Эдуард ЛИМОНОВ: «Я одинокий солдат, который меняет самок»

От автора: Про­фес­сия ис­то­ри­ка на­учи­ла меня ар­хи­ви­ро­вать раз­ные вещи. Есте­ствен­но, я храню га­зе­ты, в ко­то­рых на­пе­ча­та­ны мои ста­тьи – в огром­ном че­мо­дане, ко­то­рый я ко­гда-то при­вёз из Па­ри­жа. Есть мне­ние, что не че­ло­век на­хо­дит тек­сты, а тек­сты на­хо­дят че­ло­ве­ка. Пе­ре­би­рая недав­но свой архив га­зе­ты «Смена», в ко­то­рой я ра­бо­тал в 90-е годы, я об­на­ру­жил номер, в ко­то­ром на­пе­ча­та­но моё ин­тер­вью с Эду­ар­дом Ли­мо­но­вым. Раз­го­ва­ри­ва­ли мы о «муж­ском» и «жен­ском», сидя в мос­ков­ском музее Вла­ди­ми­ра Ма­я­ков­ско­го по окон­ча­нии кон­фе­рен­ции левых ра­ди­ка­лов «Вслед за Зю­га­но­вым – мы!», ко­то­рая про­шла перед пре­зи­дент­ски­ми вы­бо­ра­ми летом 1996 года (тогда мало кто со­мне­вал­ся в по­бе­де Ген­на­дия Зю­га­но­ва). На мой взгляд, сей­час, когда с чьей-то по­да­чи (не по­ни­маю пока точно – с чьей), ген­дер­ный во­прос стал едва ли не цен­траль­ным во­про­сом ле­во­го дви­же­ния, это ин­тер­вью весь­ма ак­ту­аль­но. В сети этот текст по­яв­ля­ет­ся впер­вые.

— В ин­тер­вью га­зе­те «Смена» ваша быв­шая жена — На­та­лья Мед­ве­де­ва — ска­за­ла, что вы во всём, в част­но­сти в лич­ной жизни, стре­ми­тесь быть пер­вым. Так ли это?

— Я был, есть и буду пер­вым. Без­услов­но! Я до­маш­ний тиран, уста­но­ви­тель по­ряд­ков, вста­ю­щий в во­семь часов утра, са­дя­щий­ся за пись­мен­ный стол, из­де­ва­ю­щий­ся… Над кем там? Над На­та­льей Мед­ве­де­вой! (сме­ёт­ся. — Д. Ж.). Она вы­нуж­де­на была тоже са­дить­ся за пись­мен­ный стол, бла­го­да­ря чему и на­пи­са­ла че­ты­ре ро­ма­на. Нашей сов­мест­ной жизни я за­да­вал опре­де­лён­ный ритм. А как иначе? Сол­неч­ный жиз­не­ра­дост­ный муж­ской по­ря­док дол­жен власт­во­вать над лун­ной жен­ской без­ала­бер­но­стью.

— Вы и в сексе стре­ми­тесь быть пер­вым?

— Я даже за­сму­щал­ся, за­стес­нял­ся (сме­ёт­ся. — Д. Ж.). Нет, у меня ни­ко­гда не было же­ла­ния вы­пол­нять гряз­ную ра­бо­ту де­фло­ра­ции. У меня нет та­ко­го же­ла­ния. И ни­ко­гда не воз­ни­ка­ло.

— Но это же такой ини­ци­аль­ный мо­мент!

— У меня есть ам­би­ции на под­чи­не­ние эмо­ци­о­наль­но­го и ду­хов­но­го в жен­щине. Это нор­маль­но. Жен­щи­на не может быть ве­ду­щей. Разве что в нерав­ном браке, когда жен­щи­на стар­ше муж­чи­ны и силь­нее его.

— А в вашей жизни была такая си­ту­а­ция? Ведь ваша пер­вая жена — Анна Ру­бин­штейн — была на несколь­ко лет стар­ше вас.

