ПОЧЕМУ РАСПАЛСЯ СССР? Часть 3

    Горбачёв. Дорога в Кремль.

На начало 1980-х приходится период массового обновления высших эшелонов советской элиты. Как уже говорилось ранее, вообще, брежневская кадровая политика практически отключила «социально-кадровый лифт» и превратила высший слой советских сановников в касту «неснимаемых». Однако против законов природы не попрёшь – и «патриархи» смертны. А с учётом того, что большинство их относилось к одному поколению, угрожающий возраст у них так же наступил примерно синхронно. С перерывом в несколько лет умерли Косыгин, Суслов, Брежнев, Пельше, Андреев, Устинов, Черненко и ряд других видных деятелей советской и партийной систем. Поколение 1921–26 гг. рождения уходило из власти и из жизни. Это было последнее поколение, пришедших в политику при жизни Сталина и, в целом, до конца сохранившее непоколебимую приверженность к идеалам и методам 1930-50-х годов. Не будем их славить. И уж тем более, не будем их хулить. Ушедшим – покой. Плохо ли, хорошо ли, но последние паладины сталинского СССР до конца стояли на своём посту, отстаивая (пардон за тавтологию) то, что они считали верным и правильным. Но кто пришёл на их место?

Новая формация советского руководства в целом, относилась к поколению, появившемуся на свет в 1927–33 годах. Как правило, эти люди не успели «встать в строй» в годы Великой Отечественной, а в политику они пришли не по сталинскому призыву, а на волне хрущёвских разоблачений. В известном смысле эту генерацию советских сановников можно назвать «первым непуганым» поколением политиков СССР. Они действительно были явно смелее и раскованней своих предшественников, и отход от идеологических догм и постулатов «марксизма в сталинской аранжировке» пугал их меньше. Не стоит сбрасывать со счетов и то, что в массе своей это новое поколение было попросту образованней уходящих патриархов. В целом, Горбачёв и его сверстники готовы были зайти в деле реформирования Советского Союза (разумеется, оставляя незыблемыми сами основы системы) куда дальше самых радикальных вольнодумцев из ЦК прежних лет. И именно это поколение начало выходить на первые роли в начале 1980-х.

Возвышение персонально Горбачёва было не то что бы предрешено безальтернативно, но определялось рядом обстоятельств, дававших юному Михаилу Сергеевичу довольно ощутимую фору уже на первых ступенях административной лестницы. Он начал свою политическую карьеру в Ставрополье, что было само по себе уже неплохо – урожайный регион был на хорошем счету у начальства, что бросало позитивный флер на всех выходцев из этого края. Помимо этого, Ставрополье регулярно выступало «трамплином» для взлёта на кремлёвские вершины. В 1939–44 г. первым секретарём ставропольского крайкома был Суслов, отвечавший в позднебрежневском ПБ ЦК за идеологическую сферу, в 1960–64 – Кулаков, ставший с 1964 секретарём ЦК по сельскому хозяйству… Короче говоря, М.С. Горбачёву, ставшему в 1966 персеком ставропольского горкома, а в 1970-м – крайкома КПСС, было к кому обратится за покровительством и помощью в высших сферах. Немаловажным также было то обстоятельство, что на территории Ставропольского края находятся популярные в те (да и не только те) годы курорты, объединённые в группу Кавказских минеральных вод – Ессентуки, Железноводск, Кисловодск, Пятигорск, Минеральные Воды. Это позволяло Горбачёву, участвуя в организации приёма высокопоставленных гостей, завязывать важные в карьерном плане знакомства. Так, уже с 1968 г. он поддерживал дружеские отношения с Андроповым. Можно сказать, что с начала 1970-х гг. Горбачёв уже достаточно высоко котировался среди партийных функционеров.

В 1978 г. начинается уже формальное встраивание Горбачёва в высшие эшелоны власти – он становится секретарём ЦК по сельскому хозяйству. В следующем году он становится кандидатом в члены Политбюро, а в 1980 г. становится полноправным членом ПБ ЦК КПСС, т. е. входит в сверхузкий круг людей, принимавших важнейшие политические решения, определявшие всю жизнь страны. Причём в этот круг он вошёл как член команды Андропова, который (по ряду свидетельств современников) прочил Горбачёва в свои преемники. В 1982–85 гг. Горбачёв в рамках андроповской команды курировал поиск новых моделей экономического развития и, видимо, именно сформулированные в этот период подходы и заложили фундамент стратегии Горбачёва на период после марта 1985 г.

