Буря

• Метрополитен-опера. "Буря" Робера Лепажа.

Официально ураган Сэнди должен был прибыть в Нью-Йорк в воскресенье. С утра я принял душ и первым делом подошел к окну проверить погоду. В окне дома напротив распахнулись шторы, и появилась полностью нагая женщина. Судя по размеру и форме ее груди, она была немолода, лет тридцати. Я удивился - что это она выставляет себя напоказ с утра в таком виде? Она, кажется, тоже была удивлена моим появлением в окне. Чтобы разрядить неловкую паузу, я покачал бедрами, приводя в движение свой нефритовый жезл. Она улыбнулась и, покачав плечами, привела в движение смуглые перси. Между домами светило солнце, ветер приводил в движение деревья, кажется, чуть более обычного. Я оделся и проводил свою знакомую, приехавшую на выходные погулять по Нью-Йорку, на пятнадцатидолларовый китайский автобус в Бостон. По сарафанному радио ей стало известно, что к вечеру остановят весь транспорт, и было решено, что ей лучше уехать восвояси побыстрей. Отдавая чемодан на Пенн-стейшн, я сказал, чтобы она не расстраивалась из-за недопрогулянного дня в Нью-Йорке – ураган будет гнаться за ней по Новой Англии, а она от него будет убегать. - Круто! – улыбнулась моя знакомая.

В понедельник утром как обычно я пошел на работу. В офисе никого не было, телефон сообщал мигающим красным огоньком о том, что мне кто-то звонил и оставил сообщение. Механический голос известил, что сегодня ввиду урагана компания официально закрыта. Я подумал несколько минут. В принципе, можно было бы поработать, но что, если что-нибудь произойдет? Начальство наверняка обвинит во всем меня. - Что может произойти? - спросил я себя. --Ну, например, отключат лифты? - ответил я на поставленный вопрос. Перспектива спускаться пешком с 30-го этажа не понравилась, к тому же, я не знал, где находится лестница, и существует ли она вообще.

Через окна продовольственного магазина под своим дом я увидел толпу народа у касс и зашел внутрь, чтобы купить что-нибудь специальное – для урагана. Домой пришел с пакетом картошки, виноградом и сыром, решив использовать остаток дня на то, чтобы вылечить продолжающийся уже вторую неделю кашель. Я принял двойную дозу Найквила, в голове зашумело, я прилег на диван у окна.

Снились какие-то предметы, уносимые ветром. Один, белый, размером с машину скорой помощи, летел прямо в меня. Я выставил руку перед собой, закричал и проснулся. В ту же секунду за окном раздался страшный треск, с крыши соседнего небоскреба прямо в мое окно, в меня, полетело нечто большое и белое, напоминающее машину скорой помощи. Летящий предмет скользнул по балконной решетке и полетел дальше вниз. Раздался грохот железа, бьющегося стекла и человеческий мат. Капли дождя горизонтально двигались по стеклу. Очевидно, ветром сорвало что-то с крыши гиганта, стоящего рядом с моим 17-ти этажным карликом. Я приблизился к окну, чтобы разобраться, что произошло, но внизу не было видно ничего примечательного. Наверное приснилось, подумал я, и увидел в окне напротив свою новую подружку, а также еще дюжину людей, рассматривающих нечто, скрытое от меня у самого основания моего дома. Значит не приснилось. Я попробовал представить, так ли чувствуют себя мирные жители во время бомбежки где-нибудь в Грозном, и решил пойти на улицу посмотреть, как там обстояли дела.

Мое любимое место прогулок рядом с домом – Тьюдор-Сити, небольшой квартал на холме напротив кирпича ООН, напоминающий парижский Монмартр с прекрасным парком и парковыми стульями, кажется, скопированными с парижских соплеменников. Жители Тьюдор-Сити собрались под навесами парадных в наспех наброшенной случайной домашней одежде и смотрели на раскачиваемые свирепыми порывами ветрами высоченные деревья Гинкго, одно из которых уже упало, накрыв автомобиль. В образовавшемся ураганном сообществе преобладало радостное настроение, шутки, сигаретный дым, смельчаки выпрыгивали из укрытия, чтобы испытать на себе силу порывов, отбрасывающих их тела на заметное расстояние. Раздался крик: Эй, твой парик улетел! Угрожающе гремели леса, окружающие фасады высоких почти столетних зданий в неоготическом стиле. Здание ООН, хоть и на ремонте, стояло бастионом международной безопасности в порывах урагана. Серая Ист-ривер за его спиной была покрыта белой пеной.

Возвратясь домой, я внимательно прослушал телефонное сообщение о том, что мой офис будет закрыт и завтра. До вечера дул сильный ветер, разрывая дождь на части.

Когда совсем стемнело, мобильник выдал доселе неслыханный мною сигнал, и на его экране возникло черно-белое окно с требованием немедленно уйти в укрытие. Таких императивных требований я еще не получал в этой стране, поэтому оно выглядело угрожающе. Какое укрытие имелось в виду, от чего укрытие, была ли моя комната достаточным укрытием? -- подумал я, и в этот миг выключился свет. Интернет, бесплатный гугло-телефон тоже отключились. Мобильная связь, однако была, я вышел в сеть. Кажется, внимание всего мира было приковано к Нью-Йорку.

• люди пересаживаются с метро на бесплатные автобусы на 42-й улице

Утром спросонок побежал в уборную, и понял, что совершил ошибку -- воды тоже не было. Я открыл дверь в темный коридор, включил фонарь (приложение TorchPro) на айфоне и медленно пошел к мусоросборнику с пакетом испорченной еды из холодильника. Соседская дверь открылась, и на меня с ужасом уставилась соседка, аодсвечивая фонарем. – Вы что-то видите? – с дрожью в голосе проговорила она. Я изменил свое намерение и пошел вниз, чтобы бросить мусор в уличную урну, а заодно выпить кофе и перекусить. Макдональдс напротив был закрыт, как был закрыт и Старбакс за углом. Предатели, подумал я -- тоже мне, фундамент американской безопасности -- первыми сбежали с поля боя. В общем, все заведения были закрыты, кроме индусско-пакистанских лавок. Мне вдруг захотелось купить водки, но винный магазин тоже был закрыт. Индус в лавке стал объяснять почему у него в наличии есть только канадское вино и пиво: для водки нужна специальная лицензия. С трудом пробиваясь через его акцент, я пытаюсь продолжать разговор, надеясь добиться от него признания о каком-нибудь подпольном способе доставания водки, например, через такси -- так доставали ее в Таллинне в голодные перестроечные годы. Также меня порадувало быи предложениекупить водки из-под полы, но тот все повторял, что водки сейчас невозможно достать нигде.

Город, кажется, заполнили одни туристы, слышалась в основном французская речь, а ещенемного немецкой и русской. На каждом углу встречались видео-команды, тщетно пытающиеся найти какое-нибудь приличествующее урагану действие, но в мидтауне ничего не происходило.

В отношении следующего предупреждений не поступило, и утром среды я отправилсяв офис, где, кроме меня появились еще два работника -- президент компании и его секретарша. Президент подошел ко мне впервые за все то время, что я на него работаюи очень тепло поинтересовался как у меня дела в связи с ураганом, как я добрался до работы. Мой ответ -- дошел пешком минут за 15 - его разочаровал. -- Я пришел пешком из Астории! -- гордо заявил он. Я один раз был в Астории -- итальянском квартале где-то на дальней границе, кажется, Квинса. С тех пор как я переехал в Манхэттен, я вообще предпочитаю его не покидать и везде хожу пешком, в крайнем случае перемещаюсь на велосипеде. В самом крайнем случае, например, когда опаздываю в театр, беру такси. Американская сабербия меня вообще не интересует и я предпочитаю дажене вспоминать о ее существовании. Американская сабербия -- это не просто другая страна, это "противоположная" Нью-Йорку страна. Впрочем, вся Америка основана на жажде наживы и чистогана, включая Манхэттен, однако Манхэттен обладает удивительным свойством превращать эту жадность в свою противоположность, в отличие от остальной Америки, где эта жадность, кажется, способна только порождать новую жадность. Когда недавно я по работе вынужден был выехать во Флориду, то, несмотря на возможность пройтись по теплой океанской воде босыми ногами, я, оказавшись в пейзаже тянущихся за горизонт бензоколонок, моллов и ресторанов, расценил эту командировку как наказание за преступление, которого не совершал. В подобных размышлениях,чтениях френд-ленты, а также попытках узнать, когда включат свет прошелостаток дня. За много лет жизни в Америке я не стал считатьчем-то особенным регулярные отключения электричества. Здесь архаичная система электропроводки -- на деревянных столбах, поэтому любая упавшая ветка может отключить питание целых городков. Однако, обычно ремонт производится быстро. Отсутствие электричества в течение двух дней -- это что-то неслыханное. Без электричества остался весь нижний Манхэттен, кажется, исключая только самую западную его часть. Мой поиск привелк видео, на которомвиден настоящий взрыв на электростанции на 14-й улице. То черно-белое сообщение, которое я получил на айфоне, очевидно отправилиавтоматическипосле взрыва.

В 5 часов я выхожу на улицу и иду в сторону дома. Граница электричества проходит по 39-й улице. Я живу на невезучей 38-й. На углу 42-й я покупаю водку Абсолют, захожу в гастроном -- там нет никакой воды, кроме итальянской минералки по 2 доллара за пол-литра. Бачок такой не заполнишь, да и картошку не сваришь. Я иду в сторону более высоких улиц, захожу в столовую, где продают суп, съедаю суп, захожу в уборную, возвращаюсь домой. В доме портье расставили на лестничных клетках свечи. Почему-то многие двери в квартиры приоткрыты. Дом заполняется неизвестными ароматами. В своей комнате я открываю водку, пробую. Последний раз я пил водку лет десять назад, в Москве на масленницу. Мы пришли с мороза, на столе стояли высокие стопки тонких блинов и черная икра. Вязкая как масло «Столичная», следующая за черной икрой, завернутой в блин, была самым логичным продолжением. Ураганная теплая водка заполнила неприятной жидкостью рот, потекла внутрь по пищеводу. Гадость! И совсем не греет. Я включаю заряженный на работе Макбук, и за пару часов с неожиданной легкостью заканчиваю рецензию на книжку, которую давно обещал издательству. Иду назад на улицу к Старбаксу на 42-й. Я вижу людей, обнаруживших в мостовой розетки, заряжающих свои компьютеры и телефоны в свете из окон закрытого Старбакса. Мой компьютер еще не нуждается в электричестве, ему нужен интернет. Несмотря на то, что кафе закрыто, интернет ловится. Я быстро отправляю рецензию.

Утром, немытый и голодный,спешу на работу, надеясь принять там душ. Квартал вокруг Бродвея оцеплен полицией -- оказывается ураган оборвал стрелу крана у строящегося небоскреба. Меня пускают, проверив рабочее удостоверение. Офис пуст, подземка стоит, электрички из пригородов тоже. Я читаю электронное письмо от президента, выражающее полную уверенность в том, что все сотрудники "борются со стихией, либо работают из дома, и поэтому могут не беспокоиться о зарплате за эти дни".

• Кран с сорванной башней

Вечером, поднимаясь по темной лестнице домой, за одной из дверей я слышу голоса и стучу. Джон, мой приятель еще по предыдущей работе, открыл дверь.

Окна квартиры Джона выходят во внутренний колодец, поэтому у него и в обычное время не очень светло; все поверхности в комнате заставлены свечами. Из темноты, словноиз повести Лермонтова, является его подруга -- горянка-красавица из Грозного. Джон хвастается тем, что у него на работе есть горячая вода и он смог помыться. Я делюсь своим горьким водочным опытом. Джон предлагает двадцатилетний скотч. Мы пьем. Джон рассказывает про идиому «на камнях» -- в Шотландии не всегда имелся лед, и в виски для охлаждения добавляли настоящие камни из горных рек. Камни обладали еще и тем преимуществом по сравнению со льдом, что не разбавляли напиток. Джон достает тряпичный мешочек с шотландскими камнями из теплого морозильника, но скотч и так прекрасен.