— Нет! Хотя Анна была стар­ше меня на семь лет, глав­ным в семье был имен­но я. Такой тощий мо­ло­дой че­ло­век, толь­ко что вы­шед­ший из ли­тей­но­го цеха за­во­да «Серп и молот». До меня у неё были, ко­неч­но, вся­кие ко­бе­ли. Я их всех разо­гнал! Упрям­ством. Пьян­ством. Бил её. Драл­ся. И уста­но­вил по­ря­док. Я об этом го­во­рю сей­час сме­ясь, по­то­му что го­во­рить обо всем этом се­рьёз­но было бы как-то глу­по­ва­то.

— А если все-та­ки се­рьёз­но: ка­ки­ми ка­че­ства­ми дол­жен об­ла­дать муж­чи­на?

— Я вна­ча­ле вы­яс­нял это ин­стинк­тив­но, ощу­пью. Толь­ко потом при­шло осо­зна­ние. Без­услов­но, муж­чи­на дол­жен уста­но­вить свой соб­ствен­ный по­ря­док, со­здать свой мир. Я думаю, что даже на уровне любой семьи муж­чи­на, если он дей­стви­тель­но муж­чи­на, а не ал­ко­го­лик и не тряп­ка, то он со­зда­ёт во­круг себя мир с опре­де­лён­ны­ми ро­ля­ми — по­ря­док. Он за­щи­ща­ет свою семью, ведет её, ру­ко­во­дит ею, пока сил хва­та­ет.

— Сей­час в Рос­сии по­яви­лась целая армия секс-сим­во­лов, на­при­мер, актёр Вла­ди­мир Маш­ков, ди-джей радио «Мо­дерн» Дмит­рий На­ги­ев. Они го­во­рят при­бли­зи­тель­но то же, что и вы. Не сле­ду­е­те ли вы и они ка­кой-то моде?

— Я не знаю этих людей. Не видел, как они вы­гля­дят, что собой пред­став­ля­ют и на каком поле они вы­сту­па­ют. Я про­сто счи­таю, что жи­ву­щий по пра­ви­лам этого об­ще­ства че­ло­век не может быть му­жи­ком. Это об­ще­ство муж­чи­ну ли­ша­ет му­же­ствен­но­сти! Я не играю по пра­ви­лам этого об­ще­ства. По­это­му я так и живу: с одной сто­ро­ны — боль­шие успе­хи; пол­ная лич­ная неустро­ен­ность — с дру­гой. У меня даже про­пис­ки в Москве нет. Я от­ка­зы­ва­юсь вы­пол­нять кон­вен­ци­аль­ные вещи, ко­то­рые от меня это об­ще­ство тре­бу­ет. По­это­му я со­хра­няю свою са­мо­сто­я­тель­ность и яв­ля­юсь неза­ви­си­мым че­ло­ве­ком.

— Од­на­ко муж­чи­ны, ко­то­рые живут по за­ко­нам ны­неш­не­го рос­сий­ско­го об­ще­ства, долж­ны быть сам­ца­ми. Ведь об­ще­ство-то живёт по за­ко­нам джун­глей. И муж­чи­на по­став­лен в такую си­ту­а­цию, когда, если он не будет про­яв­лять своё муж­ское на­ча­ло, он про­сто пре­вра­тит­ся в веч­но­го аут­сай­де­ра. Среди поп-звезд мода на самца тоже объ­яс­ня­ет­ся, на­вер­ное, этим.