    В начале были слова. Целых три.

В марте 1985 г. Горбачёв стал новым генсеком КПСС. Теперь у него была возможность осуществить те теоретические разработки, которые он столько времени готовил в тиши кабинетов. Но… несмотря на все теоретические изыскания и поиски 1982–85 годов, хотя бы предварительной ясности с формами и направлением реформирования экономики к 1985 г. так и не наступило, а столкновение мнений не только не привело к выработке единого курса, но напротив – продемонстрировало поляризацию взглядов. В целом на тот момент превалировали взгляды т. н. «управленцев», которые отметая слишком, на их взгляд, радикальные идеи «неокосыгинцев», делали ставку на простые, а главное – безусловно полезные решения – борьбу с бюрократией, ведомственностью, волокитой и т. п. Несколько утрируя, эту позицию можно характеризовать как «союз за всё хорошее против всего плохого» и в этом формате возражать против предлагаемых мер рука не поднималась. Человека, сомневающегося в необходимости борьбы с бюрократией, не поняли бы ни «верхи», ни «низы» советского общества. В идеологическом плане данная позиция опиралась на отсылки к «ленинскому наследию», «возрождению ленинских норма партийной жизни» и т. п. В результате основная цель преобразований 1985–86 гг. была сформулирована предельно общё: «ускорение социально-экономического развития». Инструментом такового ускорения должны были стать концентрация финансовых средств и материальных ресурсов на форсированном развитии приоритетных отраслей экономики (к ним были отнесены машиностроительный комплекс и наукоёмкие производства); оздоровление кадров и укрепление дисциплины.

Как видим, на этом этапе Горбачёв удивительно недалеко ушёл от  стратегии Андропова. Детально задачи первого этапа преобразований были сформулированы в марте-июне 1985 г., но их официальная «презентация» состоялась на апрельском (1985 г.) пленуме ЦК КПСС, где впервые прозвучали 3 базисных принципа новой политики: Ускорение, Гласность, Перестройка. При этом конкретное наполнение каждого лозунга было достаточно чётким, а главное – довольно узким. Сверхрасширительные толкования этих терминов, вошедшие в общественное сознание существенно позднее, на тот момент хождения ещё не имели. Итак, что, собственно, подразумевалось под указанными принципами? Ускорение (сам термин, кстати, впервые был введён в оборот ещё в 1982 г. Андроповым) подразумевало интенсификацию темпов развития машиностроения, которое, используя инструментарий НТР, должно было увеличить производство в 1,5–2 раза. Перестройка означала изменение стиля работы и более широкое выдвижение на руководящие посты (в первую очередь – в партийной иерархии) новых, молодых кадров. Наконец, Гласность на тот момент трактовалась как ещё один канал связи с массами для учёта мнения общественности по тем или иным вопросам. И не более того. Помимо этого, на Апрельском пленуме обсуждался ещё ряд вопросов (о расширении хозрасчёта, создании всесоюзного Агропрома, развитии производства товаров широкого потребления, и т. п.), но эти сюжеты имели явно второстепенное по отношению к 3 принципам, значение. В целом, на этом этапе господствовал технократический подход, а экономический аспект решения поставленных задач рассматривался лишь в самых общих формах. В определённой степени это объяснялось имевшимися в распоряжении Горбачёва кадрами. Большинство советской управленческой элиты инструментарием рыночной экономики не владело и значения его не понимало.

    Веселие Руси есть пити?

Одним из первых крупномасштабных мероприятий нового лидера стала антиалкогольная компания 1985–88 гг. Судя по всему, это было сознательное политическое решение – ради победы над всё обострявшейся социальной болезнью, горбачёвская команда решила пожертвовать частью поступлений в бюджет, рассчитывая вернуть потери сторицей за счёт экономии потерь от «пьяных» ошибок. Традиционно организацию антиалкогольной компании ругают за упор на административные меры, но, собственно, а какие ещё эффективные средства были в распоряжении борцов с «зелёным змием»? Пропаганда трезвого образа жизни и без того велась на пределе возможностей пропагандистской машины СССР. Другое дело, – как мы уже выяснили раньше – что сама эта машина не отличалась особой эффективностью. В то же время нельзя не признать, что конкретный набор административных мероприятий был недостаточно продуман. Закрытие винных заводов и магазинов, вырубка виноградников, свёртывание производства сухих вин и пива создали базу для стремительного роста самогоноварения. Это, в свою очередь, привело переходу сахара в категорию «дефицита» и очень скоро вернулось обратно в экономику в виде дефицита уже кондитерских изделий.

