В октябре 1946 года в рамках выполнения приказа № 011 около 8 тысяч немецких специалистов самого разного профиля были вывезены из Восточной Германии в СССР. Лишь некоторая часть из них выехала добровольно (в основном – коммунисты и пострадавшие при Гитлере).
Переезд в СССР явился полной неожиданностью для 2500 немецких семей. Ровно в 2 часа 30 минут сотрудник контрразведки, сопровождаемый переводчицей и группой солдат, требовательно стучался в дверь, входил в дом и зачитывал поднятым с постелей немцам приказ о немедленной отправке их для продолжения работы в Советский Союз. В это время на вокзалах уже стояли готовые к погрузке железнодорожные составы. Немецким инженерам и рабочим разрешалось взять с собой членов семьи, а также все предметы домашнего быта и даже мебель. Некоторые немцы согласились ехать добровольно, других увозили насильно. Каждому был выдан продовольственный паек и денежное пособие в размере от 3 до 10 тыс. рублей, в зависимости от занимаемого им положения.
Более 200 немецких специалистов ЛКБ «Обершпрее» (Берлин) и фирмы «Фернзее» (Судеты) были доставлены во Фрязино в 1946 году для работы в электронике и радиотехнике (НИИ-160 и СКБ-883). Они на основе своих разработок изобретали для СССР телеаппаратуру первого в мире вещания с 625-ю строками, создавали электронно-лучевые трубки (кинескопы, супериконоскопы и др.), полупроводниковые детекторы, приборов СВЧ для радиолокаторов. Интересно, что за изобретения, сделанные пленными немцами во Фрязино, трем группам советских специалистов, работавшим с ними, были присвоены Сталинские премии.
Одним из этих немецких инженеров был Вальтер Хасс. Его воспоминания о жизни и работе во Фрязино были опубликованы в книге «Немецкие специалисты во Фрязино. 1946-1952», изданной фрязинским клубом «Историк» в 2011 году.
«Я работал в «Fernseh GmbH », в основной части фирмы, которая переехала в годы войны в Судетскую область . Конечно, производственная программа дополнялась важными для войны направлениями. Одним из примеров военного применения такой мирной технологии, как телевидение, была следующая программа: сброшенная самолетом радиоуправляемая бомба с помощью установленной на ней телекамеры передаёт пилоту изображение цели, на основе которого он направляет бомбу посредством беспроводного дистанционного управления.
К концу войны часть завода, основу сегодняшнего «Fernseh GmbH» в Дармштадте, начали эвакуировать на запад – в Баварию. После окончания войны Судетская область отошла Чехословакии. Вошедшая Красная армия захватывала находящиеся здесь немецкие заводы и размещала на них русские заказы, а в отделы развития в большинстве случаев назначались отраслевые офицеры, или информаторы. Они достаточно хорошо говорили по-немецки. На моём участке – разработки и изготовления кинескопов и специальных ЭЛТ – я контактировал с двенадцатью офицерами.
В результате «инвентаризации» был собран длинный грузовой поезд, а группа из 21 немца поехала в Россию. Хорошее обращение, хорошая работа и возвращение на Родину гарантировались нам через 2 года; кроме того, мы могли взять с собой семью и перевезти мебель. Побег наших семей из Чехословакии, к этому моменту действительно шовинистической, выглядел заманчивым.
Мне хотелось бы сделать короткие зарисовки основных моментов нашего пребывания в России. Конечно же, все они отражают субъективные впечатления, оставшиеся от того времени.
Население. Описывать русское население очень непросто – настолько оно многолико. Есть большая разница между партийными и беспартийными. Кроме того, люди из одной и другой группы по-разному ведут себя в коллективе и при личном общении. При случае можно было вполне открыто беседовать с глазу на глаз с членами партии и при этом обсуждать даже некоторые болезненные идеологические вопросы или трудности партийной линии. Тем не менее, лицо собеседника разительно менялось, если к беседе присоединялся ещё один русский: снова одевалась маска и, если тема полностью не иссякала, собеседник возвращался к старым официальным штампам, с которыми никакой коммунист не может расстаться при свидетелях.
Партийцы охотно хвастались тем, что членство в партии, заслуженное образцовым поведением, представляет собой особенно почётную награду. Никогда нельзя было узнать ничего существенного об их личных принципах и мировоззрении. Кроме нескольких пропагандистских изречений о пути развития страны от социализма к коммунизму в их наивнейшем варианте, от них ничего нельзя было услышать. А беседы на темы репрессий или сталинских «чисток» вообще являлись табу.