Я рассказываю про гравитационную линзу, которую якобы испытали моряки, наткнувшиеся на необитаемый остров, выйдя из Окленда в 1929-м году. В серьезной физической статье, которую я читал на работе, обсуждалась возможность создания гравитационной линзы, которая могла бы объяснить наблюдения моряков. Моряки писали об искривленном горизонте, о скачущем по небосводу солнце, едванаблюдатель совершаетнескольких шагов. Мы выпиваем еще и Джон спрашивает про мои театральные дела. Я говорю про пока неуспешные попытки найти подходящий театр для постановки пьесы Майи Праматаровой Don’t take the bridge, действие которой происходит в современном Манхэттене. Сложность состоит в том, что мое сценографическое решение предполагает апокалипсис, а для апокалипсиса необходимо высокое пространство, которое найти сложно, имея в виду ту небольшую сумму, которая имелась в распоряжении нашего театра. – Какой апокалипсис? – не понимает Джон. – Ну какже:который американцы постоянно воспроизводят. Джон не понимает. – Ну, например, апокалипсис 2001-го года. – Да, разве ж это мы создали этот апокалипсис? – восклицает Джон. – А кто же? Кто создал Аль-Каиду и Бин-Ладена? Слышал выражение "пятилетка войн"?

Я рассказываю свою теорию кофемолки, согласно которой действует американская внешняя политика: дробить любые крупные силы, а затем переходить на оставшие самые крупные силы и так до тех пор, пока не останется тонкий порошок. Джон говорит, что во всем виноват Израиль - при этом его глаза как-то странно блеснули в отсвете свечей. Джон родом с Юга, от него всякое можно ожидать, еще секунду и он скажет, что нужно голосовать за Ромни.

Я возвращаюсь к апокалипсису. – К тому же, Манхэттен похож на средневековый город в горах. – Джон опять не понимает. В Нью-Йорке, так же как и в горах, все разделено на совершенно отличные деревни – Вест-вилидж, Ист-Вилидж, СОХО, НОХО, верхний Вест-Сайд, Верхний Ист-Сайт, Гарлем. В этих местах и говорят на разных языках, как, например, в Дагестане – я посмотрел на Бэлу, которая тихо светилась в глубине комнаты. -Литтл-Итали, Чайна таун, Брайтон Бич, Джамейка и т.д. Еще Леви-Строс, отец структурализма, сравнивал Нью-Йоркский ландшафт с горами, говоря, что оценивать его нужно совсем по другим критериям, в отличие от европейских городов, где все соразмерно человеку.

- Со средневековьем я согласен -- на улицах небезопасно. -- Нет, не это. Уличные торговцы, бродяги, грязь, крысы, невиданная роскошь, рикши, всеобщий хаос и энергия, одновременный распад и процветание. Здесь, как писал Достоевский по другому поводу, Дьявол с Богом борется.

• Линия раздела электричества проходит по 39-й улице

На пятый день без электричества я читаю на работе про громадные убытки, которые несет театр на Бродвее, про то, что затопило галереи в Челси на западной стороне. Некоторые театры в мидтауне, т.е. на возвышенности, предлагают значительные скидки, и после работы я иду на на 36 улицу, ее западную часть, которая светится огнями как ни в чем не бывало. После театра я иду домой на восточную темную сторону,по дороге фотографирую линию электрического раздела. Пока я прилаживаю свою камеру сзади и спереди,появляются люди -- портье вышли из домов, чтобы проверить чем я таким занимаюсь. В газетах писали, что в городе начались грабежи: преступники, представляясьработниками электрической компаниибеспрепятствонно проникали в дом, и всем портье приказано быть особенно бдительными.

• одинокий портье, следящий за мной

Я прихожу домой и достаю из под кровати книжку, которую начал читать пол-года назад. Примерно в половине первого ночи, совершенно бесшумно включается свет. Через секунду на улице раздается победный вопль. Я подхожу к окну и вижу свою знакомую в доме напротив, мы привествуем друг друга взмахом рук.

Утром я иду в Метрополитен-оперу на премьеру Бури своего любимого режиссера Робера Лепажа