Мэтью Зук из Интернет Института при Оксфордском Университете сравнивает усиление власти индивидов в эпоху интернета с процессом становления в XIX веке национализма в Европе. Создание книгопечатания привело к разрушению основ средневекового миропорядка (священная роль текста, божественная природа власти суверена и цикличность времени) и к становлению современного устройства (индивидуальное прочтение текстов, нация-государство и линейное восприятие времени).
Сегодня технология интернета изменяет устройство общества и власти по следующим направлениям: возникновение разрозненных сетей индивидов, динамическое восприятие власти как «потоковой власти в пространстве», переход от линейного восприятия времени к «безвременью», компрессия времени. Подобно тому как национализм с XVII века создавал воображаемые сообщества людей, объединенных идеей принадлежности к одной территории, так сегодня интернет создаёт новые воображаемые сетевые сообщества людей, не связанных ни с территорией, ни с государством, ни с языком и культурой.
(Вверху: «Зомби-карта» (Map of the dead) — стилизованная карта мира, призванная помочь выжившим в зомби-апокалипсисе. Она составлена на основе Google Maps и показывает расположение важных инфраструктурных объектов — магазинов (в том числе оружейных), больниц, аптек, заправок, отделов полиции и так далее — в крупных городах США и мира (в том числе в Киеве, Москве, Минске).
Разработали «Карту зомби» Марк Грэм, Тейлор Шелтон, Мэтью Зук и Моника Стивенс из Интернет Института при Оксфордском Университете)
Создатель концепции сетевого общества Мануэль Кастельс в своих исследованиях уделяет большое внимание взаимосвязям между коммуникацией и отношениями власти в новом технологическом контексте. В статье «Коммуникация, власть и контрвласть в сетевом обществе» (2007 год) Кастельс показывает, что на протяжении веков коммуникация и информация были фундаментальными источниками власти и контрвласти, господства и социальных изменений. Главная из всех битв мировой истории – это битва за мысли людей. От динамики общественного сознания зависит судьба важнейших социальных норм и ценностей. Общества изменяются в процессе деконструкции их институтов под давлением новых отношений власти и формирования новых институтов, позволяющих членам общества мирно сосуществовать друг с другом, несмотря на противоречивые интересы и ценностные ориентации.
В индустриальном обществе публичная сфера строилась вокруг институтов государства-нации под давлением демократических движений и классовой борьбы. Она была основана на сопряжении между демократической политической системой, независимым правосудием и гражданским обществом, связанным с государством.
Двойственный процесс глобализации и роста коммунальных идентичностей бросает вызов национальному государству как релевантной единице, определяющей публичную сферу. Государство-нация не исчезает, но его легитимность сокращается в условиях расширения сферы действия глобального управления. Принцип гражданства вступает в конфликт с принципом самоидентификации, что приводит к кризису политической легитимности государства-нации, который также включает в себя и кризис традиционных форм гражданского общества (в смысле Антонио Грамши). Но при этом не возникает социального или политического вакуума. Наши общества продолжают функционировать в условиях, когда формирование общественного сознания смещается из сферы политических институтов в область коммуникации, преимущественно связанной со средствами массовой информации.
В широком смысле происходит замещение политической легитимности коммуникативной настройкой общественного мнения в сетевом обществе. В обществе, характеризующимся широчайшим распространением сетевых структур, отношения власти во всё возрастающей степени формируются под воздействием процессов в сфере коммуникации.
Кастельс рассматривает власть как структурную способность одного социального актора навязать свою волю другим социальным акторам. Все институциональные системы отражают отношения власти, равно как и границы этих отношений, формирующиеся на протяжении истории в противостоянии власти и тех социальных акторов, которые стремятся к ее ограничению. Способность социальных акторов сопротивляться давлению институционализированной власти Кастельс называет контрвластью.
Сегодня власть и контрвласть вынуждены оперировать в принципиально новых технологических условиях, которые характеризуются следующими тенденциями:
– доминирование медийной политики и её взаимосвязь с кризисом политической легитимности в большинстве стран мира;
– ключевая роль в производстве культуры сегментированных, ориентированных на целевую аудиторию средств массовой информации;
– появление новых форм коммуникации, связанных с культурой и технологией сетевого общества и базирующихся на горизонтальных сетях коммуникации (самокоммуникация);
– использование как одноканальной массовой коммуникации, так и массовой самокоммуникации в отношениях власти и контрвласти, распространяющихся на формальную политику, политику протеста и на новые манифестации социальных движений.
(Плотность IP-адресов)
Вплоть до последнего времени СМИ представляли собой целостную систему, в которой печатная пресса производила оригинальную информацию, телевидение распространяло её на массовую аудиторию, а радио выполняло интерактивную роль, учитывающую особенности различных целевых групп. Современная политика является преимущественно медийной политикой. Но основной проблемой является не столько формирование общественного мнения при помощи тех или иных сообщений СМИ, сколько отсутствие соответствующего контента в медиа.
То, что не существует в СМИ, не существует и в общественном мнении. Соответственно, политическое сообщение неизбежно должно быть сообщением СМИ, которые таким образом вносят важнейший вклад в конституирование пространства власти.
