение только одно – сколько людей ты сделал счастливыми».
 
Фантастическая фигура. Трудно даже себе представить.
 
Славно поужинав у Helen’ы, отправляемся на закупку недостающего снаряжения и провианта. Процесс весьма долгий и увлекательный, равно как и утомительный. В результате, докупив необходимые трековые палки, пуховки, флиски, балаклавы (тут они называются monkey-cap), очки, водку, орешки, чай, шоколадки, таблетки Obana, еще чего-то, идем перекусить в еще одно легендарное местечко – индийский ресторанчик «Третий глаз». Ввиду позднего времени ресторан уже закрывается и никого не пускают, но для нас делают исключение.
 
 
Хм… А действительно уже поздно. Завтра вставать очень рано, чтобы успеть на первый самолет до Луклы. Провожаю девчонок до гостиницы, сам возвращаюсь в «Третий глаз», по пути болтая с прицепившимся еще днем велорикшей. Тип обещает гашиш, девочек, все, что душе угодно. А душе угодно, чтобы он свалил куда-нибудь. Wolf of Tambow is your friend, understand? Еле отцепился от него.
 
После «Третьего глаза» идем в «Моршинский», все разбредаются по номерам, а мы с Ялтинским по инерции продолжаем прямо в холе отеля, уничтожая мой запас бальзама на карпатских травах. На запах, не иначе, вниз спускается Гуталин. Бальзам разбавляем 7UP’ом, бессовестно выковыривая бутылочки из холодильника в закрытом уже ресторанчике отеля. Кстати, так никто и не заметил недостачи.
 
В полвторого ночи приходит из номера заспанный Йогурт и говорит что-то с укоризной. Вчетвером быстро все заканчиваем и расходимся. Я еще спускался потом вниз искать флягу из-под бальзама, но не нашел. В холле царит темень, на диванах спят портье. Жгу-жгу спички – без толку. Прибарахлил кто-то фляжечку. Ну и ладно. Спешу в номер спать – завтра вставать в полшестого. Наконец-то этот безумно насыщенный день, продолжительностью почти двое суток, закончился…
 
Продолжение следует...


Комментировать статью
Автор*:
Текст*:
Доступно для ввода 800 символов
Проверка*:
 

также читайте

по теме

фототема (архивное фото)

© фото: Павел ПАЩЕНКО

Ташлыкская ГЭС

   
новости   |   архив   |   фототема   |   редакция   |   RSS

© 2005 - 2007 «ТЕМА»
Перепечатка материалов в полном и сокращенном виде - только с письменного разрешения.
Для интернет-изданий - без ограничений при обязательном условии: указание имени и адреса нашего ресурса (гиперссылка).

Код нашей кнопки: