И упала звезда ПОЛЫНЬ ...

«и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику...

Имя сей звезде полынь...»

(Откровение Иоанна Богослова. Гл. VIII (10,11)

.

В ту ночь меня, исполняющего обязанности заместителя начальника линейного отдела внутренних дел на ж/д станции Киев-пассажирский, разбудил звонок помощника оперативного дежурного. Всех поднимали по сигналу тревоги, и тревога была не учебная. Причину тревоги дежурный объяснил скупо, по-видимому, не осознавая серьезности происходящего: взорвалась атомная станция. Какая, он не знал.

Сборы были короткими. Время приближалось к 3 часам. Искать автотранспорт не пришлось, тогда офицер милиции мог позволить себе прибыть на службу на такси. Таксист оказался разговорчивый и всю дорогу допытывался, что же произошло в Чернобыле. Он уже знал намного больше меня. Расплачиваясь с таксистом, услышал: Ты зря, капитан, мне ничего не говоришь, я ведь мичман, подводник, реакторщик.

Как и положено, прибыл к месту службы одним из первых и по указанию руководства начал направлять прибывающих сотрудников по рабочим местам. Все ожидали дальнейших указаний, которые пока так и не поступали. Комсорг отдела Вячеслав Сморчков разместился по-хозяйски за моим столом в кабинете. На всю громкость работал радиоприемник, моя гордость: трофейное чудо времен Второй мировой войны. Иностранные радиостанции на русском языке сообщали, что на Чернобыльской АЭС, расположенной в 80 километрах от Киева, произошел взрыв и пожар. Имеются разрушения и пострадавшие. Возможен выброс радиоактивных элементов в атмосферу. Приемник переключили на отечественную станцию, которая сообщала о трудовых успехах социалистической системы, и начале очередной посевной кампании. Об аварии не сообщалось, ровным счетом, ничего.

Вернулся на вокзал. На всякий случай в залах ожидания выставили парные посты. Под утро поступило сообщение о том, что на площадь прибыла колонна автобусов из Припяти. Где находится этот город в столичной области, представлял с трудом. Но никак не связывал его с мирным атомом. В автобусах, в основном были женщины и дети. От них получили первую правдивую информацию. Город Припять находится в непосредственной близости от станции, да, там возник пожар, есть разрушения. На место аварии прибывают пожарные караулы со всей Киевской области.

Один мужчина сообщил, что фоновые значения радиоактивности в несколько десятков раз превышают все допустимые нормы. Авария очень серьезная. Больше он ничего сказать не смог. У него першило в горле. Попросил оказать помощь в приобретении билетов для жены, державшей на руках грудного ребенка. А ее муж должен был возвращаться на станцию, вечером необходимо было заступать на смену.

Пришлось мобилизовать все милицейские возможности. Потеснили посетителей в зале Интурист и комнате Матери и ребенка . Но всех желающих они принять не смогли. Нашли выход и из этого положения. Дежурный по вокзалу доложил о случившемся руководству и дежурному по горкому партии. Прибывшие партийные чиновники, проблему с размещением людей решили мгновенно. Все желающие были размещены в расположенных рядом гостиницах.

На наши вопросы о происшедшем в Чернобыле, они отвечали, что информация проверяется. Для припятчан (впоследствии они станут пострадавшими) выделили отдельную кассу. Оказалось, что у некоторых нет денег. Тогда именем советской власти, (а таковая тогда была!) мы начали сажать людей в проходящие поезда без билетов.

К утру появились дозиметристы из солидного НИИ, удивленные прорывом сюда колонны автобусов, ведь официальной эвакуации Припяти еще не было. Проверку они начали с нас. Наши мундиры фонили, стрелки приборов зашкаливали. После чего возник вопрос, где мы успели набраться пыли. Хотя только помогали носить вещи и детей. Замеры, сделанные в залах ожидания и на одежде припятчан, показали значительное превышение допустимых норм. Сообщив, что людей необходимо мыть, одежду менять, а дежурную комнату милиции необходимо дезактивировать, работники НИИ покинули вокзал. Проблем с дежурной комнатой не было. Вызвали уборщицу, которая сделала влажную уборку, все вымыла, вытерла пыль, а что было делать с людьми? Об этом никто не говорил и команд не давал.

Прошел день. Вечером практически весь личный состав участвовал в охране общественного порядка при проведении футбольного матча. В дежурной части находилась группа быстрого реагирования, которая должна была выехать к месту несения службы на железнодорожную станцию Янов в городе Припять, где находится оперативная группа Юго-Западного Управления транспортной милиции МВД Украины.

Вернувшись домой, я выслушал огромное количество вопросов от жены и соседей. Уровень моей осведомленности, к моему сожалению, практически оставался нулевым. Больше всего я узнал из тех слухов, которые успели собрать соседи по дому.

ДОБРОВОЛЬЦЫ

27 апреля прибыл на работу к семи часам утра. Начальник отдела Николай Андрианович Шкиндер сразу пригласил к себе в кабинет. Молча протянул записку-указание, полученное по телетайпу, где предписывалось заместителю начальника ЛОВД с шестью сотрудниками на машине прибыть на ж/д станцию Янов города Припять для обеспечения охраны общественного порядка. На мой недоуменный вопрос он сообщил, что заместитель госпитализирован в связи с почечным приступом. У меня вопросов не было. Воспользовался его пультом телефонной связи. Первым, кому позвонил, был начальник отдела БХСС. Вопросов тот не задавал. Как оказалось, они с заместителем разыграли на спичках кому ехать в Припять. Короткая спичка досталась заместителю, майору милиции Валентину Трояну. Следующим был Вячеслав Сморчков, который на мой вопрос о том, что необходимо найти добровольца, сразу ответил: он уже идет. Потом подошли инспектор уголовного розыска лейтенант Николай Бондаренко, инспектор отделения охраны общественного порядка лейтенант Валерий Карпенко. Последним появился сотрудник патрульно-постовой службы сержант Валерий Журба. Пришлось объяснить ему, что добровольцем может быть только тот, кто не женат и не имеет детей. Он сразу сообщил, что свадьба у него только через неделю, а невеста скоро будет матерью. Тогда я привел еще один аргумент, чтобы ему отказать: все, кто едут, должны иметь продукты питания и деньги. Он категорически заявил, что у него все есть.

На сборы дали два часа. Дома сообщил жене, что отправляюсь в командировку и буду через два - три дня. На вопрос куда еду, сообщил, что на станцию Тетерев. Супруга молча протянула мне деньги и попросила подумать о том, что у нас растет дочь. Обмануть жену не удалось.

В назначенное время собрались в ленинской комнате. Начальник отдела провел короткий инструктаж. Он посоветовал не проявлять глупого героизма, получить костюмы химической защиты и противогазы. Даже если они и не защитят от радиации, то, по крайней мере, ему будет спокойней на душе.В управлении выдали накопители, которые должны были фиксировать дозы облучения, а также прибор дозиметрической разведки ДП-63, снятый с вооружения в армии.

Когда мы подъезжали к площади Шевченко, в эфире прозвучала команда прибыть в МВД и получить аптечки. В министерстве пришлось столкнуться с непредвиденными трудностями. Никто не знал, где аптечки. Старший сержант внутренней службы разъяснил мне, что необходимо иметь письмо с резолюцией старшего начальника и доверенность. Только в этом случае я могу претендовать на получение аптечек. На вопрос, что же мне делать, он ответил, что всю ночь работал на Чернобыль, выдавал костюмы химической защиты и противогазы. В кабинет заглянул подполковник-медик и предложил следовать с ним. В подвальном помещении он под расписку выдал аптечки.

Мы направлялись в Чернобыль. По дороге остановились у гастронома. В нашем УАЗе появился ящик водки и несколько буханок хлеба в целлофановых пакетах. С каждым километром прибор поднимал стрелку все выше. Уточнять дорогу не было необходимости. В нужную нам сторону двигались сплошные колонны автотранспорта.

Показалась стела, сообщавшая, что мы въезжаем в город Чернобыль. Такого количества людей в погонах я давно не видел. Разнообразие номерных знаков поражало. Было такое чувство, что тут находятся представители всех регионов Украины. Многие из коллег нам так и не смогли показать дорогу к райотделу милиции. С трудом нашли местного жителя, который толково объяснил, как проехать к месту назначения. Все, что предстало перед глазами, напоминало штаб фронтового подразделения. Подъезжали и уезжали автомашины, сновали офицеры и сержанты. Все были заняты своим делом, но никто не мог подсказать, что делать дальше. Я заметил знакомую фигуру начальника политуправления МВД генерал-майора Александра Ильича Боровика. О том, что это генерал, свидетельствовала лишь его фуражка. Вместо мундира на нем была хлопчатобумажная роба черного цвета. Он и подсказал, где найти нашего начальника управления.