Медийная политика ведёт к персонализации политики, её привязке к лидерам, чей медийный образ должен быть выгодно продан на политическом рынке. Персонализация существенно влияет на электоральный процесс, побуждая независимых или неопределившихся избирателей переключать свое внимание на тех или иных кандидатов, как правило, в диапазоне от правого до левого центра.
Избиратели, как правило, не читают избирательных платформ, но ориентируются на тот образ кандидатов, который формируют СМИ. Подрыв доверия к тому или иному политику при помощи СМИ, целенаправленное разрушение его медийного образа также превращаются в мощнейшее политическое оружие. Медийная политика, таким образом, зачастую превращается в политику скандалов. В долгосрочном плане это ведёт к дальнейшему усугублению кризиса политической легитимности, росту недоверия к демократическому процессу. Недоверие к политикам, институтам и механизмам демократии ведёт к тому, что избиратели начинают голосовать не «за», а «против», вынужденно выбирая меньшее из зол или отдавая предпочтение кандидатам, олицетворяющим контрвласть.
Кастельс показывает, что не только сфера публичной политики во всё возрастающей степени попадает в зависимость от процессов коммуникации, но и само коммуникационное пространство становится областью конкурентных отношений. Это является признаком наступления новой исторической эпохи, когда рождаются новые социальные формы, и, как и раньше, обновление общества происходит в борьбе, конфликтах, зачастую – в насилии.
Тем не менее ещё не все качественно новые черты обновляющегося общества проявились в полной мере. То, что можно выявить уже сейчас – это попытки властей вновь утвердить своё доминирование в сфере коммуникации в условиях снижения роли традиционных социально-политических институтов. Осознание представителями правящих элит необходимости вступить в борьбу за сети горизонтальной коммуникации делает неизбежным новый раунд противостояния в коммуникационном пространстве. Проявлениями этого противостояния являются усиление контроля за Интернетом и сообщениями электронной почты в США, последние изменения в политике Китая, ведущие к тому, что пользователи интернета начинают рассматриваться как потенциальные компьютерные пираты, часть законодательных новаций Европейского союза, дающих возможность финансового и иного контроля за интернет-сайтами, обеспечивающими возможность сетевой интеграции для различных сообществ.
(Валовый доход на квадратный километр)
Кастельс делает вывод о том, что человечество стоит на пороге исторического сдвига в области публичной политики – сдвига от институциональной сферы к новому коммуникационному пространству.
Среди четырех форм властных отношений Кастельс в первую очередь выделяет власть акторов и организаций, играющих ключевую роль в структуре глобального общества, над теми сообществами и индивидами, которые не включены в эти глобальные сети (networking power). Решающе значение здесь приобретают процедуры включения и исключения из сетей. Хотя, согласно закону Меткалфа, ценность принадлежности к сети растёт экспоненциально вместе с ростом размера сети, столь же быстро усиливается и девальвация, связанная с исключением из сети. Согласно теории Р. Тонгия и Э.Д. Уилсона, которые описывают процессы включения или исключения сетевых узлов, существуют некие «охранники» (gatekeepers), играющие в этих процессах главную роль. Эти охранники обеспечивают коллективную способность сетей к самосохранению и поддержанию власти над другими сетями, сетевыми фрагментами или над несоединенными социальными подразделениями (disconnected social units).
Таким образом, социальные акторы осуществляют власть путём создания сетей, в которых аккумулируются ценные ресурсы и где по достижении определённого уровня осуществляется функция «пропускного режима». Иными словами, эти акторы могут запретить доступ к сети тем, кто не увеличивает её совокупной ценности или ставит под угрозу интересы самой сетевой программы.
Второй формой является власть, возникающая в результате применения стандартов для координации социальных взаимодействий в сетях (правил включения в сеть, встроенных в сетевые программы). После своего утверждения стандарты становятся обязательными для всех узлов сети, поскольку именно благодаря им сеть имеет возможность существовать в качестве коммуникативной структуры. Таким образом, сетевая власть (network power) – это власть сетевых стандартов над любыми компонентами сети. Она выражает интересы специфической группы социальных акторов, стоявших у истоков создания этой сети или установления в ней стандартов. В современном мире глобального капитализма координация между различными акторами осуществляется на основе новых глобальных стандартов, что чаще всего происходит путём навязывания одного решения и пренебрежения альтернативными вариантами.
Третьей формой выступает власть как результат доминирующего положения нескольких сетевых акторов по отношению к другим акторам (networked power). Кастельс выделяет несколько особенностей этой формы властных отношений. Прежде всего, каждая сеть устанавливает присущие лишь ей властные отношения, зависящие от её программных целей.
Последняя, четвертая форма власти (network-making power) означает возможность создавать и программировать сети в соответствии с интересам и ценностям «программистов» (тех, кто это осуществляет) и «переключать» (switch) связи между ними, т.е. объединять их цели и ресурсы, обеспечивая стратегическое сотрудничество доминирующих в этих сетях акторов и одновременно защиту от конкурирующих сетей. Это два основных механизма осуществления контроля над другими акторами в сетевом мире.
