Леонид Развозжаев, заключенный СИЗО «Лефортово»: «Они сказали, что убьют мою жену и детей»

Синие брюки, синяя тюремная роба, черные вязаные носки, шлепанцы. Леонид Развозжаев сидит на синей же свежевыкрашенной железной кровати, подложив телогрейку — иначе на этой железной кровати сидеть невозможно. В камере № 19, куда он помещен на время карантина (10 дней), две кровати. Та, на которой он спит — около окна. Она покрыта черным солдатским одеялом. На столе — железный чайник, алюминиевая миска. Все казенное. Передачу от жены передадут только поздно вечером. А пока 23 октября в 18.30 Леонид Развозжаев отвечает на вопросы членов ОНК Москвы.(Общественная наблюдательная комиссия за местами принудительного содержания города Москвы)

Все это — в присутствии сотрудников СИЗО «Лефортово». Один из них записывает наш разговор в большую пухлую тетрадку. Другой — зам.начальника СИЗО по оперативной работе Сергей Зайцев, представительный мужчина в костюме, в темной рубашке и галстуком в полоску, внимательно слушает.

Развозжаев говорит очень быстро, перескакивая с одного на другое, он нервничает, растерян, но видно: ему надо выговориться. На вопрос одного из членов ОНК: «То, что вы говорите, можно предать гласности?» Он ответил: «Да, конечно, для этого я все вам и рассказываю».

И вот этот рассказ.

Пошел за булочкой

«Из России я уехал 15 октября. А уголовное дело против меня было возбуждено 16 октября. Я пришел в отделение ООН по беженцам, чтобы просить политического убежища, но я не скрывался от следствия. Меня похитили 18 октября в Киеве. Около 13 часов я вышел из ХИАСа (организация, которая занимается предоставлением политического убежища беженцам). Я успел увидеть, что у входа стоит микроавтобус с украинскими номерами. Рядом стояли четверо мужчин, один был без маски. Я бы смог его узнать, если бы снова увидел. Они затолкали меня в микроавтобус. Я сам занимался боксом, не боюсь физической боли, я сопротивлялся, но ребята очень здоровые и чуть повернешься, тебе как следует наподдают. Надели мне на голову черную плотную шапку, чтобы я не мог ничего видеть, ноги и руки слепили скотчем. И мы поехали. На одежде, которую забрали у меня в СИЗО остались следы скотча. Я уже несколько раз просил, чтобы мою одежду не стирали, потому что это вещественное доказательство.

В микроавтобусе вместе со мной было человека четыре. Я думаю, это были украинцы: они почти все время молчали. Мы доехали до границы и там меня пересадили в другой микроавтобус — прямо дверь в дверь — я не выходил на улицу.

Мы отъехали от границы и через полтора-два часа приехали на место. Ноги мне перемотали скотчем, надели наручники на руки и завели меня в подвал.

Двоое суток меня не водили в туалет. Один из тех, кто там со мной был, издевался надо мной, спрашивая, не хожу ли я под себя. Все это время я ничего не ел и не пил.

«Тебя нет в правовом поле»

Это был какой-то полуразрушенный частный дом.

На руки мне надели наручники, скрепили их цепью с наручниками, которые надели на ноги. У меня под брюками была одета пижама (в Киеве было довольно холодно), и поэтому наручники одетые на брюки, а не на голое тело, не оставили следов на ногах. Также нет следов наручников и на руках. Я сидел в таком положении трое суток.

Все допросы проходили в подвале. Я был в маске, в шапке без прорезей и мои похитители тоже были в масках. Мне кажется, что у меня даже было две маски тоненькая и толстая. Вот так я и сидел в скованном положении. Они говорили мне: если ты не ответишь на наши вопросы, то твои дети будут убиты. Основная цель — я должен был дать показания.

Первые сутки они делали акцент на том, что я нахожусь на Украине и обо мне никто не узнает. Они говорили, что меня нет в правовом поле и со мной может произойти все, что угодно. Мне говорили: «либо ты говоришь что-то интересное, либо не говоришь и тогда тебя уже нет. Мы знаем, что твоей дочке 8 лет, а сыну уже 16 лет и он на митинг ходил, мы знаем, где работает твоя жена, так что думай…»

Сыворотка правды

Они никак не представлялись. Несколько раз звучала фраза: «Ты перешел Рубикон, нам за то, что мы здесь, деньги платят». Они требовали, чтобы я что-то им рассказал. Когда я говорил им, что Удальцов не такой, как они хотят показать, и Навальный не такой, как они говорят, их это не устраивало. Я понял, что из Константина Лебедева (соратник Сергея Удальцова, также содержится в СИЗО «Лефортово», беседует со следователями и оперативниками без адвоката, обвиняется по статье 30, 212 УК РФ,ч.1(«приготовление к организации массовых беспорядков» — The New Times) хотят сделать главного обвиняемого.