Первый инструктаж в зоне. Нам необходимо сменить наряд на станции Янов. Первым заступал на службу Валентин Троян. Направились к месту службы. Впереди увидели людей в химзащите, респираторах. Это был первый полевой КПП, возле села Копачи. Солдаты химвойск вели дозиметрический контроль и мыли авторанспрот. Рядом с ними стоял ГАИшник в кожаной куртке с носовым платком вместо респиратора. Было видно, что он безумно устал и ему, по всей видимости, смертельно хотелось спать.

Вот и она, мертвая станция. Поразило то, что кроме пения соловьев, ничего слышно не было. Нам навстречу вышел майор милиции, который провел короткую экскурсию и ввел нас в курс дела. Показал, в каком направлении находится разрушенный реактор. Сообщил, что привкус металла на языке явный признак выброса радиации из разрушенного реактора. Потом сообщил, что в расположенном рядом селе Янов жителей нет, все эвакуированы.

В нашем распоряжении была станция с залом ожидания, диспетчерским пультом, комната линейного пункта милиции. Что и зачем охранять на пустой станции было неизвестно. Однако приказ есть приказ. Валентин предложил пойти к колонке, набрать ведро воды и вылить его на пол в милицейском помещении. На кушетку, которая там находилась лучше не ложиться, прибор показывал, что она грязная. Оставив ему бутылку водки, отправился в обратный путь. Через три часа я должен был произвести смену и привезти очередного нашего товарища. Спать не хотелось. Вспомнил о том, что у меня есть штормовка зеленого цвета, которая может заменить китель: новый комплект формы получил перед тем, как произошла авария. Решил, что тем самым сохраню новую вещь.

Утро. Привез смену. Заступал Валерий Карпенко. То, что мы увидели, просто поразило. Вдоль железнодорожных путей ехал на велосипеде мужчина. По внешнему виду было ясно, что он явно с похмелья. На наш вопрос ответил, что едет на работу. О том, что происходит вокруг, он даже не догадывался, так как на протяжении четырех дней был в глубоком запое. Газет не выписывает, радио последние дни не слушал, а телевизор у него не работает. На нашу информацию об аварии на атомной станции, он не прореагировал. Попрощавшись с нами, уехал в обратном направлении.

Три часа пролетели незаметно. Снова направляюсь в сторону охраняемого объекта. На полевом КПП Копачи заминка. Армейский подполковник, изрыгая массу бранных слов, набросился на меня, требуя объяснений, где наряд ГАИ и кто будет заниматься пропуском транспорта. На мое счастье прибыли сотрудники ГАИ, а следом за ними экскурсионный Икарус , заполненный людьми в спецовках. Они убеждали, что им разрешили посетить свои квартиры, однако автобус дальше КПП не пропускали. Выход из положения нашли после того, как я предложил доставить их в Припять на своем УАЗе. Проверив паспорт каждого и уточнив где кто прописан, проконтролировал, чтобы каждый попал только в свою квартиру. Мое внимание их обидело. Кто-то зло заметил, что они потеряли все нажитое годами, а я им не доверяю. Большинство возвращалось уже на личных машинах, загруженных поклажей.

А мы решили проехать в горотдел милиции Припяти. На одной из автобусных остановок стояли три молодых парня в комбинезонах. Они были с пульта управления. Им сообщили, что в настоящее время они не нужны и могут быть свободны. Их жены с детьми были эвакуированы, но они не знали куда. Собирались выбраться из города на попутном транспорте. Всех погрузили в машину и, развернувшись, направились в обратном направлении. Выезжая из города, один из них попросил остановить автомашину. Вдоль дороги, при въезде в город, стояли стенды, на которых было перечислено, что в городе насчитывается столько-то школ, детских садиков, ПТУ, техникумов и кто-то мелом дописал «было». Парень рукой стер дописку.

Снова нашу машину вымыли на полевом КПП. Прибыв к месту дислокации, нас наконец накормили горячей картошкой с тушенкой. За несколько дней это была первая горячая пища. Рядом располагался саперный батальон, командира которого я попросил, чтобы его дозиметристы проверили нашу машину. Младший сержант с большим старанием проделал необходимую процедуру и доложил, что все в норме. Хотя в салоне фоновые значения были в два раза выше, чем на кузове. Пришлось нашему водителю заняться мытьем салона.

