Что нам мешает жить хорошо?

Нет, не «Кто виноват?» Этот вопрос из другой плоскости, хотя заметить, что вопросы эти абсолютно разные бывает очень трудно. Этой традиционной подмене легко найти массу оправданий, ведь очевидно, что дело не в ресурсах (многие страны, не имея такого природного, научно-технического и трудового потенциала имеют уровень жизни в разы выше), да и не в законах (и в этом законодательном поле можно бы жить припеваючи, если бы оно было обязательным для ВСЕХ). Однако и власть у нас именно такая, как мы заслуживаем, так не пора ли в поисках виноватых пристальней всмотреться в зеркало, да не пенять на него, коли там что не так?

Один такой взгляд «О том, почему украинцы сейчас не могут стать богатыми» высказал Александр Пасхавер (http://reinvent.platfor.ma/aleksandr-paskhaverr/). Он считает, что между нами и Европой «стоят непреодолимым порогом различия в ценностях. Мы не европейцы». Уверен, что многие согласятся с его весьма убедительной аргументацией такого взгляда, но не смогут принять этот вывод: 

– Сколько ещё надо доказывать, что народ сделал свой европейский выбор и от него не отступится?! Что же ещё не даёт нам стать европейцами?

– «Первое – это ответственная свобода».

– Но где ещё без пафоса и с таким глубоким пониманием и уверенностью не только поют слова национального гимна: "Душу й тіло ми положим за нашу свободу", но и без сомнений платят величайшую цену за эту абсолютную ценность?!

– «Свобода – это возможность выбора во всех жизненных ситуациях, и они ограничивают ее так, чтобы не наносить вред другим. Когда люди добровольно себя ограничивают, это называется ответственная свобода».

–  Да уж, за пределами Евромайдана, в повседневном быту этого не так уж и много, нам легче об этом вспомнить у последней черты.

– «Второе – это ответственное сотрудничество. Это значит, что вы склонны к сотрудничеству, вы активны, вы готовы к компромиссам, и компромисс не является для вас поражением. И когда вы достигаете какого-то соглашения, вы подходите к нему с ответственностью».

– Этого-то и в далёкой мирной жизни было не слишком много.

– «Вот этот комплекс из ответственной свободы и ответственного сотрудничества создает … доверие. В обществе, где есть доверие, все обходится дешевле, … общества, которые имеют этот капитал, богаче тех обществ, которые его не имеют».

– Но есть же много свободных, европейских по духу людей, чего ещё не хватает и сколько их должно быть, чтоб наше общество стало жить по-европейски свободно?

 

Общество на весах «Алгебры совести»

 

В споре эмпирических и эмоциональных аргументов трудно прийти к общему знаменателю. Очевидно, что вопросы общественной морали и её связи с экономическим благополучием слишком актуальны, чтобы и в дальнейшем оставлять их без внимания, вне сферы вдумчивого профессионального обсуждения. Научным фундаментом для такого обсуждения, по моему убеждению, должно стать исследование всемирно известного ученого Владимира Лефевра, опубликованное им в монографии «Алгебра совести». Для первого знакомства широкой аудитории с этой концепцией предлагаю статью Зиновия Павловича Антонюка «Два кінці “Етичної драбинки”» (http://www.vsim.org/2013/dva-kintsi-etychnoji-drabynky/). Здесь же начнём с уточнения, что речь не о ценностях, ведь само понятие ценности предполагает оценку (измерение и сравнение), потому любая ценность относительна, следовательно, говоря о ценностях, мы предполагаем, что продаётся всё (и все), вопрос лишь в цене. Торги и споры могут длиться бесконечно, а к взаимопониманию можно прийти, лишь обратившись к абсолютному «или-или».