— В любом об­ще­стве — в нашем ли, в за­пад­ном ли — быть муж­чи­ной неве­ро­ят­но труд­но. С са­мо­го на­ча­ла оно на­стро­е­но на по­дав­ле­ние им­пуль­сов му­же­ствен­но­сти. Муж­чи­на — это пре­жде всего неза­ви­си­мость. Я ни­ко­го не могу на­звать из наших поп-звёзд муж­чи­ной. Ибо все они живут в кон­тек­сте этого об­ще­ства. Себя я могу на­звать муж­чи­ной. Речь идёт не о муж­ской силе. Речь идет о неза­ви­си­мо­сти. Я то­таль­но неза­ви­сим. То­таль­но! Это об­ще­ство не смог­ло меня под­чи­нить ни на мил­ли­метр. Чем я очень и гор­жусь. В этих усло­ви­ях я на­столь­ко сво­бо­ден, на­сколь­ко это воз­мож­но. О себе я могу ска­зать: я — оди­но­кий сол­дат, ко­то­рый ме­ня­ет самок. Каж­дый раз я со­здаю свой мир во­круг. Я при­е­хал в Аме­ри­ку и со­здал свой мир во­круг себя. Я при­е­хал во Фран­цию и тоже со­здал свой мир. Как Гос­подь Бог — с нуля. Когда при­е­хал — я был ни­ко­му неиз­ве­стен. Уехал же я, нена­ви­ди­мый всеми (сме­ёт­ся. — Д. Ж.). Это боль­шое удо­воль­ствие. Меня они по­но­сят всё время. Ни­ко­му из рус­ских пи­са­те­лей не уда­ва­лось так на­стро­ить про­тив себя об­ще­ствен­ное мне­ние. На За­па­де я издал сем­на­дцать книг. Все меня там знают и страш­но не любят. Я для них — сим­вол всего ужас­но­го. И это хо­ро­шо! Пре­крас­но! Я при­е­хал сюда и тоже в этом смыс­ле пре­успел. Я иду своей до­ро­гой. Вот где му­же­ствен­ность-то и на­чи­на­ет­ся!

— Из всего того, что вы ска­за­ли, можно сде­лать сле­ду­ю­щий вывод: муж­чи­на, ко­то­рый живёт в, семье, ста­ра­ет­ся за­щи­тить её от внеш­не­го нега­тив­но­го воз­дей­ствия, он — не муж­чи­на. Но ведь имен­но муж­чи­на дол­жен за­щи­щать семью. Это его обя­зан­ность. Обя­зан­ность самца, если угод­но…

— Когда я вер­нул­ся в Рос­сию после столь­ких лет от­сут­ствия, то я был по­ра­жён ка­кой-то ту­рец­ко­стью этого об­ще­ства. Ковры на сте­нах, аба­жу­ры, жен­щи­ны, мол­ча­ли­во по­да­ю­щие муж­чи­нам за­кус­ку. В Рос­сии очень много ази­ат­чи­ны. Очень ту­рец­кое об­ще­ство! Meжду муж­чи­ной и жен­щи­ной от­но­ше­ния здесь ненор­маль­ные.

— Но на­вер­ня­ка эта ваш «то­таль­ная неза­ви­си­мость» от­пу­ги­ва­ет жен­щин.

— На­о­бо­рот! Ведь жен­щин на самом деле при­тя­ги­ва­ют вовсе не день­ги (день­ги при­тя­ги­ва­ют толь­ко самых сла­бых самок) или до­маш­ность муж­чи­ны - при­тя­ги­ва­ет аура пол­ной неза­ви­си­мо­сти. Они по­ни­ма­ют, что самое оча­ро­ва­тель­ное, что может быть в муж­чине, — это пре­тен­зии на роль ти­ра­на в по­стро­е­нии мира. Борца про­тив де­ка­дан­са. Это со­вер­шен­но точно.

— Разве по­ве­де­ние глав­но­го героя вашей пер­вой книги «Это я, Эдич­ка!» — не де­ка­данс?

— Он на по­ро­ге де­ка­дан­са. Это че­ло­век, ко­то­рый пре­бы­ва­ет в си­ту­а­ции ре­ше­ния: он ещё не там, но и не здесь. Но он уже про­ти­во­сто­ит этому миру с нена­ви­стью. «Идите вы все на х…, е… в рот, с..и!» — имен­но такой фра­зой за­кан­чи­ва­ет­ся книга. Сей­час бы я не смог этого на­пи­сать (сме­ёт­ся. — Д. Ж.). Тогда у меня было то­таль­ное от­вра­ще­ние к об­ще­ству, точ­нее, к ОБ­ЩЕ­СТВАМ. Я мог раз­ви­вать­ся как угод­но. Я мог спить­ся, стать никем, ничем, нулём.