Что касается экономической отдачи реформы, то тут весьма трудно что либо утверждать категорически. Действительно, резко на спад пошли травматизм, смертность, хулиганство и даже разводы по причине пьянства. Но, с другой стороны, возросло количество отравлений (в т. ч. и с летальным исходом) вследствие использования различных суррогатов водки,  и количество преступлений, связанных с производством и оборотом оных суррогатов. Ряд авторов считают, что рост наркомании в последние годы СССР был связан как с притоком пристрастившихся к дурману в Афганистане «воинов-интернационалистов», так и с антиалкогольной компанией, лишившей значительную часть населения привычного антидепрессанта. Что касается прямых потерь бюджета, то, опять-таки по разным источникам, оценки колеблются от 37 до 200 млрд. руб. Начиная с 1989 г. компания де-факто была свёрнута. В целом, учитывая как финансовые потери, так и озлобление части общества, следует признать, что попытка ввести «мягкий сухой закон» закончилась фиаско.

    В начале славных дел.

Традиционным для советского стиля управления был институциональный подход. Если перед страной встаёт новая проблема – значит надо создать новый госорган, предназначенный для решения этой проблемы. Соответственно, практическое воплощение курса на форсированную НТР требовало создание новой структуры. Уже в 1985 г. был создан Госагропром СССР, призванный кардинально интенсифицировать (за счёт внедрения передовых приёмов агротехники и снижения потерь от ведомственной разобщённости) сельское хозяйство. Однако главное достоинство нового государственного комитета стало и его главным изъяном. Пытаясь сломать ведомственные перегородки, в рамках Госапропрома объединили 5 министерств и ещё один госком. В результате получился огромный, малоуправляемый административный монстр, который уже в 1989 г. пришлось ликвидировать.

В 1986 г. организационные новации были распространены на область тяжпрома и информационных технологий – были созданы Бюро Совмина СССР по машиностроению и Государственный комитет по вычислительной технике и информатике.

Наконец, в 1987 г. Горбачёв начал эксперимент с ещё одним многообещающим проектом – Госприёмкой. Постоянным бичом советской экономики вообще, и производством товаров широкого потребления было весьма низкое качество. Формально, за качеством продукции должны были следить заводские отделы технического контроля (ОТК), но это были именно ЗАВОДСКИЕ отделы. Т.е. их руководство находилось в прямом административном подчинении дирекции завода, каковая дирекция была заинтересована в выполнении плана по валу, а не в браковании продукции партиями. Разумеется, теоретически особо принципиальный начальник ОТК мог «встать на дыбы» и, потрясая ГОСТом, отправить в брак всю «некондицию». Однако на практике все понимали, что у дирекции всегда найдётся методы угомонить строптивого сотрудника. Начальника ОТК можно было отпустить в отпуск летом, а можно – в феврале, можно внести в список «особо отличившихся» на получение годовой премии, а можно позабыть, его можно продвинуть в очереди на получение заводской квартиры, а можно наоборот, найти повод задвинуть в самый конец… Короче, заводские ОТК были очень слабой препоной на пути бракованной продукции к прилавку. Не случайно уже в 1930-е гг. в СССР сложился институт военприёмки, согласно которому оборонная продукция оплачивалась только после того, как представитель военного ведомства подтверждал соответствие каждой единицы продукции требованиям. По сути, госприёмка была попыткой отмасштабировать институт военприёмки на всё промышленность an mass. Сам по себе замысел был неплох, однако он подразумевал создание тысяч контрольных отделов на местах, обеспечение их соответствующей контрольно-измерительной аппаратурой, обучение персонала, и ворох тому подобных организационных мер, осуществить которые в течение 2–3 лет было невозможно. А потом социальная, экономическая и политическая ситуация в стране сделали все работы в этом направлении несколько неактуальными.