В интервью Новой газете в 2007 г. Владимир Лефевр объяснил это так: «Начнем с того, что американская и российская системы ценностей похожи. Тут и там украсть – плохо, помочь бедному – хорошо, победить в сражении – тоже хорошо. А вот этические системы, этические философии у нас разные. Такая система возникает, когда мы оперируем сразу несколькими ценностями (на практике чаще всего так): «Я хочу, чтобы невиновный избежал тюрьмы, поэтому лгу». И я выделил два правила оценки этих комбинаций. Компромисс между добром и злом можно оценить как зло, а можно как добро. В первом случае ложка дегтя с неизбежностью испортит бочку меда, во втором бочка меда облагородит ложку дегтя. В силу этого я выделил две этические системы». Надо обратить внимание на одну принципиальную деталь: этим изящным движением вопрос переведен из плоскости целесообразности, рационального сравнения ценностей, в плоскость рефлексии над моральным выбором. В результате – оценка сделанного выбора стала абсолютно простой, как «да/нет». Она уже не требует долгих торгов и неразрешимых рациональных вычислений «меньшего зла», хотя и перестала быть объективной, а стала делом личной совести субъекта – выбор любой альтернативы отражается на его этическом статусе. Возможно, что обе альтернативы ведут к его снижению, зато исчезают ситуации, неразрешимые в плоскости ценностей, и появляются вещи, которые не продаются, как репутация, честь, да и сама совесть.

Далее из сделанных посылок В. Лефевр производит дедуктивный вывод, красоте и силе которого позавидовал бы и Шерлок Холмс с его дедуктивным методом. Одно из следствий доказанных теорем звучит так: «В объединении людей (общество, социальный слой или группа), принадлежащем к первой этической системе, достойный человек поднимается в собственных глазах, если идет на компромисс с другим человеком: «Вы мне глубоко неприятны, но я должен протянуть вам руку». Во второй системе достойный человек, ищущий компромисса, падает в собственных глазах: «Вобще-то он хороший парень, но я не могу протянуть руку, поэтому сделаю-ка что-нибудь выразительно-агрессивное». В рамках этой системы отсутствует процедура разрешения конфликта, которая сохраняла бы достоинство обеих его сторон. Всегда есть победитель, проигравший и некая сила, стоящая над схваткой». Отметим, что это принято представлять моделью «игры с нулевой суммой», где сумма выигрышей всех игроков остается постоянной при любых вариантах исхода игры, то есть выигрыш победителя всегда равен убытку проигравшего. Однако жизнь не игра, потому на деле при любом исходе конфликта во второй этической системе (даже в случае компромисса) теряют обе стороны, а суммарный выигрыш («приз», ради которого устроено «состязание») устремляется даже не к нулю, а к отрицательным величинам («игра» превращается во взаимное истязание). Понятно, что разговор идёт уже не об индивидуальном выборе, а о жизни общества (трудно ли в этом зеркале узнать какого?).

 

«Родимые пятна» второй этической системы

 

У механизма второй этической системы железная неотвратимая логика. Если ни одна сторона даже в самом мелком споре не может уступить, не чувствуя себя униженной, то конфликт разрастается вплоть до полного уничтожения одной из сторон (любые уступки и даже капитуляции всегда лишь временны и чреваты местью при первом же удобном случае) или пока не вмешается третья, намного более внушительная, сила. Так как каждый заинтересован в том, чтобы решение было в его пользу (следуя, хотя бы, инстинкту самосохранения), то стремится привлечь эту (либо другую подобную) силу на свою сторону всеми возможными способами – от банальной взятки, до желания стать (вернее «лечь») под её «крышу». Так и выстраиваются пирамиды связей, коррупции, мафии. Понятно стремление взобраться в них на ступеньку повыше и подальше от «дна». Этим социальным статусом измеряется успех жизни.Так власть становится абсолютной ценностью, для достижения которой «все средства хороши». Кто достигает этой цели, неважно какой ценой, – тот «эффективный манеджер»,  ведь «кто сильнее – тот и прав», а «победителей не судят», потому «нам нужна одна победа… мы за ценой не постоим».