Однозначно, члены партии делали карьеру значительно быстрее и с повышением должности получали всё более значительные и всесторонние материальные выгоды, такие как покупка дефицитных товаров по малой цене, льготы при получении квартир и тому подобное. Кроме того, бросалось в глаза их карикатурное, ярко выраженное пользование данной им властью, особенно по отношению к нижестоящим; иногда действительно явным и отвратительным образом ради собственного блага.
Я предполагаю также, что всеобщее увлечение лозунгами и плакатами применялось для своеобразного оправдания этих привилегий. Эта роль КПСС до сих пор не обсуждается, так как новые члены должны быть уверены, что эти их преимущества сохранятся. И именно они, пожалуй, особенно убедительно представят вам настоящую «партийную линию».
(В немецком клубе на финских домах (Октябрьская, 21), организованном в 1950 году в доме 21 по Октябрьской улице)
Особым социальным положением пользуются некоторые группы населения, к которым, кроме партийных, относятся также естественники, врачи, высокопоставленные начальники, признанные писатели, деятели искусства, специалисты с государственными наградами. Эти люди одновременно с почётным статусом получали и существенные экономические преимущества.
Беспартийное население, составляющее большинство, производит впечатление скромных, приветливых, дисциплинированных и сдержанных людей, где бы вы их ни встретили: на улице, в походе за покупками, в общественном транспорте, на культурных или развлекательных мероприятиях или на работе. В личной жизни они просты, сердечны, готовы помочь, очень любят детей, просто окутывая их заботой, внимательны, гостеприимны.
Большинство из них сохранило в себе также и глубокую Веру. Они любят свою Родину без каких–либо условий. Они говорят обо всём, но только не о политике. Любят танцевать и петь, но их песни грустные, даже когда им очень весело. Сложилось впечатление, что их обычаи не позволяют вторгаться политике в их спокойную, размеренную личную жизнь. При этом они нисколько не враждебны, не оппозиционны по отношению к правительству. В общении с немцами, как мы с радостью отметили, они открыты и любезны и не показывают никакого намёка на враждебность, в отличие от некоторых членов партии.
К описанию населения стоит также прибавить такие специфичные для России явления, как чёрный рынок и левая работа. Очевидно, что и то, и другое (а черный рынок – даже при определенном попустительстве государства) образуют необходимое дополнение государственной экономики. Чёрный рынок предлагает продукты мелкого производителя и новые либо бывшие в использовании предметы ежедневного потребления, включая одежду. Однако, как мне показалось, на черном рынке также реализовывалось значительное количество изделий так называемого «серого рынка».
Левая работа – это то, что в свободной экономической модели называется независимым ремесленным производством. Понятно, что значительную роль в этом играют «чаевые». Они требуются всякий раз, когда нужно что–то достать.
Особая статья – это любовь к спирту, которая, вероятно, находится в прямой зависимости от жёсткости зимы, возрастающей в восточном направлении. Русский пьёт много, в большинстве случаев без обыкновенной у нас уютно–общительной атмосферы, стараясь как можно быстрее оказаться в желаемом состоянии дурмана. Ущерб народному хозяйству от пьянства описать невозможно; зимой часты случаи обморожения. Вся пропаганда, начинавшаяся ещё в молодежной работе комсомола, и угрозы наказания на предприятиях оставались практически безуспешными (по крайней мере, в наше время). Пьяного русского нужно уговаривать как ребёнка. А если опьянение сильное, то он становится в большинстве случаев неприятно бесцеремонным.
Русские обычаи, порядки и правила этикета. Русские приветствуют друг друга только один раз за весь день. Форма приветствия не содержит никаких указаний на время суток (в немецком языке наиболее распространены такие формы приветствий, как «доброе утро», «добрый вечер» и т.п.). Повторное приветствие в течение дня трактуется как желание обратить на себя внимание.
В обществе не проявляют никаких эмоций. Присоединение к очереди (например, на автобус) всякий раз происходит с повторением одних и тех же слов: «Кто последний?» – «Я» – «Я буду за вами».
Запрещено фотографировать общественные здания. В дискуссии никогда нельзя повышать тон; идеалистические аргументы бесполезны. Собираясь покинуть кабинет начальника, подчинённый вежливо спрашивает: «Я могу идти?»
Отчетливый остаток в стакане посетителя указывает на то, что тот хочет уйти. Всё еще исполняются старые обычаи гостеприимства. Так, на домашнем приёме хозяйка проливает стакан красного вина на белую скатерть, чтобы все гости могли чувствовать себя как дома.
Сохранился, вероятно, самый прекрасный старорусский обычай: при отъезде члена семьи на долгий срок его провожают несколькими минутами общего задумчивого молчания.