В эфире передавали трансляцию первомайской демонстрации. Ветер дул в ту сторону, в которой проходило праздничное шоу. За все время я ухитрился один раз перезвонить домой. Телефонная связь, кроме правительственной и ведомственной, была отключена. Однако на охраняемой железнодорожной станции работала специальная релейная телефонная связь, по которой можно было связаться с любой железнодорожной станцией СССР, а потом попросить, чтобы соединили с городской АТС. Теперь мое вранье о том где я нахожусь, выползло наружу. Телефонистка, соединяя меня с домом, сообщила, что будете говорить со станцией Янов, рядом с Припятью. Жена сказала, что в газетах было сообщение о пожаре на Чернобыльской АЭС и произошедшем впоследствии взрыве, что имеются незначительные разрушения. Опровергать это я не собирался, хотя с расстояния в 900 м прекрасно видел, что произошло на самом деле.

Закончилась моя смена по охране мертвой станции. Последним, кого мы оставили, был наш молодой сержант Журба. Нас должны были сменить коллеги из ЛОВДа на ст. Дарница, где старшим был мой хороший друг майор Владимир Катаев. Замена была как нельзя кстати ибо некоторых из моих коллег начало поташнивать. Прибывший наряд ознакомили со своим хозяйством, а я, передавая Владимиру свою штормовку, уверил его, что она отлично оберегает от радиоактивной пыли. От пыли она таки оберегала, однако уже достаточно сильно фонила. Оставил на посту и нашу машину, но без водителя.

Вместе с нарядом водного отдела милиции мы отправились в столицу. Ужасно мутило. Приступы тошноты сменялись головной болью. Я думал, что все это результат бессонных ночей. При выезде из Иванкова нас остановили и предложили проследовать на пункт дезактивации. Пришлось возвращаться. Однако там нам сообщили, что наше управление сменного обмундирования не завезло и переодеваться не во что. Снова направляемся в сторону Киева. Уже при въезде в город на КПП ГАИ нам сообщили, что необходимо направиться в поликлинику МВД, где организован пункт дезактивации.

В вестибюле нас встретил дозиметрист в химзащите и респираторе. Поработав над нашими мундирами, сообщил, что все в норме, а нам необходимо снять одежду и пройти в душ. Однако если все нормально, то зачем снимать мундиры и посещать душ? Подошла предельно уставшая женщина-врач, которая нормальным мужским языком объяснила, что это нам необходимо сделать. Кроме простыней в распоряжении пункта дезактивации ничего не было, но это в какой то мере нас успокоило: хоть будет чем прикрыться. Мытье в душе, дозиметрический контроль и снова душ. Процедуру пришлось повторить несколько раз. Пока мы боролись за чистоту своего тела, врач разбудила начальника нашего управления. Меня пригласили к телефону. Я услышал сонный голос начальника, который заявил, что я буду наказан так как не позаботился о том, чтобы обеспечить наряд сменной одеждой, после чего бросил трубку. Это было для меня неожиданностью и понять что-либо было невозможно.

Помогли коллеги. К нам на помощь прибыла старший следователь майор Инна Соколова. Она собрала в служебных кабинетах всю форменную и гражданскую одежду, какую только смогла найти. Мне достался капитанский мундир, как минимум на два размера меньше, а форменные туфли на два размера больше. В таком виде я и появился перед дверью своей квартиры в кителе на голое тело. Жена никак не могла понять, что же произошло с моим мундиром. По моей версии мундир дал усадку после химчистки. Жена не поверила.

Сон был коротким, пробуждение тяжелым. Ужасно болела голова, тошнило. Слабость такая, что трудно было подняться с постели. Однако пора было собираться на службу. Благо у меня было несколько мундиров. Позвонил на работу, где мне сообщили, что сегодня я могу отдыхать. Невероятно сильно тошнило. Приступы рвоты не давали спать всю ночь. Утром жена спросила, что должен делать человек, который умеет читать. Она протянула мне злополучную аптечку. Открыв ее, прочитал, что там есть противорвотные таблетки, которые принесли мне облегчение и надежду, что доеду до места службы в нормальном состоянии.