 Надо принять во внимание ещё одну деталь, выводимую Лефевром из своей модели, – то, что во второсистемном обществе «скрытность и ложь могут быть условиями повышения моральной самооценки». Это означает, что надеяться на соблюдение каких-либо правил, условий, договорённостей не имеет смысла, ни о каком доверии речь не может идти. Борьба за власть в таком обществе (за своё место под солнцем, точнее – «у корыта») идёт в режиме боёв без правил, или войны всех против всех, а основными «доблестями» в ней есть наглость, хитрость и подлость. «Однако в том обществе, где основную часть составляют представители второй системы, происходит самоуничтожение ее "героев", непрерывно вступающих в конфронтацию друг с другом. В результате начинает доминировать слабый тип, и общество резко деградирует» – пишет в своей «Этике» Ю.А. Шрейдер, комментируя модель Лефевра. Но распространение слабого типа вовсе не означает обуздание агрессии, совсем наоборот! Чем более однородна масса этого серого ничтожества, тем больше визга, ругани, мата во всех бытовых ситуациях, вплоть до дружеских и даже любовных встреч, тем больше истерии в масс-медиа, фильмах и чтиве, тем плотнее пропагандистский угар патриотизма, тем яростнее шизоидный бред о вездесущих врагах. Отвлечь эту бурлящую злобой серость от постоянной междоусобной войны можно лишь указанием общего врага, объединить – лишь обшей ненавистью к нему, это и есть самые действенные «духовные скрепы», которые обильно приправляются разными «сакральными» идеологиями, идеями мистического «величия», «особой миссии», «избранности», «восстановления исторической справедливости». Давно Фазиль Искандер написал: «Бывают времена, когда люди принимают коллективную вонь за единство духа». В этом бурлящем казанке, какими идеологическими «скрепами» его не приправляй, монолита не получится, стряпня ведь – едкая агрессия, которая либо взорвёт, либо разъест казан, а чем дольше оттягивать, выпуская пар, тем ядреней получается жижа.

Изучая проявления агрессии в социальном поведении животных этологи обнаружили, что «подавленные и обездоленные» особи, находящиеся на самом дне иерархии (подонки в самом основании социальной пирамиды), переадресовывают полученный сверху импульсагрессии неодушевлённым предметам – «клюют землю». Вывод справедлив и для людей. Чем обширнее социальное дно общества и чем больше его равенство в унижении, тем больше вандализма и грязи вокруг: тем больше ободранных и обрисованных непристойностями стен, разломанных лифтов, скамеек, палисадников, кустов, разбитых стёкол, тем больше обочины, поляны, берега превращаются в стихийные свалки, тем больше заплёванных тротуаров, загаженных тропинок, больше бутылок, тары, упаковок, окурков вокруг. Всё это переадресованная окружающей среде и всем вокруг агрессия. Причём у воспитанных в этой среде стиль поведения подонка не сильно меняется и при успешном продвижении по ступеням социальной иерархии, зачастую становится лишь наглее в подобном самоутверждении. Возрастание достатка приводит лишь к тому, что упаковка и остатки более дорогих продуктов выбрасываются на обочины, поляны, берега из более дорогих машин. Даже в стерильной от агрессии среде зарубежных курортов эта скотская суть попавшего туда быдла проявляется прямой и переадресованной агрессией, благодаря ей легко узнаваема и именно ею так выделяется и бросается в глаза. Так что если, оглянувшись вокруг, вы видите и слышите лишь подобную агрессию, то, увы, вы находитесь среди торжествующего быдла, потому будьте осторожны: оно всегда стремится «встать с колен» – то есть втоптать вас в грязь.