  «Я планов наших люблю громадьё…»

Синхронно с вышеописанными нововведениями в области госаппарата проводилась попытка резко интенсифицировать социальную политику. Правительство заявило о своём стремлении срочно решить наиболее острые проблемы в сфере образования и здравоохранения, социального обеспечения и материального стимулирования, а так же разрубить «гордиев узел» жилищной проблемы. Вообще говоря, этот сплошной поток обещаний разрешить давние, уже навязшие на зубах, проблемы (причём – все и сразу) имел несколько последствий. В ближнесрочной перспективе он вызвал некую «революцию ожиданий», атмосферу общественной ажиотации и даже, некую социальную эйфорию. Общественность была приятно удивлена и обрадована уже самим фактом того, что бесконечно-заунывная песнь «в Багдаде всё спокойно, спите спокойно добрые жители Багдада» наконец сменилась признанием того, что проблемы таки есть, и их таки надо решать. Горбачёвское руководство моментально получило грандиозный кредит доверия, который мог стать мощной демпфирующей подушкой, обеспечивающей социальный консенсус при проведении непопулярных реформ. Эта общественная эйфория объяснялась не в последнюю очередь запущенностью ситуации в рассматриваемой области. Социальная сфера находилась в столь бедственном положении, что вопрос о её комплексной модернизации уже не столько назрел, сколько изрядно перезрел. К сожалению, как будет показано ниже, Горбачёв ухитрился «профукать» полученный кредит общественного доверия, и к 1989–90 гг. на первый план вышел второй, ранее скрытый, план последствий водопада обещаний 1985–86 гг. Подписанные ранее векселя оказалось нечем покрыть, и в ситуации кризиса 1989–91 гг. союзное руководство оказалось уже в условиях дефицита общественного доверия. Равно популистские заявления и декларации Горбачёва и Ельцина воспринимались общественностью по-разному именно потому, что Горбачёв выступал в амплуа «единожды солгавшего».

Но вернёмся в 1985 г. В этом и следующем году был принят целый ряд законов и подзаконных актов, поднимавших пенсии и вводивших те или иные льготы для различных групп населения, а так же повышающих зарплаты, меняющие тарифные сетки или иным способом повышающие заинтересованность в конечном результате определённым категориям рабочих. В ряде публичных заявлений Горбачёв обещал резко ускорить строительство школ, детских садов, больниц и поликлиник. В сентябре 1985 г. была принята Комплексная программа развития производства товаров народного потребления и сферы услуг (КПТУ) на 1986–2000 годы. Согласно ей объём непродовольственных товаров должен был возрасти к 2000 г. в 1,9 раз (по сравнению с 1986), а объём платных услуг – в 2,3 раза. Характерно, что в этой программе уже довольно большое внимание уделялось интенсификации сферы услуг, к которой относились бытовые, транспортные, услуги связи, жилищно-коммунальных, детских учреждений, услуги, предоставляемые учреждениями культуры, туризма и спорта, курортными и некоторыми лечебными учреждениями, услуги юридических консультаций и нотариальных контор, органов Госстраха и сберкасс, услуги, оказываемые предприятиями и организациями потребительской кооперации, совхозами и колхозами. С учётом того, что одним из важнейших аспектов постиндустриального общества является превалирование сферы услуг над индустриальной сферой, данное положение КПТУ можно рассматривать как важный шаг по дополнению сугубо технократической концепции НТР неким социально-экономическим блоком. К сожалению, в этом, как и во многих других, сюжетах рассматриваемого периода, горбачёвское руководство удивительно напоминало истеблишмент царской России в 1905 г. Практически все новации укладывались в формулу «слишком мало и слишком поздно». Возможно, КПТУ дала существенный эффект, будучи принятой в 1975–1980 годы, но 1985 г. – стало таким «поздно», которое мало отличалось от «никогда».

    Первые шаги на внешнеполитической арене.

