За год обанкротились 40 банков, вкладчики бегут. Банковская система на грани коллапса? 
— Справедливости ради скажем, что не все банки обанкротились. Некоторые закрылись по требованиям финмониторинга. Это в основном мелкие банки, у которых на балансе зачастую были заметны такие особенности, как огромный объём денежных средств в кассе. 
Что касается собственно проблемных банков, то ещё не все решения приняты. По количеству банкротств ситуация, безусловно, намного серьёзнее, чем в 2009 году. Но, по сути, тогда многим банкам не дали обанкротиться. Посмотрите на банк "Надра" (на днях в финучреждение Дмитрия Фирташа введена временная администрация. — Фокус) — он из анабиоза с тех пор не выходил.

Также большая проблема — кредитование связанных лиц банками, входящими в различные финансово-промышленные группы. Неправильно оцениваются риски в других бизнесах, а потом они перекладываются на банк.

Есть и объективные внешние причины. На банковской системе сильно отразились оккупация Крыма и Донбасса, девальвация гривны с последующим ухудшением дисциплины заёмщиков и доначислением резервов.

Но у меня нет сомнений в том, что банковская система выдержит. На рынке останутся лучшие, сильнейшие. 180 банков — это чрезмерное количество, их просто станет намного меньше.

Запоздалая реакция на проблемы банков — это проблема надзора НБУ? 
— НБУ в последнее время стал оперативнее реагировать на проблемные банки. Но потенциал работы всё равно огромен — на рынке есть несколько крупных "ходячих мертвецов", решения по которым ещё не приняты. А их деятельность бросает тень на рынок.

На рынке много страшилок. Часть из них — результат недоверия общества к государству. Кто-то метко сказал, что финансовые власти стали восприниматься как "выслушай правду наоборот". Заявили, что курса 25 грн за доллар не будет, значит, будет. Скажут, что обязательства выполняют в полном объёме, — жди реструктуризации долга. Так рождаются суеверия. Люди видят несбалансированный бюджет государства, и страшилка о национализации депозитов тут же расходится в массы. Банковскому рынку нужно восстановить доверие к экономической политике государства.

Банки и друг другу не очень доверяют. На межбанке есть свои "клубы по интересам" — "чужаков" не кредитуют. 
— У многих банков нет ресурсов для активных операций на МБК. Рынок в плане доверия структурирован довольно давно. Казначеи хорошо понимают, у кого какие проблемы. И есть много банков, не кредитуемых в принципе.

В неофициальном рынке заинтересованы физические лица, которые обходят ограничения по объёму покупки валюты   двухпроцентный сбор в Пенсионный фонд

Правильным курсом

НБУ отказался от индикативного курса, гривна обвалилась. Правильным ли было решение? 
— Да. Разница между официальным курсом и курсом чёрного рынка стала просто неприличной и перевалила за 30%. И непонятно было, какой из курсов на самом деле стоило называть чёрным, а какой — рыночным. Нельзя заставлять рынок видеть число 16 там, где ему представляется совсем другое число. У нас на межбанке среднесуточный объём торгов опустился до $200–240 млн, тогда как в 2012–2013 годах он обычно достигал $2–2,4 млрд. Но ведь экспорт в 10 раз не сократился. Это значит, что валюта просто перекочевала на неформальный рынок.

Но чёрный рынок после отказа от "индикатива" так и не исчез.
— Из-за существующих ограничений он не исчезнет, просто уменьшится в объёмах. В неофициальном рынке заинтересован большой сегмент физических лиц, которые обходят ограничения по объёму покупки валюты на одно лицо и двухпроцентный сбор в Пенсионный фонд.

Эти ограничения нужно отменить? 
— Да, и НБУ уже консультируется с банкирами по этому поводу. Но не думаю, что это будет сделано в один момент.

Отложенный спрос на валюту после отмены ограничений не слишком обвалит гривну? 
— Отложенный спрос при курсе 15 грн за доллар — один, а при курсе 25 — совсем другой. Многим импортёрам завозить товар по 25 UAH/USD стало уже неинтересно. Сейчас важно, каким станет предложение. Когда реально курс рос, а официальные котировки нет, экспортёры задерживали валютную выручку, даже рискуя попасть под штрафные санкции. Сегодня продавцов валюты курс устраивает, а покупателей нет. Но свободный рынок снимет эту проблему.

На каком уровне стабилизируется курс? 
— Говорить о стабилизации курса преждевременно. Для этого наш торговый баланс должен стать положительным. А у нас продолжают закрываться предприятия на востоке страны, переговоры с донорами затягиваются. Нынешняя неопределённость не задаётся на совещаниях в НБУ, а обуславливается сложностью экономической ситуации.