Такие агрессивные общественные отношения – лишь закономерные следствия второй этической системы, в которой считается правильным, что цель оправдывает средства. По сути это означает, что в таком обществе нет внутренних сдерживающих запретов, табу, потому оно неудержимо скатывается к беспределу, к необузданной эскалации насилия. «Конфликт заканчивается либо победой одной из сторон, либо ликвидируется вышестоящей инстанцией. Если такой инстанции нет, даже незначительное противоречие способно неограниченно разрастаться, приводя к социальным катастрофам, в которых гибнут тысячи людей», – пишет Лефевр в «Алгебре совести». Старое, как мир – «Если Бога нет, то всё дозволено» в нашем контексте означает, что в плоскости ценностей нет абсолютов, потому купить и продать, совершить и оправдать можно всё. Абсолютно невозможно лишь удержать жизнь общества в нормальном мирном состоянии. Любые упования на «сильную руку», лидера, который наведёт«железный порядок» и на прочие ипостаси тотального контроля (вплоть до фантастических, типа Оруэловского «1984») основываются на полной внутренней убеждённости, что от соблазна воспользоваться неправильными средствами достижения своей цели может удержать лишь принуждение и страх жестокого наказания. Это есть ни что иное, как признание морально-нравственного бессилия общества в добровольном поддержании правопорядка из-за уверенности в неискоренимой внутренней непорядочности всех (прежде всего своей), а по сути – покорная жертва своей свободой и собственным достоинством ради призрачной стабильности и успеха. Олдос Хаксли так описывал идеал стабильности: «В тоталитарном государстве всемогущая когорта политических боссов и подчиненная им армия администраторов будут править населением, состоящим из рабов, которых не надобно принуждать, ибо они любят свое рабство». Однако это совершенная утопия, ведь подчинение в социальной пирамиде держится исключительно на принуждении и агрессии, а устранение моральных ограничений во второй этической системе неизбежно оборачиваетсябеспредельным насилием власти в абсолютном порабощении общества.

 

Кандалы рабских инстинктов

 

То, что в приведенной выше цитате Шрейдера названо доминированием слабого типа уместнее было бы назвать распространением рабской морали и психики. В истории человечества было множество примеров таких ситуаций, соответствующие феномены хорошо известны и давно описаны. Например, озлоблённость, ущербная агрессивность известна под названием «ресентимент», вот как об этом писал Ницше: «Этот поворот оценивающего взгляда – это необходимое обращение вовне вместо обращения к самому себе – как раз неотъемлем от ресентимента: мораль рабов всегда нуждается для своего возникновения прежде всего в противостоящем и внешнем мире, нуждается, говоря физиологическим языком, во внешних раздражениях, чтобы вообще действовать, – ее акция исходно является реакцией». Эрик Фромм подытожил: «Общая черта всего авторитарного мышления состоит в убеждении, что жизнь определяется силами, лежащими вне человека, вне его интересов и желаний». В психологии склонность человека приписывать ответственность за происходящие в жизни события и результаты своей деятельности внешним силам, либо собственным способностям и усилиям описывает понятие Локус контроля,соответственно – экстернальный, внешний, или интернальный, внутренний. Вот как описывают представителей внешнего локуса контроля: «Экстерналы ответственность за свою деятельность приписывают исключительно внешним условиям. Склонность к внешнему локусу контроля проявляется в неуверенности, неуравновешенности, тревожности, подозрительности, конформности и агрессивности». В «Карманном справочнике Мессии» Ричарда Баха это звучит совсем кратко: «Если ты не можешь взять на себя ответственность за происходящее, то всегда будешь его жертвой». В этом есть очень любопытный парадокс: у адептов второй этической системы, руководствующихся в моральном выборе принципом рациональной целесообразности, вместо принятия ответственности на себя в рациональном действии, импульс активности переадресовывается на поиск внешнего объекта агрессии. Так в рабском обществе первым вопросом всегда идёт «Кто виноват?» (то есть – на кого всё свалить?), что превращает основной вопрос «Что делать?» в чисто риторический, требующий не ответственного действия, а лишь позы конфронтации.