Законность, полиция. Русские законы, а также инструкции по поведению на рабочем месте строги, строги до жестокости. Впрочем, имеется очень широкий порог терпимости, сдерживающий их применение, поэтому русские могут жить с ними. Однако, если механизм запущен, то закон соблюдается непреклонно.
Приведу пример такого формального суда, который выглядит прямо-таки невероятно. В большом центральном конструкторском зале все рассматривают карикатуру на немецкого конструктора. Все смеются, а он не понимает причины смеха. У одного из русских есть в руке экземпляр. Немец говорит: «Дай мне хоть посмотреть!». И выхватывает этот экземпляр. Русский отбирает, немец хватает ещё раз, при этом слегка задев голову русского, и просит прощения.
Заместитель начальника отдела пишет докладную записку: немец устроил драку с русским на рабочем месте. Приговор: исправительно-трудовой лагерь или, в качестве замены, высокий денежный штраф. Немецкий конструктор попросил меня, чтобы я поговорил с его начальником отдела. Начальник отдела согласился с моим аргументом, что одновременно с отцом не должны наказываться трое его детей, а я, в свою очередь, согласился с тем, что поступок виновного, разумеется, был невероятной глупостью. В конце концов, он согласился с моим предложением утвердить в качестве наказания этому конструктору необходимое количество сверхурочных работ. Таким образом, приговор мог быть по крайней мере смягчён.
Для следующей иллюстрации характера русских я хотел бы рассказать следующую, в чем–то даже приятную историю: один немецкий коллега на пути к институту на непосыпанном песком зеркальном льду сломал себе ногу и потерял трудоспособность на пять месяцев. В течение этого времени ему платили только 64% от его зарплаты. На все вопросы отвечали, что это – закон, и зарплата всегда рассчитывалась таким образом. Я выпросил у главного бухгалтера текст закона и нашёл там, что установлено не 64%, а однозначно 80%. Несколько запутанный текст был однажды неправильно понят, и недоразумение осталось без критики. Мой немецкий коллега, а также русский руководитель института получили недостающую разницу. После этой истории меня радостно приветствовали на предприятии даже незнакомые русские.
(Выпускники 7 класса немецкой школы с директором Сусловой)
Так как рассказывать легче, чем формулировать какие-либо критические оценки, я хотел бы дополнительно вспомнить ещё о двух маленьких случаях, которые должны показать, что при встрече с московской полицией всё может закончиться счастливо, даже если у вас нет никакого удостоверения личности – при правильном поведении.
Это случилось незадолго до нашего первого Рождества в России. Я должен был закупить кое-что для рождественской выпечки и спросил полицейского, где находится центральный рынок. Мое произношение, очевидно, вызвало у него подозрения, и он арестовал меня, приняв за немецкого военнопленного. В полицейском участке у меня всё отобрали, и одетый в гражданское комиссар начал меня допрашивать. Выяснилось, что ему не вполне известно об использовании немецких специалистов в России. Я рассказал об институте, а также о том, что мы зарегистрированы в Москве, в Министерстве текстильной промышленности. Вскоре я получил свои вещи назад, и он отвёз меня на своей машине к Министерству, где мой довольно фантастический для военнопленного рассказ подтвердился. На прощание он извинился и вежливо пожал мне руку.
И второй пример: Мы решили посетить нашего среднего сына, которому в московской больнице прооперировали миндалины. Мы ехали в переполненном трамвае, и моя жена вдруг воскликнула: «В сумке нет портмоне!». А там было добрых сто рублей. Я сказал кондуктору, что нас обокрали, и попросил оставить двери закрытыми и вызвать полицейского. Она так и поступила – звук свистка до сих пор стоит у меня в ушах. Входит полицейский. Внезапная толкотня, юноша открывает руками дверь рядом с водителем и исчезает вместе с полицейским. Трамвай снова тронулся, и мы уже не смогли увидеть само задержание из–за стройплощадки. Мы вышли на следующей остановке, и один из пассажиров указал на двух полицейских и юношу. Мы подошли, полицейский повернулся к нам со словами: «Вот он!». После чего все мы направились к полицейскому участку. У юноши в карманах была только купюра в сто рублей, небольшой моток шпагата и грязный платок. Полицейский вернул мне деньги и стал выяснять ситуацию в любезной беседе, после чего продиктовал мне протокол, который я подписал. И всё, хотя у меня не было с собой документов. Мы действительно радовались этой широте натуры и эффективности полиции.
В итоге в СССР я пробыл вместо двух лет – шесть. Мы уехали обратно в Германию, только когда выполнили весь цикл предназначенных для нас работ.
