Пушки укрепляют режим?

Вы известны как финансовый аналитик, финансист, "человек, который считает". Я хочу обсудить с вами простую арифметику войны в Украине. Условно говоря, эта война стоит около полумиллиарда долларов в день, а от нефтегазового экспорта Россия получает при нынешних ценах до миллиарда долларов в день: ежедневный профит – 500 миллионов долларов. Долго ли может продолжаться эта схема?

Андрей Мовчан: Простой арифметики в экономике не бывает. То, что война стоит России полмиллиарда в день, – это некоторый красивый нарратив, имеющий мало общего с реальностью. И то, что Россия получает миллиард в день от нефти и газа, тоже неправда. Основная масса затрат России на войну – это амортизация того оборудования, которое тратится на войну, а оно сегодня стоит ноль, остаточная стоимость его никакая. Затраты, которые идут на собственно армию, ничтожны, они делаются в рублях и сразу инфляционным образом перекладываются на все население.

С другой стороны, выручка от продажи углеводородов растет вместе с ценами на углеводороды, падает с объемами продаж и ростом дисконта. Только сегодня стало известно, что Россия потеряет еще около 25 миллиардов за ближайший год из-за новых санкций, введенных Евросоюзом. Но, как ни странно, настолько, насколько удерживаются высокие цены на углеводороды, в том числе за счет ведения военных действий, настолько Россия бенефициирует от этой войны, если под Россией понимать элиты, Кремль, государство как систему и клан, управляющий страной. Конечно, от этой войны проигрывают, несмотря на эти цены, простые жители России, до которых и раньше мало что доходило из экспорта углеводородов, а сейчас будет намного меньше.

Сергей Медведев: Когда война только начиналась и Россия начала терпеть первые поражения, Запад ввел беспрецедентные санкции, и были прогнозы, что все это не может продолжаться долго, режим не продержится и нескольких месяцев. Идет четвертый месяц войны, и режим сегодня, похоже, совершенно стабилен, как и с финансовой точки зрения небывалый профицит платежного баланса, и рубль – одна из мировых валют, показывающая лучшие результаты; социальная стабильность практически не пошатнулась. Россия как покорно переваривала сотни тысяч ковидных жертв, так же и сейчас переваривает тысячи жертв военнослужащих. То есть с точки зрения режима война только укрепляет режим.

Андрей Мовчан: Прогнозы о скорой гибели режима делали в основном те же люди, которые делают их в течение последних 20 лет, и эти прогнозы никак не изменились. Режим очень устойчив. Петрократические режимы вообще устойчивы. Санкционное давление крайне редко меняет режимы. Единственный прецедент – ЮАР, но там было и много других причин. Скорее наоборот: санкционное давление капсулирует режимы, делает их более устойчивыми, зажатыми внутри себя и реакционными. Война действительно сейчас превратилась в средство поддержания цен на углеводороды. Бюджет, конечно, будет страдать, российская экономика в ближайшие годы будет иметь еще большие проблемы, сравнимые с проблемами 90-х годов.

Но для элит реально важен баланс счета текущих валютных операций, а он будет поддерживаться достаточно стабильно, что позволит элитам и править, и удовлетворять свои потребности, и контролировать силовой блок. А простому населению России, самым бедным слоям война и милитаризация страны дают новые социальные лифты, возможность адаптироваться и получать не только моральное удовлетворение от условного величия страны, транслируемого пропагандой, но и материальное удовлетворение от денег, которые будут зарабатывать их сыновья и даже дочери. Стабильность иранского, венесуэльского, северокорейского типа – вот на что сейчас выходит Россия.

Сергей Медведев: А как долго может продолжаться небывалый взлет рубля?

Андрей Мовчан: Невозможно сравнивать курс рубля, когда рубль был свободно конвертируемым, с нынешним, когда основные покупатели отрезаны от этого рынка. Этот курс сейчас двигается усилиями Центробанка. Импорт упал в два раза, внутреннее потребление в стране быстро падает, выезжать за границу почти никто не может, соответственно, вывоза капитала практически нет. Потребность в валюте для организации импорта, причем в первую очередь промышленного, тоже резко упала. Из-за отсутствия промышленного импорта в России останавливаются производства, но при этом на комплектующие и сырье деньги не тратятся. А деньги за нефть и газ продолжают идти в страну, поэтому движение курса будет продолжаться и дальше, если Центробанк не будет его останавливать.