Взаимоотношения со странами социалистического лагеря на этом этапе не претерпели заметных изменений. В частности, в 1985 г. был в очередной раз продлён Варшавский договор. Однако к этому моменту стало ясно, что холодную войну СССР проиграл. Собственно, Стратегическая оборонная инициатива, провозглашённая Рейганом в 1983 г. была не столько переломным моментом, сколько эффектным завершающим аккордом этого конфликта. Как уже было показано выше, на рубеже 1970-80-х годов СССР потерпел сразу несколько тяжёлых поражений на различных дипломатических и политико-экономических фронтах. Поэтому «звёздные войны» в холодной войне выполнили примерно ту же функцию, что и атомная бомбардировка Хиросимы в войне на Тихом океане. В этой ситуации Горбачёв принял единственно возможное (по финансовым соображениям) решение – не ввязываться в очередной виток гонки вооружений. Хотя в прессе и муссировались рассуждения об «ассиметричном» (читай – дешёвом) ответе, который, якобы, сведёт эффективность американской ПРО космического базирования к нулю, было очевидно, что советская экономика не выдержит уже никакого – ни симметричного, ни ассиметричного противостояния ещё и на космическом ТВД. Соответственно, на первый план вышли новые идеологические установки, сведённые в концепцию «нового политического мышления», «общечеловеческих ценностей» и тому подобных конструктов, призванных придать стратегическому отступлению на внешнеполитической арене благопристойный вид.

   Короля играет свита.

Нельзя не признать, что Горбачев как личность обладал определённой харизмой, а уж на фоне своих предшественников выглядел истинным «титаном духа». Молодой лидер, говорящий «без бумажки» – и говорящий вещи, который ещё совсем недавно проходили по статье «диссидентские разговорчики», не сидел сиднем в Кремле, общаясь с населением на местах, не требовал славословий в свой адрес, а начинавших оные славопения – одёргивал… Можно сказать, что 1985–86 гг. стали своеобразным «медовым месяцем» Горбачёва и СССР. Вкупе с описанным выше кредитом доверия, личная популярность нового генсека гарантировала устойчивость власти новой команды. Используя благоприятную ситуацию, горбачёвцы начали планомерную зачистку политического поля. Стройными рядами в отставку двинулись брежневские выдвиженцы: Алиев, Гришин, Кунаев, Романов, и др. На смену им выдвигалась новая волна партийных и государственных деятелей, принадлежащих к стану сторонников Горбачёва – Рыжков, Шеварнадзе, Лигачёв, Ельцин и пр. К началу 1987 г. было заменено 70% членов Политбюро, 60% первых секретарей обкомов и крайкомов, 40% членов ЦК из числа назначенных при Брежневе. Из 115 членов Совмина СССР, назначенных до 1985 г., к 1986 г. осталось 77, к 1988 — только 22, до 1989 дотянули лишь 10. Одновременно зачистка шла и на низовом уровне. Скажем, Ельцин столь же деятельно избавлялся от «гришинского наследства» в Москве.

   «Не шутите с терминами, Антон!»© 

Период становления собственно идеологии Перестройки в привычном нам смысле пришлась на апрель 1985 – март 1986 годов и была окончательно сформулирована на XXVII съезде КПСС. Именно на съезде произошло наполнение старых лозунгов новым смыслом. Хотя формально термин «перестройка» относился всё ещё к сфере работы с партийными кадрами, де-факто его всё чаще стали применять к значительно более широкому кругу проблем. Образно говоря, «перестройка» стала Перестройкой. Так, уже в апреле 1986 г. Горбачёв впервые заговорил о «коренной перестройке всех сфер жизни общества». Постепенно Перестройка стала своеобразным брендом всего политического курса, проводимого руководством СССР с 1985 г. С лета 1986 г. начинаются первые упоминания о неком «противодействии Перестройке», причём на том этапе основную дихотомию составляли некие абстрактные «консервативные управленцы» и столь же обобщённые «новаторы». В прессе начинали постоянно муссировать мысль о том, что реформы идут недостаточно быстро, а главная причина такой неторопливости – политическая инертность основной массы населения и привычка управленческих структур к директивному стилю управления. Горбачёв в своих выступлениях всё чаще расточал политические комплименты интеллигенции и молодёжи, явно пытаясь завоевать авторитет у наиболее политизированной части населения.

Таким образом, постепенно, исподволь, демократизация общества из одной (и далеко не первостепенной) из целей широкомасштабной реформы трансформировалась в обязательную предпосылку вообще всяких преобразований. Разумеется, Горбачев был далёк от идеи формирования «советских хунвейбинов», но реалии были таковы, что для прорыва пассивного сопротивления бюрократического слоя управленцев, сложившегося в 1960-80-е годы, генсеку действительно потребовался широкий слой «прорабов перестройки», сформировать который было возможно только путём демократизации и, можно сказать, принудительной политизации общества. Начав с необходимости новой кадровой политики, Горбачёв вскоре перенёс основной упор выступлений на стремление «оживить Советы», расширить права общественных организаций (в первую очередь — комсомола и профсоюзов), и высвободить и тех, и других, из-под излишней опёки со стороны партийных и государственных органов.