— И когда же про­изо­шёл пе­ре­лом?

— Ни­ка­ко­го пе­ре­ло­ма не про­ис­хо­ди­ло. Ещё в Нью-Йор­ке, не успев по­ста­вить по­след­нюю точку в ро­мане «Это я, Эдич­ка!», я начал пи­сать книгу «Днев­ник неудач­ни­ка». Эта книга — вос­ста­ние про­тив этого мира. Там много чего есть: война, ре­во­лю­ция, вос­хи­ще­ние ре­во­лю­ци­ей.

— Но в вашей лич­ной жизни разве пе­ре­ло­ма не про­ис­хо­ди­ло? Когда вы по­ме­ня­ли рас­по­ря­док? Ре­ши­ли себя ор­га­ни­зо­вать?

— Я про­сто понял, что без этого не по­бе­дить. Всё было ради по­бе­ды сде­ла­но. Не во имя под­чи­не­ния че­му-ли­бо! Ка­ким-то пра­ви­лам. Я всё равно про­дол­жал пи­сать от­рыв­ные книги. Все мои книги — ан­ти­ист­эб­лиш­мент. От на­ча­ла до конца. Все они такие! Но чтобы по­бе­дить, нужно стать ра­бо­то­спо­соб­ным; стать че­ло­ве­ком, ко­то­рый от­ча­сти пе­ре­стро­ил себя. Нужно си­деть на по­зи­ции, от­кры­вать глаза в шесть утра, про­чи­щать ружьё, сма­зы­вать его - сло­вом, ра­бо­тать надо, ра­бо­тать.

— А из­ме­нил­ся ли круг ваших жен­щин после того, как вы это по­ня­ли?

— Ну, внешне-то они все раз­ные. По край­ней мере, те, с ко­то­ры­ми я дол­гое время про­жил. В че­ло­ве­че­ском же из­ме­ре­нии их объ­еди­ня­ет одно — все они мар­ги­наль­ны. Ненор­маль­ные. На­та­ша была пе­ви­цей в ноч­ном клубе…

— В ин­тер­вью нашей га­зе­те она го­во­ри­ла, что вы, вме­сто того, чтобы уде­лять ей время, лас­кать её, вста­ва­ли утром и до ве­че­ра про­си­жи­ва­ли за пи­шу­щей ма­шин­кой, что един­ствен­ным вашим увле­че­ни­ем была ган­тель­ная гим­на­сти­ка и что в по­след­нее время вы часто сры­ва­лись с места и уез­жа­ли то в Сер­бию, то в При­дне­стро­вье…

— В этих сло­вах нет ни­ка­кой прав­ды. У неё были свои про­бле­мы. Она за­пой­но пила (об этом она сама сей­час го­во­рит в жур­на­лах). По­ло­жа руку на серд­це, она долж­на была бы рас­ска­зать и об этой сто­роне нашей жизни. У неё бы­ва­ли ужас­ные, чу­до­вищ­ные, от­вра­ти­тель­ные запои. И я играл роль нянь­ки, мед­бра­та, док­то­ра, то­ва­ри­ща. Ко­неч­но, это не спо­соб­ство­ва­ло укреп­ле­нию наших от­но­ше­ний. Но я ей был пре­дан. Я её любил. Ни­ка­ких упре­ков на этот счёт она мне предъ­явить не может.

Ко­неч­но, со вре­ме­нем мои ин­те­ре­сы немно­го из­ме­ни­лись. До 1990 года зем­ной шар был бо­лее-ме­нее спо­ко­ен, но потом он стал вол­но­вать­ся, и вме­сте с ним за­вол­но­вал­ся и я, сле­дуя своим соб­ствен­ным ин­стинк­там. И во фрон­то­вые зоны я про­сто вы­нуж­ден был ез­дить. Я по­ехал бы туда даже ценой по­те­ри жен­щи­ны и жен­щин. И то, ради На­та­льи, я не оста­вал­ся там по­сто­ян­но. В Серб­ской Кра­ине я про­был толь­ко весну, но потом вер­нул­ся.