Я знал, что комплектуется очередная группа для несения службы в зоне Чернобыльской АЭС. В отделе первым, кто меня встретил, был начальник. Взглянув на меня, сделал вывод, что с подобным выражением лица нельзя вдохновить на подвиг личный состав. Пришлось закрыться в кабинете и готовить акты на списание обмундирования.

Потом будет столпотворение на вокзале, паника, неразбериха и эвакуация школьников в пионерские лагеря.

В ОЖИДАНИИ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОГО СООБЩЕНИЯ

Все ждали сообщения правительства по поводу аварии на Чернобыльской АЭС, а его все не было.

В школах объявили, что каникулы начинаются значительно раньше и всех организованно вывезут на отдых. После очередного суточного дежурства зашел в школу к дочери. Объяснили, что для того, чтобы отправить ребенка в пионерский лагерь, необходимо срезать косу, во избежание педикулеза. Коса же у моей дочери была огромных размеров, расставаться с ней она категорически не хотела. На семейном совете решили, что жена брата с сыном и моей дочерью отправятся к родственникам в Москву, от которых, к тому же, поступило приглашение.

Вокзал в эти дни напоминал огромный растревоженный муравейник. В залах вокзала, особенно в тех, где билетные кассы, невозможно было, протолкнуться. Толчком для паники стало то обстоятельство, что партийно-советские чиновники, получив достоверную информацию об истинной ситуации в зоне ЧАЭС, наладили эвакуацию своих детей и внуков. В аэропорту Борисполь было организовано несколько спецрейсов, а на Киевском вокзале их дети выезжали специальным поездом. В это время появился анекдот, который точно характеризовал создавшуюся ситуацию: В кассе номер 6 (касса по обслуживанию депутатов Верховного Совета) происходит обмен партийных билетов на железнодорожные

Каждый час из билетных залов выносили по несколько человек, терявших сознание в очередях. Как только появлялись билеты, люди забывали об очередности, и начиналась давка, готовая перерасти в рукопашный бой. Нашей задачей было предотвращение и локализация подобных ситуаций. Обстановку осложняло то, что большинство кассирш оставили свои рабочие места, так как сами вывозили детей в регионы, расположенные за пределами столичной области или республики. Через сутки их места займут кассирши, работавшие на узловых станциях.

Было больно смотреть на ветеранов, украсивших грудь боевыми наградами, которые пытались всеми правдами и неправдами приобрести билеты для родственников.

Приходилось заниматься не свойственной для милиции работой. Долгими часами я не выпускал из рук мегафон. Убеждал, в необходимости соблюдения порядка, призывал быть взаимно вежливыми. Подходил к очереди и назначал старшего, человека, который мог организовывать этот стадный коллектив. Не обходилось и без курьезов. Из билетного зала вынесли сразу трех человек. Через мегафон приказал милиционерам патрульно-постовой службы открыть несколько окон. Неожиданно, перекрывая гул зала, раздался крик средних лет мужчины: Они хотят отравить нас радиоактивной пылью. Не хватало только паники! Разглядев в толпе кричавшего, указал на него милиционерам. Взяв того под руки, они подвели его ко мне. Патроны еще есть? - спросил у них. Они ответили, что осталось всего четыре. Выведите паникера в овраг! - приказал я со всей решительностью. Человек шутки не понял и потерял сознание. Пришлось уносить его в медпункт. Вернувшись, милиционеры сообщили, что паникер после нашатыря очнулся и покинул лечебное учреждение через окно. Потом длительное время на каждом служебном совещании мне припоминали, как я расстреливал паникеров.

В верхах обсуждали возможность эвакуации столицы. Потом, по всей видимости, пришли к выводу, что это невозможно: не хватит подвижного железнодорожного состава, а проще говоря вагонов. Поэтому было принято решение о направлении в столицу со всех железных дорог СССР дополнительных составов. Они стали курсировать от Киева к югу республики и в сторону России. Положение если и не стабилизовалось, то значительно улучшилось. В кассах появились дополнительные билеты, однако их количество все же не могло удовлетворить спрос. Прибывающие поездные бригады не знали дальнейшего маршрута движения. Начальник поезда бежал к дежурному по станции для получения маршрутного листа, и только после его получения начиналась посадка. Положение осложнялось и тем, что схема вагонов часто не соответствовала проданным билетам, а это вызывало суматоху и неразбериху, граничившие с паникой. Прибывал начальник поезда, открывались двери вагонов, через несколько минут загорался зеленой глаз светофора, состав начинал движение, а большинство пассажиров оставалось с детьми на перроне. Наученные горьким опытом, наши сотрудники стали срывать стоп-краны и держали состав до тех пор, пока все пассажиры с билетами и без них не оказывались в вагонах. Необходимо отметить, что проводники и ревизоры понимали сложность положения: ни одного оштрафованного безбилетного пассажира не было. Всем на месте выписывали, стоимость проезда и оставляли людей в тамбурах и коридорах.

