У двери ирландского паба «Селтик» в теснейшем центре Брюсселя пять подпивших девушек-подростков приводили в чувство шестую. Та сидела на тротуаре, раздетая до пояса, в одном лифчике, и капли ноябрьского дождя сбегали по бледной коже. Школьницы-ирландки приехали в Брюссель сменить обстановку... Прохожие обходили их без удивления и вообще какой-либо реакции. Коллективные пьянки до потери сознания (binge drinking) — обычное дело в молодежной среде. Но это только самое заметное проявление проблемы, над которой бьются ученые и политики Евросоюза.
Научная конференция об общественном вреде пьянства завершилась дегустацией дорогих вин из Франции, Германии, Италии, Испании, Португалии. Ее организаторов, программу «Умеренность в вине» (WIM), спонсируют производители спиртного... То есть выводы науки надо делить по меньшей мере на два. Но хотя бы так.
У виноделов, винокуров и пивоваров свой стратегический интерес. Лучше, если люди привыкнут пить в меру, чем если пьянство переполнит чашу общественного терпения, обыватель закричит «караул!», а политики и чиновники, получив отчаянный сигнал «сделать что-нибудь», начнут рубить сплеча. Загубят не только доходный бизнес, но и традицию, которая (вместе с другими) сделала Европу такой, какая она есть. Поэтому обращаются к ученым: медикам, социологам, психологам, криминологам, антропологам... Те говорят, что умеренное питье не только не вредит здоровью и успеху, но даже помогает. Полные трезвенники и живут меньше, и болеют чаще. Правда, на всякого ученого найдется научный оппонент, да и те, кто собрался в атриуме брюссельского «Резиданс-Паласа», делали оговорки: мол, упомянутая польза наступает при дневной норме в четыре «дринка» (один «дринк» — 10 миллилитров чистого спирта в составе любого напитка). А от восьми «дринков» кривая графика загибается так круто вниз, что последствия для здоровья могут быть очень плохими (естественно, исходя из среднеевропейского здоровья: российский материал не изучался).
Алкоголь в умеренных дозах — это часть того самого европейского качества жизни, которому в мире завидуют, начитавшись классической литературы. Или посмотрите на выпивку в итальянском, французском кино. Эстетично... Но и в Старой Европе потребляют не всегда красиво и не везде одинаково. Это и было темой конференции. Есть две модели питейной культуры: северная и средиземноморская, согласились ее участники. На севере Европы пьют не больше и, может быть, даже меньше, чем на юге, но нерегулярно и сразу помногу (binge drinking). Там главное — повод, праздник, желание быть веселым, сбросить стресс.
В Средиземноморье вино — часть истории и повседневности, заурядного обеда и ужина. Его давали за столом детям, сначала разбавленное водой, а потом как всем. Питье там не геройство, а на перебравшего смотрят со снисходительным презрением.
Знакомая англичанка, которая десять лет назад в университете вышла замуж за итальянца из Неаполя и приехала на смотрины в его семью, шокировала новых родственников. За столом сама налила себе вина, не дождавшись, когда кто-то поухаживает. Мало позволяют себе пить гречанки. Зато француженки и испанки наливают на равных с мужчинами.
Но это скорее так, страноведение. В смысле алкоголизма и цирроза печени средиземноморская модель нисколько не полезнее северной. Зато социально приемлема. Со стремления к ней и советуют начать ученые. Они не представляют себе французов, запивающих фондю-бургиньон баночкой кока-колы.
Франция занимает вторую строчку в статистике ЕС по потреблению алкоголя в пересчете на чистый спирт (14,8 литра на душу в год). За ней следует «северная» (по питейной культуре) Ирландия (13,5). Первенство у Люксембурга. Но там явный огрех статистики. В крохотном Великом герцогстве акцизы и НДС настолько малы, что соседи — бельгийцы, немцы и французы — не могут удержаться от соблазна сбегать за бутылочкой в его магазины.