Сергей Медведев: А что государство будет делать с этими деньгами, если импорт драматически падает? На эти доллары фактически нечего купить. Что, складывать их стопками, как полковник Захарченко на квартирах у родственников?

Андрей Мовчан: А что здесь нового? 600 миллиардов того же самого валютного профицита уже были сложены однажды таким же образом. Да, будут складывать дальше. Потом наверняка будет идти какая-то полулегальная пролиферация, возникнут новые центры аккумулирования денег элиты, но это будет уже не Европа, Англия и Америка, а какие-то новые центры: скажем, Юго-Восточная Азия. Кроме того, все равно надо что-то закупать, и, так или иначе, будут образовываться каналы закупки. Те же вооружения все равно надо создавать. Мы можем делать старые "Жигули", но не можем делать танки Т-60, на них Россия далеко не уедет. Все равно где-то как-то будут закупаться микросхемы, новое точное оборудование. Переплачивать за это придется вдвое или втрое, потребуется валюта.

Сергей Медведев: Одна из последних новостей: Wildberries будет заниматься поставкой запчастей.

Андрей Мовчан: Вообще, так называемый современный Запад достаточно цинично себя ведет. Вводятся первичные санкции, очень многие компании как бы уходят с рынка, демонстративно размежевываясь с Россией, но при этом никаких вторичных санкций на перепродажу в Россию оборудования, запчастей, сырья и материалов просто нет. Сейчас, насколько я знаю, налаживаются каналы поставок через третьи страны, пусть даже втридорога, плохо и мало. Элите хватит, на вооружение хватит, а основная масса россиян и так не покупала иномарки, не летала "Боингами" и не пользовалась благами цивилизации: они и так проживут.

Сергей Медведев: То есть пока продолжается война, пока Россия может экспортировать свои ресурсы (нефть, газ, зерно), элита может чувствовать себя более-менее спокойно? Это некий самовоспроизводящийся механизм?

Андрей Мовчан: Безусловно. Точно так же, как элиты чувствуют себя спокойно в Иране, у которого даже меньше экспортных возможностей. Российская элита будет чувствовать себя тем более спокойно, что в военное время можно значительно больше и прямолинейнее контролировать страну.

Сергей Медведев: Падение ВВП предварительно на 10% в текущем году и, возможно, на 20–30% в трех-пятилетней перспективе может оказать какое-то влияние?

Андрей Мовчан: Я не знаю ни одного примера, когда это оказало бы влияние в тоталитарной стране. Возьмите Корею, Венесуэлу, Иран, где такие падения были: нет, режимы только укрепляются, становятся более тоталитарными, автаркическими, замкнутыми, агрессивными.

Сергей Медведев: Все эти месяцы говорят: не будет запчастей к самолетам, не смогут собрать ни один автомобиль, кроме, может быть, КамАЗа. Все это можно будет как-то адаптировать в этой новой структуре?

Андрей Мовчан: Во многом адаптация не требуется. Она нужна в структурах, где избиратели ценят прежде всего экономику и могут снести власть из-за проблем с ней. В России это не так, это вообще обычно не так в ресурсных странах. На элиту хватит, а избирателям нужно другое, и им будут давать другое. Какие-то демпферы, конечно, будут работать, но они далеко не покроют все потребности. Естественно, номенклатура и товаров, и потребления, и сервисов сильно сократится. Резко упадет качество медицины, образования, технологий и сервисов. Возникнут огромные проблемы с логистикой, самолеты постепенно будут переставать летать. Мы легко можем сказать, что будет в России, изучая историю Ирана после подобных санкций. Но это не будет означать, по крайней мере, в ближайшие три-пять лет, серьезных изменений с точки зрения политической ситуации.