Основная субъективная внутренняя причина рабства то, что в области «Я» индивида присутствует опора на внешние факторы – «что я имею» (имущество, связи, положение, власть) и доминирует отождествление с коллективом или другой общностью, объединенной своим особым видением реальности – в любом случае субъект от них зависим, потому несвободен, экстернален: самооценка относительна, зависит от сравнения с окружающими, а самоутверждение невозможно без унижения других. «Раб мечтает не о свободе, а о собственных рабах» (Борис Крутиер). Потеря своей внутренней опоры, достоинства и внутренних табу ведёт к сверхценности «Я», эгоцентризму, при этом "выворачивая наружу" самооценку – необходимо постоянно доказывать свою состоятельность и "величие": «тварь ли я дрожащая, или право имею» (личная свобода видится лишь в нарушении внешних запретов, что означает абсолютную гибкость морали). Зависимость самооценки от внешних факторов порождает комплекс неполноценности, отсутствие сомнений в своей правоте (а виноватый всегда найдётся), ситуативность поведения и выбора, зависть. Компенсацию находят в чувстве сопричастности величию внешней силы, идеи, идеологии (культ силы, триумф воли, идейная бескомпромиссность во всеобщей ненависти к "врагам") и в коллективной безответственности. Анализируя психологию нацизма, Эрих Фромм в своей классической работе «Бегство от свободы» описал эти метаморфозы рабской психики так: «Авторитарный характер определяется одновременным присутствием садистских и мазохистских влечений. Садизм мы определили как стремление к неограниченной власти над другими, более или менее связанное с разрушительными тенденциями; мазохизм - как стремление раствориться в подавляющей силе, приобщившись тем самым к ее мощи и славе. И садистские и мазохистские тенденции вызываются неспособностью индивида к самостоятельному существованию, его потребностью в симбиотической связи для преодоления одиночества».

Обратим внимание, что указанная выше внутренняя причина рабства означает проецирование всей своей жизни лишь в плоскость сравнения ценностей, рациональной целесообразности, что связано именно со второй этической системой. По сути, оценка как надлежащего использования недостойных средств достижения цели означает согласие и даже готовность продать любые ценности и принципы, да и самого себя, в конце концов. Вот как об этом пишет Шрейдер: «Внедрение в обществе второй системы комбинирования добра и зла становится катастрофической опасностью в том случае, когда в этом обществе утрачивается представление об абсолютизме моральных запретов, когда объявляются предрассудками категорический императив и религиозные заповеди. В этом случае мораль подчиняется практическим интересам и ее действие разрушительно».

 

Мораль экономики или экономика морали

 

Давно стала общим местом мысль, что основой развития экономики является конкурентная среда. Также очевидно, условия более жесткой конкуренции отбирают более сильных игроков рынка. По мнению Александра Пасхавера, «у нас крайне высокий уровень технологий самовыживания, то есть реакций на неблагоприятные внешние условия. Здесь мы бесподобны». Казалось бы, с такими данными выживания и научно-техническим потенциалом (а ведь не так много в мире стран способных проектировать и выпускать, например, аэрокосмическую технику) сам Бог велел занять достойное место на мировом рынке высокотехнологичной продукции. Но на деле видим обратное: технологическое отставание стремительно возрастает, а конкурировать можем лишь в сырьевом сегменте. Тут явно мало объяснений, что в обществе нет капитала доверия, потому берут на «должности только своих: родственников, соседей – близкий круг людей», «вместо того, чтобы выбирать лучших». Сами эти объяснения требуют указания причин, да и в ряду других они не первостепенны, можно вспомнить, к примеру, слова Жванецкого, что «раб не может быть специалистом», или постоянные указания со всех сторон, что среда у нас всё ещё недостаточно конкурентная.

Громадный «естественный эксперимент» развития мировой экономики очень наглядно демонстрирует от чего зависит технологическая конкурентоспособность и уровень жизни стран. Среди наиболее существенных факторов на первых позициях оказывается уровень общественной морали (верховенство права и свобода). Да, там есть и социальный капитал, и доверие, и склонность к сотрудничеству, и готовность к компромиссам, и намного меньше риск, значит больше активность, инициативность и т.д., и т.п. Всё это так, но почему у нас этого нет? Чего нам не хватает для цивилизованной конкуренции? Почему экономика всё время «ускользает» от свободной конкуренции? Почему она всегда неумолимо скатывается к крайнему монополизму, либо к государственному (плановому, сохранявшему свою жизнеспособность благодаря полурабскому труду, нефтедолларам, да тому, что приписки и тотальный дефицит отчасти компенсировала теневая экономика), либо к олигархическому (уводящему в тень, благодаря различным полулегальным схемам, не менее половины бюджета страны), а местами переходящему в индустриальный ублюдочный феодализм («ублюдочный» здесь не оценка, а термин, он же – бастардный)?

