Рафал Земкевич известен в Польше как «новый консерватор» и «новый правый». Он был организатором Конгрессов «новых правых» Европы, на которых поднимался вопрос о сохранении европейской идентичности. Земкевич также известен как проповедник восстановления Речи Посполитой, но даже в более расширенном составе, чем она была в XVI-XVIII веках: кроме собственно Польши, Литвы, Украины и Белоруссии, в новую конфедерацию должна войти Россия (или то, что останется от неё в будущем), а также – Турция.
В отличие от многих других крайних правых Европы, Земкевич и его польская группа «новых правых» разделяет ислам на «европейский» и «арабский». Первый он считает органичной частью Европы – это балканские, турецкие, крымские и северокавказские мусульмане. Турцию же он тоже считает грядущей жертвой варваризации с юга: её будут рвать на части курды, арабское окружение, а также «пятая колонна», финансируемая монархиями Персидского залива. А потому Турция как государство и цивилизация может устоять только в союзе с государствами Восточной Европы. Одновременно она может стать важным фактором нормализации жизни в Крыму и на Северном Кавказе.
В январе 2015 года Земкевич написал, как он видит восстановление Речи Посполитой (в переводе Историографа).
(Речь Посполитая во время расцвета)
«Польша целиком оказалась в сфере немецкого влияния (де факто эта ситуация на языке пропаганды называется «возвращением в Европу»), и это один из факторов, определяющий будущее нашей страны. Бесспорным плюсом этой ситуации стала гарантия нашей территориальной целостности – её испытание произошло относительно недавно, когда правительство Туска в двустороннем договоре отдало «Газпрому» всю нашу инфраструктуру по транспортировке газа – договор этот, напомню, был аннулирован Европейской комиссией после несомненной инспирации со стороны нашего западного соседа. Это был очевидный сигнал для Москвы – ваша сфера влияния кончается на Буге!
Можно конечно задумываться о том, что какие-нибудь будущие обстоятельства вынудят Германию «двинуться» на Запад. Однако я считаю, что это маловероятно. Главный фактор, который будет в будущем её ослаблять, это очевидно демография, но потенциальный геополитический конкурент – Россия – выглядит с этой точки зрения ещё хуже.
И это второе важное политическое обстоятельство, определяющее нашу будущую судьбу. Россия, которая последние столетия играла в нашей судьбе такую страшную роль, неуклонно слабеет. В начале XX века американский футуролог вещал, что она будет в середине XX века крупнейшей мировой державой по силе равной объединенному потенциалу США, Великобритании и Франции. Однако он не предвидел большевистской революции, Сталина, двух мировых войн, особенно последней, в подготовке к которой Сталин почти полностью растратил потенциал огромной страны. Сейчас Россия с опозданием платит за коммунизм цену упадка или ослабления и не подлежит сомнению, что её современная агрессивность является попыткой бегства перед внутренним распадом, подобно тому как это было в случае клонящейся к упадку Османской империи.
Здесь также существенным фактором является демография. Россия, несмотря на усилия по приостановке этого процесса, становится безлюдной, а точнее – становится безлюдной русскими. Все больший процент её населения составляют нерусские и нехристиане. Это должно приводить к постепенному «съёживанию», возвращению к геополитической роли прежнего Великого княжества Московского. Уже сегодня Россия не в состоянии играть роль мировой державы, завтра будет вынуждена согласиться с утратой роли региональной державы.
В целом демография даёт плохое предсказание для всей Европы. Это результат перемен в поведении после двух войн, которые открыли дорогу левацкому нигилизму, секуляризации и декадентскому гедонизму. Наступающее столетие будет для Европы большим, говоря корпоративным языком, стресс-тестом.
Уже в перспективе десятилетия можно ожидать в Германии, во Франции, в Великобритании и Скандинавии серии протестов, образующих что-то вроде исламского восстания. Представляется сомнительным, что существующие сегодня европейские правительства смогут найти в себе достаточно воли и силы духа, чтобы решительно выступить против желаний «зелёных человечков» (в этом случае имею в виду зелёные знамена Пророка), тем более что эти желания будут умело дозированы, чтобы не пугать общественного мнения, жаждущего спасения святого покоя.
Процесс «переселения народов», который в намерениях идеологов европеизма, должен был играть позитивную роль, разбивая единство традиционных наций и позволяя выплавить из них «европейскую идентичность», в сущности скорее провоцирует возвращение к средневековой раздробленности. Как в период распада Римской империи, на том же самом пространстве будут сосуществовать, необязательно мирно, квазигосударственные организмы, руководствующиеся разными ценностями, правами и создавшие для себя разные варианты государственного устройства.