Естественным продолжением этой политики стало содержательное переосмысление термина «гласность». Теперь под ней подразумевали не только (да и не столько) средство формирования общественного мнения, но, в первую очередь – базисный инструмент демократизации. Гласность, включавшая в себя как отмену идеологической зашоренности, так и готовность (и, что немаловажно – способность) к обсуждению кардинальных проблем страны, должна была обеспечить выход за пределы пространства идеологических догматов 1970-х годов и придать дополнительный импульс ускорения Перестройке сразу во всех аспектах. Вся эта идеологическая конструкция была весьма изящна и (по крайней мере, на бумаге) убедительна, но требовала конкретного воплощения в жизнь. И главным инструментом осуществления всех этих прожектов могла стать только СМИ, или, в условиях позднего СССР – преимущественно, пресса. Незамедлительно началась организационная подготовка наступления на новом направлении: существенному обновлению подверглись редакции «Известий», «Огонька», «Московских новостей», «Комсомольской правды» и других органов печати, ставших наиболее известными рупорами новых веяний в 1987–1991 годах. Персональное руководство за контроль над СМИ был возложен на секретаря отдела пропаганды ЦК КПСС Яковлева. Именно он подбирал кадры, лоббировал их назначение, проводил инструктаж и задавал общий вектор информационной политики.

Сравнительно скоро этот курс стал приносить свои первые плоды. Получив наглядный пример либерализации режима (возвращение Сахарова из ссылки в Горький в 1986 г.), интеллигенция начала со всё большим вкусом лезть в различные квазиполитические области. С выходом на экраны кинофильма Абуладзе «Покаяние» весьма популярными стали дебаты о плюсах и минусах сталинской политики. Вообще, на страницах периодической прессы началось весьма жаркое обсуждение экономических и исторических вопросов. Однако мост от вопросов экономических и «дел минувших дней» к проблемам насущной политики пока (пока!) как правило, не переходился.

    Экономика должна быть… какой?

Определённые подвижки намечались и в области экономической политики. Произошедшая в 1986 г. катастрофа на Чернобыльской АЭС легла ещё одним бременем на спину и без того изнемогавшей экономики Советского Союза. Тем не менее, горбачёвская команда продолжала поддерживать курс на методичное, неспешное (возможно, даже излишне неспешное) внедрение в экономическую сферу решений и рецептов косыгинской школы. В августе 1986 г. при местных советах было разрешено создавать кооперативы по сбору и переработке утильсырья; 20 министерств получили право самостоятельно выходить на внешний рынок; в ноябре был принят закон «Об индивидуальной трудовой деятельности», который разрешал частное предпринимательство и создание кооперативов в сфере услуг и производства некоторых видов товаров. В январе 1987 г. было разрешено (и стало интенсивно пропагандироваться) создание совместных предприятий, которые рассматривались как новое издание ленинско-нэповской идеи концессий. Предполагалось, что западные партнёры, привлечённые относительно квалифицированной и сравнительно дешевой рабочей силой, привнесут в советской промышленность свои передовые технологии, что поспособствует сокращению технологического отставания от Запада. Однако тогда же – во второй половине 1986 г. – окончательно размежевались два стратегических подхода к самой концепции преобразований экономики.

«Технократы», исходившие из потребностей экономики и возможностей техники, считали, что магистральным направлением реформ должно стать переформатирование плановой экономики для функционирования в условиях НТР и легализации (хотя бы частичной) рыночных отношений. Для этого следовало перейти от планирования в натуральном исчислении к планированию стоимостных показателей. Таким образом, государственное регулирование должно было быть переведено на рельсы товарно-денежных отношений. А с учётом того, что «технократы» не видели крамолы в существовании довольно развитого частного сектора экономики – подразумевалось, что означенное регулирование будет охватывать не всю экономику СССР (что для патриархов ЦК само по себе звучало как контрреволюция). С другой стороны, обязательным условием успеха реформ в области экономики, «технократы» видели сохранение незыблемой политической системы, каковая система должна была гарантировать политическую стабильность и социальный мир в явно болезненный период адаптации общества к новым условиям существования. В целом, этот подход в наибольшей степени соответствовал т. н. «китайскому пути», о котором так любят рассуждать нынешние «левые».