Если зададимся вопросами, на чём основана цивилизованная конкуренция и при каких условиях возможно доверие, то приходим примерно к следующему:

1) необходима уверенность, что существуют незыблемые единые правила, абсолютно обязательные для ВСЕХ;

2) необходима гарантия неотвратимости наказания за их нарушения и справедливого возмещения ущерба;

3) необходимо точно знать, что конфликт интересов в конкурентной борьбе никогда не дойдёт до полного уничтожения одной из сторон.

Последнее условие наиболее важное, его нарушение означает войну всех против всех без правил и до полного уничтожения. Понятно, что в такой ситуации и первые два условия работать не могут, и непременно проявятся все названные выше прелести жизни во второй этической системе, коррупционная пирамида быстро отстроится и в экономике (сработает инстинкт самосохранения, «самовыживания»), власть будет самоцелью, условием безопасности и наиболее выгодным бизнесом. А это всё закономерно происходит, когда в обществе перестают действовать моральные ограничения и всё решается только на основании расчета целесообразности. Так проекция морального выбора лишь в плоскость рациональной целесообразности непременно приводит к появлению на вершине иерархии олигархов, а дальше и «отца народов», или просто «пахана», который будет «рулить» всеми по принципу «своим всё, остальным – закон» (основной принцип круговой поруки). Конкуренция возможна лишь за место в его свите, все остальные на каждом шагу должны платить дань в виде взяток, откатов и т.п., как свидетельство покорности системе (здесь «система» уже звучит очень привычно, как имя нарицательное, ведь она имеет глубокие корни в каждом из нас).

Можно ли избежать диктата системы, вести честную жизнь и честный бизнес? Поясню на отвлечённом примере. Представьте пустую ночную улицу, сколько видно в обе стороны нет машин, пешеходы спокойно идут на красный свет и не только на переходе, ведь наезд невозможен. Как вы себя почувствуете, если вдруг, вопреки общему потоку, остановитесь подождать зелёного сигнала? А если ещё и рискнёте кого-то вразумить придерживаться правил? Допустим, что это среда второй этической системы, где подобные нарушения считаются целесообразными и естественными, и в атмосфере витает достаточно агрессии, а вы не в составе наряда дорожного патруля при исполнении, – представили или нет? Будьте уверены, меньшее, что вас ждёт – это эпитеты из ряда «лох», «индюк», «баран» (и прочие домашние животные), а более вероятно, и нечто покрепче, либо вас просто снесут и/или затопчут. Во второсистемном обществе та же ситуация и в бизнесе, и во власти: если без прямой угрозы «наезда» кто-то начинает соблюдать законы (сигналы светофора) и правила (дорожная разметка) там, где все считают естественным и целесообразным их нарушать, – чужак будет жёстко отвергнут. Иногда система создаёт тепличные условия для «бизнес-инкубатора», где начинающему бизнесу можно свободно расти и резвиться, но настанет час и «лох» начнут стричь, а «домашние животные» пойдут под нож (пример тому – НЭП), останутся лишь крысы, да волки, способные жить в системе. Такая вот «конкуренция» в рабском обществе и такая мораль в этой экономической басне.

В «Алгебре совести» Лефевра эти выводы звучат так:

«A) Общество, в котором реализована первая этическая система, имеет тем больше возможности к самоорганизации, чем выше этический статус его членов.

B) Общество, в котором реализована вторая этическая система, имеет тем больше возможности к самоорганизации, чем ниже этический статус его членов».

Конечно, приятней жить в свободном обществе, граждане которого уважают права других (верховенство права) и не допускают нарушения моральных запретов, легче вести бизнес там, где, кроме расчетов выгоды и целесообразности, ценится доверие, репутация, честь, достоинство, совесть. Это и есть общество с доминирующей первой этической системой, и только в нём возможна свободная цивилизованная конкуренция и моральная экономика. Но вопрос в том, что нам делать и как измениться, чтобы и самим так жить? Хочется, чтобы не получилось, как в старой присказке: «хорошо (лишь) там, где нас нет».

