Что представляет собой этот кризис? Каковы его механизмы? Каковы ваши прогнозы его протекания?
Существуют предвзятые, упрощенные версии, которые, в частности, транслируются по телевидению, потому что там невозможно дать событиям длинное, развернутое и компетентное объяснение.
Давайте начнем не со специфики российского кризиса, а с того, что происходит в мире, – или, по крайней мере, кажется, что происходит. Я не буду делать вид, что знаю ответы на все вопросы. Потому что, во-первых, даже для лучших умов экономики само направление кризиса, его масштабы, скорость развития стали неожиданностью. Во-вторых, этот кризис начался слишком недавно; возможно, в дальнейшем наше мнение о нынешних событиях изменится.
Кризис начался в США на рынке недвижимости в связи с ипотечными кредитами. Это было связано с выдачей денег на приобретение жилья обычным семьям, простым людям, которым в иных обстоятельствах не дали бы кредита. Но проблемы с ипотекой были лишь спусковым крючком: у кризиса были другие причины.
Подлинные причины кризиса были описаны прекрасным специалистом, профессором экономики Хайманом Мински (он умер в 1996 г.). Он был последователем Джона Мейнарда Кейнса; он был кейнсианцем в 1980-е гг., когда в Америке все вслед за Милтоном Фридманом были монетаристами, а кенсианство не пользовалось популярностью.
Мински разработал теорию, которая называется «Гипотеза финансовой нестабильности». Он сказал: проблема капиталистической системы в том, что в длительные периоды стабильности люди начинают делать всё более и более рискованные шаги. Как сказал Кейнс в знаменитой 12-й главе своей «Общей теории», - все люди живут и действуют на основе конвенций. Когда загорается красный свет, мы стоим; когда переключается на зеленый, мы идем. Что было бы со сложно устроенным человеческим обществом, если бы конвенции вдруг исчезли? Всё, что происходит сейчас, – это тоже следствие определенных конвенций. Если нет очевидных признаков перемен, мы не ожидаем, что что-то в окружающей нас действительности изменится. И мы все действуем исходя из этой предпосылки.
Используя эту идею Кейнса, Мински в своей «Гипотезе финансовой нестабильности» предположил, что любая капиталистическая финансовая система фактически обречена на периодические кризисы. И чем дольше период стабильности, тем хуже будет кризис. Потому что люди забывают о прошлой рецессии, о прошлой депрессии, прошлом крахе. Между прочим, именно поэтому россияне и представители других стран с развивающимся рынком лучше переносят кризисную ситуацию, чем американцы или жители Западной Европы. Потому что у вас кризис был недавно. В 2007 году об идеях Мински стали вспоминать, его теорию наконец оценили. Билл Гросс, глава фонда Pimco, назвал происходящее «моментом Мински».
Двадцатилетний период с 1985 по 2005 гг. был отмечен необыкновенно слабой инфляцией, низкими процентными ставками, стабильностью роста ВВП. За это время в США, например, было всего две незначительных рецессии: в 1992 г. и затем в 2001-2002 г. Обе длились не более 9 месяцев, и экономика быстро восстанавливалась. Бен Бернанке в 2003 г. назвал этот период «Великим затишьем» (Great Moderation).
Во времена Великого затишья появилось новое поколение выпускников университетов и бизнес-школ, молодых людей, занявшихся финансами, поступивших на службу в инвестиционные банки. У этого поколения, чья карьера началась в 1985-1990 годах, не было опыта столкновения с финансовым кризисом или депрессией.
А цены на активы, в особенности на недвижимость, росли, причем этот рост часто выражался в двухзначных цифрах. Даже несмотря на низкий уровень инфляции, цены на недвижимость стремительно шли вверх. И это изменило представление людей о недвижимости – теперь она воспринималась не только как дом, в котором можно жить, но и как вложение денег, приносящее доход.
У эпохи Великого затишья была еще одна отличительная черта – хотя её черты трудно отделить друг от друга, трудно различить причину и следствие, – а именно, в этот период, закономерно или, быть может, случайно, развитие пошло в еще трех направлениях. Во-первых, речь идет о технологическом развитии на деловых и финансовых рынках. Во-вторых, это сочеталось с технологической глобализацией, то есть растущей глобализацией банковских и деловых операций. В-третьих, происходила либерализация, финансовая дерегуляция, форсированная администрацией Рейгана, хотя зародилась эта тенденция при Джимми Картере, который был президентом в конце 1970-х годов. Этот процесс продолжился при Рейгане - и в еще более явном виде при Буше-старшем и Клинтоне.
Таким образом, Великое затишье упрочивалось благодаря стремительному развитию технологий, глобализации и либерализации. Примерами либерализации могут служить отмена валютного контроля и контроля над капиталовложениями в тэтчеровской Британии в 1979 году (то же самое произошло, в конечном счете, и в России в самом начале 2006 года, хотя здесь значительная либерализация курсов валют для большинства операций произошла раньше, еще в 1997 году). Однако эта либерализация контроля над капиталовложениями в действительности означала, что будь вы британцем, американцем или японцем, вы могли делать инвестиции где угодно, не получая государственного разрешения.