«Политики», оппонировавшие «технократам», считали, что суть проблемы лежит в политической системе, блокирующей всякие попытки существенных, а не косметических реформ, уже на аппаратном уровне. Поэтому во главу угла эта группа ставила форсированную демократизацию, идущую синхронно с экономическим реформированием, или даже опережая преобразования в области экономики. Первоочередными шагами «политики» считали реформу внутрипартийной жизни, сокращение влияния КПСС на государственное управление, реанимацию власти советов (которые к этому времени окончательно превратились в политическую бутафорию), развитие Гласности и установление реально действующих гражданских свобод. Обобщая, можно сказать, что основные установки «политиков» были весьма близки левым (в духе Роя Медведева) правозащитникам и диссидентам 1970-х годов.

Осенью 1986 г. стало очевидно, что пора дебатов в академическом плане прошла, и надо уже выбирать конкретную стратегию, которая будет воплощена в жизнь на практике. Хотя формально было принято решение о подготовке сразу двух пленумов ЦК – по экономической реформе и по кадровой политике в КПСС, накал дискуссий шёл по нарастающей. В конце концов, верх одержали «политики», добившиеся переноса «экономического» пленума на полгода (изначально он планировался на декабрь 1986 г.), а начала собственно кардинальных преобразований в экономической сфере – фактически, на год. Автор этих строк считает, что приоритетное решение политических проблем стала одной из стратегических (и, к сожалению, трудноисправимых в дальнейшем) ошибок Горбачёва. Однако, в то же время, приходится признать, что этот исход был если не предопределён безусловно, то явно имел с самого начала много больше шансов. Во-первых, большинство советского истеблишмента чувствовало себя в области политических задач и решений куда свободней, нежели в сфере финансов и промышленности. Во-вторых (что напрямую вытекало из первого резона) политический вес у «технократов» в среднем был много меньше, чем у их оппонентов. Поэтому дискуссия между «технократами» и «политиками», как правило, протекала в форме дебатов между полковником и генералом. И наконец, приходится признать, что на тот момент большинство «технократов» и сами имели весьма приблизительное представление о конкретных нюансах и подробностях экономических преобразований, поэтому их позиция выглядела объективно слабее.

    Что мы имеем с гуся, помимо шкварок?

Итак, подведём итог первого, раннего периода Перестройки. 1986 г. стал рубежным в том плане, что страна начала испытывать явные экономические трудности. Их причины можно разделить на 2 группы. Во-первых, СССР действительно столкнулась с объективными проблемами, в первую очередь – с неблагоприятной внешнеторговой конъюнктурой. Снижение цен на нефть привело к тому, что за 2 года внешнеторговые обороты упали на 14 млрд. руб., что составляло на тот момент около 10% всего внешнеторгового оборота. Потеря была не катастрофична, но весьма ощутима. Чернобыль «стоил» СССР 8 млрд. руб, или 1,5% национального дохода. Во-вторых, начали сказываться результаты недостаточно продуманных новаций горбачёвской команды. Повышение расходов на машиностроение, снижение зарубежных закупок товаров широкого потребления, повышения зарплат и пенсий, отказ от «пьяных доходов» в ходе антиалкогольной компании – всё это дестабилизировало бюджет, а значит, вело к общему ухудшению экономической ситуации в стране. Принятие стратегического решения об опережающем (по отношению к экономическим преобразованиям) темпе политической реформы означало, что заведомо дестабилизирующие политическую стабильность в стране процессы будут проходить на фоне ухудшающегося экономического положения. Да, на 1986 г. у Горбачёва был изрядный запас популярности, и этот кредит доверия теоретически мог позволить «проскочить» через период политических потрясений, накладывающихся на экономический раздрай. Но следовало учитывать, что всякий кредит придётся рано или поздно отдавать, а кредиты доверия имеют обыкновение исчерпываться весьма быстро. «Медовый месяц» Перестройки завершался, страна вступала в этап собственно кардинальных реформ…

"Актуальная история"