 

Крылья Свободы

 

Взгляды на нынешнюю ситуацию и оценки наших перспектив существуют разные. Те, кто проецирует всё в плоскость выгоды и целесообразности, оценивают всё очень пессимистично, находятся в депрессивном состоянии неуверенности, раздражения и страха, ностальгируют по бывшей гробовой стабильности и провоцируют подобные состояния у других. Но сама эта проекция, как мы видели выше, ни к чему позитивному привести и не может. Выход в другом взгляде на вещи, в описании происходящего в морально-этических координатах. Как сказал Булат Окуджава:

"Совесть, Благородство и Достоинство –

 вот оно, святое наше воинство.

 Протяни ему свою ладонь,

 за него не страшно и в огонь..."

 

 Майдан был назван революцией достоинства. Многим, кто сопоставлял силы, ресурсы, лидеров и т.п. эта затея казалась абсолютно бесперспективной, вызывала те же депрессивные состояния неуверенности, раздражения и страха. Но для других совесть не оставляла иного выбора, ни после показательной акции устрашения по избиению студентов, ни после парнокопытного голосования за диктаторские законы, а Майдан стал единственным местом в Украине (может даже и в мире), где не было страха и сомнений. Дальнейшие трагические и одновременно героические события постепенно приводят в чувства даже людей с очень высоким порогом моральной чувствительности, поскольку ставят каждого перед четким моральным выбором. К сожалению, далеко не все смогли его пройти, хотя за это платится слишком высокая цена, а весь цивилизованный мир всё ещё лишь свидетель ужасных преступлений.

Многие считают происходящее национально-освободительной борьбой. При всём уважении к аргументам и глубине исторической традиции этого взгляда, я бы сейчас не делал такого ударения на национальном. Наш многонациональный народ, сложившийся на перекрестке миров и впитавший в себя огромное их разнообразие, чувствует, что именно в этом разнообразии его сила, поэтому привык к полному заинтересованности, толерантному и уважительному отношению к непохожести и самобытности. Именно поэтому этнические, религиозные, языковые, географические и другие различия не являются препятствием для единства общества. Единственное, что всегда вызывает непреодолимое активное сопротивление народа – это грубые и наглые нарушения основных моральных запретов по отношению к какой-то части общества, а особенно их безнаказанность, которая создает прецедент для введения подобных моральных извращений в общественную норму попрания прав и свобод граждан. И именно в этом отчетливо проявляются очертания другой многовековой мистерии: какие бы завоеватели не топтали эту землю, как бы не старались поработить или истребить её народ, – в итоге сами в ней растворялись, а Дух Свободы народа восставал из пепла, подобно Фениксу. Свободолюбие, как соль этой земли проступает в потомках любой народности, живущей здесь, это геопсихологический феномен, и именно здесь всегда бьётся сердце европейской Свободы. Сейчас, как и всегда, самая тяжёлая освободительная борьба идёт не за освобождение территорий на фронтах, и не за экономические свободы на поприще реформ, а в морально-этической сфере за внутреннюю свободу, которая означает доминирование личной ответственности в моральном выборе.

Основой соборности и устойчивого развития любого общества является безусловное соблюдение его членами моральных табу и однозначное осуждение их нарушений, как проявлений низменного, аморального, недостойного поведения. Разрушение культуры, то есть нивелирование самосознания этноса, нации, народа или личности происходит вследствие подмены морально-этических норм. Характерная деталь этих антикультурных подмен: они указывают легкий путь к цели общественного процветания с помощью преодоления врагов. Именно так прерываются культурные связи, целые слои общества теряют достоинство, и на поверхности исторического процесса появляется агрессивная толпа, которой легко манипулировать. Единственный способ противостоять этому – утверждение в обществе понимания незыблемости, абсолютности и сути нравственных табу, а также бескомпромиссности отношения каждого к их соблюдению: нарушение моральных запретов – зло, такое же зло – равнодушие, отсутствие осуждения и противодействия этим нарушениям, потому что такое моральное дезертирство есть потакание им. Помните, в “Мастере и Маргарите” Булгакова начальник тайной службы  Афраний так передаёт Понтию Пилату последние перед распятием слова Иешуа Га-Ноцри: «Единственное, что он сказал, это, что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость». Хотя в плоскости рациональной целесообразности легко оправдать и трусость, и равнодушие, и безразличие, а личный риск очень редко выглядит оправданным, надо помнить, что страх – основной инструмент порабощения. «Насилие создало первых рабов, трусость их увековечила» (Ж.Ж. Руссо).