Наверно это было в преддверии 9 мая. Я отправлял в Москву беременную жену старшего брата со своим сыном и моей дочкой. Прослужив на столичном вокзале к тому времени десять лет, я сам с трудом приобрел для них билеты лишь в общий вагон. Этот день мне запомнился на всю жизнь. Перрон заполнен рыдающими провожающими, в каждом окне - десятки детских головок. Моя теща сквозь слезы сказала, что все происходящее напоминает войну. Я носился вдоль состава, который никак не могли отправить. Возле штабного вагона бушевал армейский полковник: он не мог найти свой мягкий вагон, которого в составе просто не было. Пришлось ему оказать помощь: вместе со старшиной милиции мы забросили два его огромных чемодана в тамбур и тому ничего не оставалось как забраться в вагон. Состав, наконец, начал движение.

Через несколько дней все заговорили о том, что по телевидению передадут обращение к народу. Ждали с нетерпением, и нам показали выступление министра здравоохранения Романенко, и еще каких-то специалистов. Они сообщали гражданам Украины о том, что ничего страшного не происходит, рассказывали о необходимости закрывания оконных форточек, проведения регулярных влажных уборок, кипячения питьевой воды и пребывании на свежем воздухе с покрытой головой. Все узнали, что раньше времени начинаются школьные каникулы, а остаются лишь выпускники для сдачи экзаменов. Выступления транслировали в записи. По всей видимости, цензура не пропустила множество высказываний. А так как монтировали программу в сжатые сроки, монтаж был грубым, и во время показа у всех выступающих дергались головы. Потом показывали хронику из зоны. По тем маршрутам, где мы передвигались на УАЗе, теперь ездили только на БТРах. Ко мне подошел комсорг отдела Вячеслав Сморчков и с ухмылкой спросил: Замполит, все, что показывают и рассказывают в эфире тоже вражеская провокация? Он не забыл, как в первый день получил нагоняй, слушая сообщения вражеских голосов о событиях на ЧАЭС.

На вокзале через несколько дней стало спокойней, начался организованный вывоз детей на школьные каникулы. Некоторые составы украшали идиотскими лозунгами: «Здравствуй, лето пионерское!»

К нам прибыло подкрепление из других ЛУВД, появилась возможность отоспаться. Теперь предстояло организовать отправку школьников с линейных станций, в спешном порядке приспосабливавшихся для этой цели. Но об этом отдельный рассказ.

ЗДРАВСТВУЙ, ЛЕТО ПИОНЕРСКОЕ!

В моем ведении оказалось Тетеревское направление. Практически все крупные станции начали в срочном порядке приспосабливать для посадки малолетних пассажиров. Наряды, возглавляемые офицерами, выезжали ранним утром и только к концу дня возвращались. На следующий день все повторялось снова. На каждой станции было большое количество высокопоставленных чиновников, представителей различных ведомств и министерств. По большому счету, через несколько дней после начала акции, конвейер отправки детей был отлажен. В течении дня территории станций по несколько раз освежались поливочными машинами, прибывавшие составы проверялись санэпидстанцией, при необходимости их мыли, как изнутри так и снаружи.

Одной из моих станций была Бородянка. В большинстве своём составы прибывали с других дорог МПС. В один из дней на станцию прибыл состав то ли с Узбекистана, то ли из другой среднеазиатской республики. Несмотря на теплую погоду, все окна были закрыты. Двери рабочих тамбуров также оказались на замке, проводников не видно... Я с напарником-сержантом подошел к штабному вагону. Дверь приоткрылась. В проеме показался узкоглазый человек в форменной, ужасно мятой рубашке и потерявшей всякий вид фуражке. У нас состоялся интересный разговор. Собеседник в первую очередь поинтересовался, где раздают бесплатную водку, а уж потом спросил про обстановку. Он ужасно расстроился, узнав, что бесплатной водки, оказывается, не существует.