Я лично считаю, что очагом бунта, который придаст распаду динамику, станет отказ от так называемого договора поколений или распад социального обеспечения. Потомки иммигрантов просто заявят, когда почувствуют себя для этого достаточно сильными, что не обязаны содержать белых стариков, которые не хотели иметь детей и руководствовались в жизни исключительно угождением себе и удовольствиями, а сейчас желают паразитировать на богобоязненном народе. С этим наверняка согласится, но без религиозно-этнической подкладки, и белая молодёжь, лишенная в вянущей системе «велфер-стэйт» надежды на зажиточную жизнь.
Неминуемость социальных конфликтов следует из невозможности подчинения себе больших глобальных корпораций существующими сегодня слабеющими, а не укрепляющимися, государственными структурами и международными организациями. Европейский Союз является доказательством того, что надгосударственное соглашение ни к чему не может принудить эти беспрецедентные в истории образования, напротив сам становится покорным орудием в их руках, усиливая де факто силу менеджеров. Проблема заключается в том, что корпорации в силу своей природы не в состоянии проводить какой-либо ответственной политики в любой области. Они возникли для того, чтобы генерировать и максимизировать прибыль и ни к чему иному не способны. Во имя максимизации прибыли они производят опустошения в государствах, в которых действуют, и придают непобедимую силу олигархичекским тенденциям.
Однако существует граница этой свободы, которой они сейчас пользуются, и вскоре она будет достигнута – ей является уничтожение собственных «мест обитания», угрожающее дальнейшему существованию самих корпораций. Этот момент будет способствовать разработке надгосударственными экономическими организмами какой-то стратегии управления обществом, заменяющей слабые национальные правительства. Это парадоксально может привести к серьёзной смене Западом курса в сторону традиции, вплоть до какого-нибудь неовикторианства. Потому что только таким способом корпорации могут спасти свои доходы и существование.
Из всего выше сказанного следует, что наше будущее, вопреки повсеместному убеждению, лежит на Востоке, а не на Западе. Всё, что мы можем взять на западе, возьмем в течение ближайших нескольких, максимум 20-ти, лет. Потом принадлежность к немецкой сфере влияния будет связана исключительно с потерями – культурная колонизация польских, особенно западных, земель, дренаж ресурсов западными корпорациями.
Польша может повторить дорогу, которую в XIX веке прошла Великопольша – усиленная борьбой против немецкого доминирования, в конечном счете от него она освободилась.
А очевидным последствием этого должно стать сближение с кем-нибудь из восточных соседей. И здесь только от будущих политиков зависит, по какому пути они поведут не только Польшу, но и весь регион. Или дойдет до ягеллоновского сближения, усиленного антинемецким бунтом, Польши с Украиной и Беларусью, или до беспрецедентного сближения Варшавы с Москвой. Многое завист от того, каким способом и когда Россия освободится от путинизма. Чем позднее это наступит и чем будет менее радикакльным по характеру, тем Россия будет более слабой и разбитой.
Однако в обоих случаях (союз Польши с Украиной и Белоруссией; или к этому союзу присоединится Россия) польская стихия в создающемся союзе – а в перспективе ста лет можно даже говорить о государственном организме – будет постепенно занимать доминирующие позиции. Если нашими партнёрами будут Украина и Беларусь (при этом благодаря правлению Лукашенки, несмотря на оценки его отношения к правам человека, она может внести больший вклад), то сила синергии наших стран может создать критическую массу, которая увлечёт за собой европейскую часть России (на удержание Москвой её азиатских частей я не вижу шансов). Если Россия установит союз с Польшей, то постепенно войдут в этот союз страны, лежащие между Москвой и Варшавой.
Таким образом, XXI век реализует мечтания консерваторов XIX века о польско-русской державе, уравновешивающей западную часть континента. Я не пишу «империя», поскольку она будет создана не столько силой «асимметричных» войн, сколько ловкостью, предприимчивостью и комбинированием торговцев и бизнесменов – а в этой конкуренции нам нечего стыдиться.
Было бы интересно посмотреть на эту будущую Речь Посполитую Многих Народов в действии. Перенестись в Москву или Киев, где польская речь будет переплетаться с местными языками, слышаться на улицах наверняка чаще, чем китайский, турецкий или характерный индусский английский, не говоря об испанском или интернациональном английском. Или перенестись в сильно ориентализированную Варшаву, насыщенную в равной степени культурой и ментальностью Востока, такой как старая сарматская культура.
И так же как она, наполненная свободой на грани с анархией (тем большей, чем дальше от столиц), несгибаемое стремление к которой во времена неотвратимой, вызванной технологической революцией, децентрализации, принесет нам явное преимущество.