Отсутствие противодействия злу - грех, но и противодействие ему насилием не имеет моральных оправданий. Понятно, что применение силы в для обеспечения прав человека в обществе и прав общества в целом неотвратимая реальность и во многих случаях является абсолютно необходимой. Для неоправданного использования силы существует отдельное название – насилие. Различения силы и насилия крайне важно и основывается на четком понимании моральных запретов. Во-первых, это запрет применения несоизмеримой силы к более слабым: детям, женщинам, старшим, немощным, калекам и т.п. Этот моральный запрет является абсолютным даже в популяциях большинства хищников. Сюда же можно отнести и использование численного превосходства, спецподготовки или оружия против невооруженных, также циничное использование слабых (женщин, детей, стариков, мирных жителей) в качестве «живого щита» для прикрытия от возмездия за агрессию или в качестве заложников для торга на переговорах. Во-вторых, есть конвенционные моральные запреты вроде не бить в лицо, по голове, ниже пояса, лежащего, раненого, не трогать нейтральные стороны: врачей, репортеров, духовенство. Нарушение этих моральных запретов превращает применения силы ничем не оправданное насилие, которое квалифицируется в широком диапазоне от издевательств, жестокости и бандитизма, до зверств, пыток и садизма. В любом случае оно вызывает жажду мести для восстановления справедливости, поэтому запускает цепную реакцию эскалации насилия.

 Но очень важно при противодействии злу соблюдать христианский принцип осуждения греха, а не грешника, ведь каждый имеет право на покаяние (т.е. признание и осуждение греха и отграничение от возможности его повторения), искупление вины, возмещение причиненного ущерба, а в результатеи на прощение и любовь. Лишь признание и соблюдение в обществе этого принципа открывает каждому путь возвращения к морально сознательному состоянию, поэтому является абсолютно необходимым условием необратимости перехода от простого декларирования добрых намерений к устойчивому общественному нравственному здоровью, основанному на всеобъемлющем неустанном и неотвратимом действии моральных запретов. В этом и есть залог свободы общества. Как сказал Жванецкий: «Имей совесть и делай всё что хочешь!»

Именно утверждение в обществе моральных табу и осуждения греха, а не грешникаявляются теми Крыльями Свободы, опираясь на которые общество может устойчиво подниматься к высотам благополучной мирной жизни, к верховенству права, к толерантности, к общественному доверию и консенсусу, к цивилизованной конкуренции и другим благам демократии.

Как всё сказанное касается каждого из нас? Тут надо вспомнить слова Гёте: «Самое большое рабство – не обладая свободой, считать себя свободным». Сейчас жизнь даёт обществу уникальный шанс, всё настойчивее ставя каждого из нас перед трудным выбором: быть успешным любой ценой, рационально и эффективно достигать своих целей несмотря ни на что, или прислушиваясь к голосу совести, внутреннему моральному трибуналу, реализовываться в помощи окружающим. Иными словами – стремясь сохранить всёоставаться в кандалах рабских инстинктов или, опираясь на Крылья Свободы, стараться оторваться от грешной действительности и обрести себя? Святослав Вакарчук о таком выборе сказал: «Если у раба внутри есть крылья – он рано или поздно станет свободным. Если свободный человек носит в душе кандалы, рано или поздно он станет рабом». Желаю каждому решимости, мужества и сил в этом судьбоносном выборе, а всем нам терпения и настойчивости «выдавливать из себя по каплям раба», чтобы однажды всё общество почувствовало, «что в его жилах течёт уже не рабская кровь, а настоящая человеческая»!

http://yursheredeko.blogspot.com/2015/03/blog-post.html