Когда я заходил в тупик и не соглашался говорить то, что они хотели от меня услышать, они говорили, что сделают мне укол «сыворотки правды». Они сказали, что после этого укола я все расскажу, но могу остаться дураком на всю жизнь и даже принесли мне таз, если вдруг после укола я буду блевать. Я подумал, что даже, если они берут меня на понт, то все—таки лучше не рисковать, потому что это не шутки. И согласился сказать то, что они хотели.

Черновик явки с повинной

Вот так продолжалось около полутора суток. Потом приехал человек. Он не представился. Но мне показалось, что он — этакий аналитик, который очень хорошо ориентируется в проблеме, знает имена всех. Он спрашивал меня о создании левой партии, о том, способны ли мы работать в легальном поле. Потом говорил о сотрудничестве с западными спецслужбами. И я был вынужден это сказать в явке с повинной, хотя это неправда, потому что я бы иначе оттуда не вышел.

Мне открыли левый глаз (приподняли шапку), дали бумагу, и я в наручниках написал явку с повинной. Там было о том, что я работаю с иностранными спецслужбами. Я заметил, что там, где я сидел, на стене было какое-то черное полотно. Самым страшным было то, когда мне говорили, что мою жену и моих детей могут убить.

Все эти три дня я не спал и не ел. Те, кто со мной работали, менялись. Ждали, что приедет какой-то человек, которого называли «главным». Он приехал, просмотрел мой текст. Два часа отсутствовал, потом приехал и мы записали видеобращение. Я читал видеобращение в наручниках. Потом мне дали бутерброд.

Впервые за эти два дня я смог поспать, все также со связанными руками и ногами. Чуть прикорнул. Ноги в носках были очень холодными, мозги не работали.

Я говорил им, что мы куда-то ездили, что обсуждали проведение акций протеста, а они говорили мне: лучше напиши про взрывы железных дорог. Я немного отстоял свое право написать не о взрывах, а о перекрытии дорог. В целом все, что я написал в этой так называемой явке с повинной, было написано под давлением. Я действительно был в Минске, но не с теми людьми, о которых я там написал. Я был в Курске, Воронеже, но не с теми целями, о которых я в явке с повинной сказал.

После того, как мы записали мою явку с повинной, мы поехали в Москву. Ехали 4-5 часов, так что я думаю, что подвал в частном доме находится где-то в Брянской области.

Когда мы приехали в Москву, договорились, что я позвоню в Следственный комитет следователю Габдуллину. Они дали мне телефон, я позвонил, но следователя не было на месте. Меня попросили перезвонить через десять минут. Через десять минут следователю позвонил кто-то из охраняющих меня. Мы приехали в Измайловский парк. Я сидел в микроавтобусе, а они вышли и минут десять разговаривали со следователем и передали ему мою явку с повинной. Потом меня пересадили в машину к следователю — это был то ли черный «Мерседес», то ли БМВ. То есть, понимаете, я не сам пришел в следственный комитет, люди, которые меня похитили, передали меня следователю! Из рук в руки!

Потом мы приехали в Следственный комитет. Мне предъявили какое-то обвинение. Я сразу сказал, что мне нужен адвокат. Я сказал, что хочу Дмитрия Аграновского или Виолетту Волкову. Следователь сказал, что мне назначат государственного адвоката по фамилии Квасов. Он-то и был у меня на суде по мере пресечения. Басманный суд 21 октября вынес решение о моем аресте в присутствии этого адвоката.

Теперь когда я говорю, что я отказываюсь от явки с повинной, помощник следователя говорит мне: «Как же так ! У вас ведь была договоренность».

Мне срочно нужен адвокат. Адвоката Виолетту Волкову следователь ко мне не пускает под тем предлогом, что она уже ведет дела других подследственных по этому делу. Я хочу письменно отказаться от явки с повинной. Я хочу написать заявление о моем похищении. Для этого мне нужен адвокат. Пусть придет адвокат Марк Фейгин или Дмитрий Аграновский. Я должен находиться под защитой международной структуры.

Сегодня утром я написал заявление о том, что объявляю голодовку, начальник СИЗО пришел ко мне и сказал, что не надо этого делать. Тогда я решил не голодать.

Мне страшно в одиночной камере. Прошлую ночь я не мог спать. Боялся, что они снова придут ко мне сюда. Кто они? Те люди, которые меня похитили и пытали…

 

Светова Зоя

http://newtimes.ru/articles/detail/58712