Подошли представители ведомств. Начали работу врачи санэпидстанции. Состав необходимо было мыть, фоновые показатели многократно превышали норму. Бригадир заявил, что уборкой бригада заниматься не станет. Никакие уговоры, увещевания, угрозы не действовали. Они даже не реагировали на представителей Совета Министров республики. Мы наблюдали за происходящим со стороны. Нашей задачей было обеспечение охраны общественного порядка в период отправки состава. Второй основной задачей было своевременное отправление состава с детьми.

Подошел к группе чиновников и испросил разрешения вмешаться в ситуацию. У начальника поезда выяснил, что практически все проводники сносно говорят по-русски. Я приказал собрать всю бригаду для короткого инструктажа. Прошло пять минут и возле штабного вагона собралось человек 40. Чуть в стороне отдельной группой стояли чиновники. Обратился ко всем проводникам с вопросом: знают ли они куда приехали? Что произошло в Украине? По каким законам живут Киев и Киевская область? Ответов дожидается не стал, а начал объяснять, что у нас произошла планетарная катастрофа, территория на которой они находятся, живет по законам военного времени, невыполнения приказов органов государственной власти и военных властей карается. Начальнику поезда предложил выделить двух человек, с ними мы пойдем и посмотрим, что произошло с двумя непослушными. Они находятся за зданием станции. Перстом указал на двух проводников, которые начали пятится. Начальник поезда замахал руками и по инерции заговорил на родном языке, потом перешел на русский. Он спросил, где брать воду. Получив ответ, проводники разбежались по вагонам.

А мне предстоял не очень приятный разговор с представителем Совета Министров. Чиновник долго и нудно объяснял, что я не прав, что так рождаются слухи, что это порочит наш строй. Мой аргумент, что состав отправится точно по графику, в учет не брался. Понял, что вечером снова меня будут склонять мои начальники. Так и вышло. Прошло несколько недель. Обстановка стала более спокойной. К нам в отдел прибыло подкрепление с других дорог. В основном это были офицеры.

Со здоровьем у меня начались проблемы. Лицо покрылось пятнами, болели суставы и периодически голова, начало скакать давление. Однако я списывал все на переутомление. Ведь я мастер спорта, в своей жизни практически не болел. Думал, что все пройдет, стоит лишь отдохнуть. Знал, что многие из тех, кто побывал там , уже госпитализированы. Я отпросился на сутки съездить в Москву к семье. В двухкомнатной квартирке, где жили три человека, приютили еще троих. В перспективе мои должны были уехать в пригород, на дачу.

По пути зашел в дежурную часть на станции метрополитена, позвонил своим. В шутку начал разговор с привета из Чернобыля. Такой реакции впустивших позвонить коллег не ожидал (после дежурства сел в поезд в форме). Они резко отошли от меня, насколько позволяла площадь дежурной части. Один из офицеров даже спросил, а провели ли дезактивацию моего мундира? Успокоил их, мол мундир первого срока носки, а в Чернобыле я был в совсем другом. Это их, если и не успокоило, но помогло сделать вид, что все нормально.

День в Москве прошел мгновенно, дочь не хотела отпускать, плакала. Что понимал человечек в 10 лет? Она попросила меня больше не ездить в Чернобыль. Почему, спросил я. Потом все болеют и умирают ответила дочка. Я дал честное слово, что постараюсь выполнить ее просьбу.

Как окажется потом, я ее обманул. Впереди будет полугодовое лечение в отделении лучевой патологии 25 городской больницы, а в 1988 году служба в специальном батальоне милиции по охране зоны ЧАЭС Управления охраны при УВД Киевской области. Впоследствии я по несколько раз в году буду приезжать на прежнее место службы, готовить журналистские материалы, рассказывать о тех, кто там служил и служит, возить по тем местам наших и зарубежных журналистов. Многие из них были детьми в год катастрофы и воспринимали все, как фантастику. Увы, это была наша жизнь.

Пройдет более десяти лет со дня аварии и лишь тогда в Национальном музее Чернобыль я, наконец, увижу некоторые документы, на которых уже будет стоять штамп «Рассекречено». Однако мне кажется, что рассекречиванию подлежит еще многое и многое. Однако, большинство чернобыльцев этого момента вряд ли дождутся.