— Разве же­ла­ние На­та­льи — не от­пус­кать от себя да­ле­ко лю­би­мо­го че­ло­ве­ка — не вполне есте­ствен­но для жен­щи­ны?

— Для меня жен­щи­на все­гда была бо­е­вым то­ва­ри­щем. С этим рас­чё­том я жен­щин и вы­би­рал. Моя жизнь в этом смыс­ле — серия успе­хов. Я всё равно не мог бы жить с жен­щи­ной, ко­то­рой свыше 35 лет.

— Бо­е­вым то­ва­ри­щем жен­щи­на может быть толь­ко в неж­ном воз­расте?

—  Про­сто моя судь­ба так скла­ды­ва­лась. Жен­щи­ны у меня были ис­крен­ние, и они пе­ре­жи­ва­ли все свои эмо­ци­о­наль­ные и жен­ские про­бле­мы ис­кренне. Но, как пра­ви­ло, после 35 лет они ста­но­ви­лись невы­но­си­мы­ми. Ну а если ты невы­но­си­ма — до сви­да­ния! Мы рас­ста­ва­лись. Те­перь вот я живу опять с де­вуш­кой, ко­то­рой 22 года.

— И что? Воз­раст­но­го раз­ры­ва не чув­ству­е­те? Или в вас го­во­рит ка­кое-то от­цов­ское чув­ство? Ведь раз­ни­ца-то между вами — 32 года!

— Ну нет! По­че­му? Всё нор­маль­но. Ведь я же не обы­ва­тель­ский урод! Ко­то­рый при­хо­дит с ра­бо­ты и сидит перед те­ле­ви­зо­ром. Раз­ни­цы не чув­ству­ет­ся.

—  Так ска­жи­те всё-та­ки: ка­ко­вой долж­на быть «бо­е­вая по­дру­га»?

— Лич­ные от­но­ше­ния все­гда очень же­сто­ки. Это все­гда под­чи­не­ние ко­го-то ко­му-то. Но я не вы­но­шу раб­ства. Я ни­ко­гда не жил с жен­щи­ной, ко­то­рая бы под­чи­ни­лась мне сразу и доб­ро­воль­но. Под­чи­нить жен­щи­ну себе все­гда сто­и­ло мне огром­но­го труда. В опре­де­лён­ном смыс­ле я уста­нав­ли­вал твор­че­скую гар­мо­нию. Жизнь с бо­е­вой по­дру­гой — это по­сто­ян­ная борь­ба.

— Гар­мо­ния или борь­ба?

— Гар­мо­ния — это и есть борь­ба. Я ни­ко­гда не жил нор­маль­ной жиз­нью. Я все­гда не имел при­ста­ни­ща, ко­че­вал из квар­ти­ры в квар­ти­ру…

— Вы счи­та­е­те, что нор­маль­ный муж­чи­на дол­жен жить ненор­маль­ной жиз­нью?

— Да. Неста­биль­ность – это хо­ро­шо, это мотор, это есте­ствен­ное со­сто­я­ние че­ло­ве­ка, в жизни нет ни­че­го по­сто­ян­но­го.

—  А ро­жать детей и т. д.? Это чья юдоль?

— Ро­жать — дело людей из толпы. Пус­кай они и ро­жа­ют. Я не хочу ни­ко­го ро­жать.

«Смена», №123 (21412) от 01.06.1996

P. S. От по­след­ней жены, ак­три­сы Ека­те­ри­ны Вол­ко­вой, у Эду­ар­да Ли­мо­но­ва двое детей: сын Бог­дан (2006) и дочь Алек­сандра (2008).

"Новый смысл"