Совет министров ЕС под шведским председательством готовит постановление о союзной стратегии по алкоголю и здоровью. Эту работу продолжит после Нового года следующая страна-председатель — Испания. Стратегия направлена на молодежь. На взрослых махнули рукой.
«Причины, которые побуждают человека пить, определяются множеством факторов — от возраста и пола до образования и социокультурной среды. Главную роль играют семья и образ жизни родителей, но далеко не только они», — убеждена Мари Шоке, эпидемиолог из французского НИИ медицины и здоровья (INSERM). Все это нужно изучать в контексте каждой страны, прежде чем действовать, считает она. Меры, эффективные в одной стране, могут дать противоположный результат в другой.
Профессор Лондонского университетского колледжа Адриан Фэрнхэм согласен: «Только поняв механизмы и динамику потребления спиртного в разных культурах, можно разработать программы для стран... Регулирование запретами или ограничениями — это упрощенный, а часто и контрпродуктивный подход. Он карает тех, кто пьет умеренно, и бесполезен для проблемных пьяниц». Фэрнхэм напомнил о сухом законе в США в 1920—1930-е годы и антиалкогольной кампании в СССР в конце 1980-х. Чем они обернулись, знают все.
«В Великобритании, — рассказал профессор, — до 1997 года держался запрет со времен Первой мировой войны. В 1915 году на заводах боеприпасов что-то несколько раз взорвалось. Власть решила, что виноваты рабочие, которые с обеда «принимали». Ввели закон, чтобы с двух до пяти ни один паб не работал. И 80 с лишним лет верили, что это помогает. Но когда после бурных споров отменили запрет, то пьянства не стало больше. Даже чуть сократилось. Ошибка думать, что, если людям дать больше возможностей, они непременно злоупотребят. Люди во власти, здравоохранении, образовании привыкли видеть панацею в законе. А тот не работает сам по себе, и нужно идти через воспитание. Это медленный и затратный процесс, но только он работает».
Европейский светила по пьянству и алкоголизму восхищен докладом профессора Архусского университета, главного эксперта датской государственной программы Торстена Колинда. Дания в борьбе против зеленого змия добилась больше, чем скандинавские соседи, которые пытались убить его жесткими приемами. В датской модели детей учат пить... родители. Устраивают домашние вечеринки под ненавязчивым лидерством.
«Главное — научить, как правильно пить, — сказал мне доктор Колинд. — Не принуждать к трезвому образу жизни (дети сразу уйдут в соседний парк), а показать, как ответственно обставить выпивку. Создать рамки, в которых дети могут впервые вкусить напитки и при этом достойно общаться с друзьями. Семья формирует привычки подростка не меньше, чем компания на улице, и куда больше, чем законы и власть».
«Почему в Дании это работает, а в других местах – нет?» — спрашиваю профессора, который 15 лет назад сам был первокурсником и помнит пьянство датской молодежи того времени.
«Хороший вопрос. Наверное, от датской традиции воспитания, которую мы называем curling culture. Родители подметают пыль на пути детей, прежде чем те начнут решать свои проблемы».
В Евросоюзе обеспокоились не потому, что увидели угрожающий тренд усиления пьянства или рост смертности. Нет. В последние десятилетия потребление спиртного колеблется в довольно узком коридоре в зависимости от каких-то экономических и социальных факторов. Сегодняшние двадцатилетние пьют больше, чем их отцы в 80-х и деды в 50-х, но куда меньше, чем прадеды в 20-х и 30-х. Просто Европа созрела для попытки изменить дело к лучшему: до алкоголя дошла очередь.
С курением начали бороться, когда общество было почти готово. Нынешние молодые еще не родились, когда в кино перестали курить герои-любовники и «хорошие парни». Сегодня сигарета — уже «не круто». В Бельгии и Франции еще два года назад некурящие кафе вызывали кривую усмешку, а сейчас 90 процентов бельгийцев, судя по опросам, это одобряют...