Украинцам придётся жертвовать объёмами потребления — в этом году ещё больше, чем в 2014-м. Продажи импорта должны сокращаться, это наша плата за устранение торгового дефицита. Но так как экспорт тоже сократился на 30%, то сложно гадать, какую цену в конце концов придётся заплатить экономическим субъектам.

Потерянное время

МВФ решился выделить Украине $17,5 млрд. Ещё несколько миллиардов пообещали другие западные кредиторы. Украина могла рассчитывать на большее от Запада, учитывая наши обстоятельства? 
— Когда-то в разговоре президента Украины (Леонида Кучмы. — Фокус) с директором-распорядителем МВФ Мишелем Камдессю на просьбу: "Мишель, помоги нам!" — тот ответил: "Господин президент, пожалуйста, помогите мне помочь вам". С того времени ничего не изменилось. Мир хочет помочь нам, а хотим ли мы этого? Нам нужно не ждать подарков и льгот, нам следует требовать справедливых решений и единых правил игры для каждого. Чтобы в стране сильнейший, а не хитрейший, умнейший, а не приближённый к власти мог развивать бизнес. Без реформ, изменения инвестиционного климата, предпринимательской среды, дальновидной бюджетно-налоговой политики, ликвидации несправедливых льгот вся помощь Запада приведёт только к росту государственного долга.

Война может служить оправда­нием? А пока работу правительства можно сравнить с неудачным выступлением биатлонистов: много слов о метких выстрелах, отсутствие таковых на деле и постоянное наматывание штрафных кругов. У нас было много разговоров о том, какая хорошая предыдущая программа МВФ. Но мы выбрали из $17 млрд только $4,6 млрд. Мы также не выбрали других денег — от ЕБРР, Европейского инвестиционного банка, Мирового банка, других доноров. Почему так? Потому что не было той политики, которую доноры готовы были поддержать.

— Из-за временной оккупации Крыма и Донбасса мы переживаем самый трудный период за всю историю независимой Украины. И отчасти это мешает проводить структурные реформы в экономике. Но списать нерешительность действий, отсутствие борьбы с коррупцией на войну нельзя.

Могут ли западные партнёры из-за этого отвернуться от нас? 
— В апреле состоится конференция доноров для Украины. Это шанс существенно расширить финансирование Украины, провести реформы и восстановить страну. Но если до того момента доноры не увидят никаких действий, то кормить их дальше намерениями будет невозможно. У нас остались считанные недели на демонстрацию результатов.

Считаете ли вы как бывший глава постоянного представительства Украины при ЕС, что за последний год мы стали ближе к Европе? 
— Европа стала ближе к нам, она консолидировалась вокруг украинского вопроса. А наша власть ближе к Европе не стала. Я часто общаюсь с европейскими дипломатами, и у них главный вопрос такой: "А объединяются ли сейчас ваши политики вокруг будущего страны?" Они хорошо помнят 2005–2010 годы и наши катастрофические попытки попасть в Европу. Я тогда каждый день наблюдал противостояние президента и премьера, и меня постоянно спрашивали: "Роман, это и есть ваше евроинтеграционное стремление?" Сегодня у нас есть партии Порошенко, Яценюка, Тимошенко, Кличко, но идеологически они ничем не отличаются. Политические силы создаются под конкретного человека, а не объединяются вокруг цели. Чтобы быть в ЕС, это необходимо изменить. Нам нужны партии европейского типа. Должны быть левые, правые, демократы, социал-демократы, но их должна объединять цель. И избиратели, которые будут голосовать за идеологию, а не личности.

Представьте, Украина с 45-миллионным населением становится членом ЕС. В Совете министров, Совете Европы, европейском парламенте мы получаем столько голосов, сколько Франция, больше чем Испания. А качество внутренней политики даёт нам такое право? У европейцев был сложный опыт с братьями Качиньскими, они не всегда понимали, как принимались решения в Польше. Но нужно признать, что польская власть всё же была сильной. Нам в этом плане пока нечего предъявить Европе.

Вы видите Украину в ЕС хотя бы в ближайшие 10 лет? 
— Для Европы наше членство — не столь критический вопрос, как членство Турции. Все дипломаты, с которыми я общался, говорили: "Мы сами понимаем, что рано или поздно это произойдёт". Но, отвечая на ваш вопрос о сроке в 10 лет, я скажу "нет". К тому времени мы ещё не будем готовы, не сможем соответствовать критериям для членства в ЕС.

Фокус