Вы могли открывать счета в четырёх странах одновременно. Итак, по крайней мере, до событий 11 сентября 2001 года, можно было наблюдать чрезвычайно либеральный низкозатратный финансовый режим. Это снижение барьеров дало доступ к гораздо большим объемам финансовой информации. Я имею в виду, что в 1980-х и даже 1990-х информация была доступна только инвестиционным банкам и при этом требовала больших затрат: приходилось нанимать персонал и обзаводиться множеством компьютеров, чтобы получить информацию, которую сегодня кто угодно может в любое время получить через Интернет. Так что люди занялись своими собственными инвестициями, не прибегая к помощи брокеров и консультантов по инвестициям.
Таким образом, сочетание всех этих событий говорит о том, что тогда ощущался экономический рост, и что стоимость активов продолжала расти, – а значит, в международной системе тогда было куда больше ликвидности, которая шла туда, где были хорошие перспективы. Можно также упомянуть, что граждане Восточной Европы – особенно после падения Берлинской стены – всё глубже вовлекались в глобальную экономику. После распада Советского Союза пришёл конец исключенности таких стран, как Россия и Украина, из глобальной системы, и они стали ее частью. И произошедшая тогда интеграция (что в особенности касается Китая и Индии) сыграла огромную роль в создании этого гигантского глобального рынка – не только потребителей, но и производителей.
Алан Гринспен, бывший глава Федеральной резервной системы, главную причину низкого уровня инфляции в течение всего периода Великого затишья видел в том, что Китаю удавалось производить такие дешевые товары, что это способствовало повсеместному удержанию затрат на низком уровне. Это относилось и к затратам на рабочую силу, из-за чего – развращающий, я бы сказал, фактор – компании получали высокие прибыли, не повышая работникам зарплату. К примеру, в США инфляция вообще не росла с 1995 по 2005 год, в то время как росли прибыли компаний, фондовые рынки и рынки ценных бумаг. Вспомним также пузырь доткомов, лопнувший в 2001 году, - даже он не остановил рост на фондовых биржах в западных странах.
Восстановление экономик, продолжающееся развитие западных экономик, расширяющееся участие в мировой экономике Китая и Индии, многочисленное население которых хотело покупать мотоциклы и машины, потреблять всё больше и больше, - всё это приводило к увеличению спроса как на нефть, так и на предметы потребления. Так что прибыльность нефтяного сектора, разумеется, росла, и это касалось не только стран-производителей сырья, таких, как Россия, Саудовская Аравия, Иран и Венесуэла, но и нефтяных компаний. Например, разработка нефтяного сланца в 200 километрах от побережья Канады в Атлантическом океане неожиданным образом становилась всё более осуществимой с технической и, возможно, финансовой точки зрения благодаря тому, что цены на нефть устойчиво росли.
Так что возникла ситуация, когда вся мировая экономика, казалось, претерпевала непрерывные и долгосрочные изменения. Некоторые экономисты из Института Катона, известного своими правыми, или, по крайней мере, консервативными взглядами (либеральными в классическом европейском смысле слова), говорили, что нужно вообще избавиться от государственного контроля и Федеральной резервной системы. У меня есть друг, греческий экономист, который приблизительно в 2006 году написал по заданию Института Катона работу под названием «Новая экономическая парадигма», главная мысль которой заключалась в том, что благодаря развитию технологий, низким предельным затратам, глобализации, либерализации рынок принял на себя функции государства. Так что ни от государства, ни от Международного валютного фонда, ни от центральных банков особенно ничего не требуется. Фактически, рынок может саморегулироваться. Мы все знаем, что случилось в России в 1998 году, когда рынок ГКО перестал верить, что государство сможет собрать достаточно налогов, чтобы заплатить по своим обязательствам. Таким образом, рынки облигаций, по сути, оказали дисциплинирующее воздействие на государство – как это было и в Аргентине в 2001 году.
Так зачем нужен Международный валютный фонд, когда любой рынок облигаций может сделать то же самое с таким успехом?! И эта новая экономическая парадигма надежнее всего, что мир видел до этого, ибо она представляет мир, где экономическая власть находится в руках конкурирующих друг с другом многочисленных игроков частного сектора, которые принимают решения, основываясь если не на абсолютно точной, то на очень точной (особенно по сравнению с недавним прошлым) общедоступной информации; а значит, оценка активов будет всегда эффективной.
Эта точка зрения фактически господствовала в умах профессиональных американских и западноевропейских экономистов. Роберт Бэрроу разрабатывал так называемую Гипотезу рациональных ожиданий (Rational Expectation Hypothesis), суть которой состоит в том, что рынок нельзя улучшать. Рынок сам поглощает всю доступную информацию. Если кто-то хочет высчитать, как будет меняться валютный курс, или цена облигаций, или еще каких-нибудь ценных бумаг, в любой точке времени, рынок – если только речь идет о большом рынке – оценит эти активы наиболее эффективным способом, исходя из всей доступной информации. Ни один игрок на рынке не сможет сделать этого лучше, так как рынок в целом всегда более эффективен.
Так что, с одной стороны, мы имеем эффективные рынки, а с другой – агентов экономики, то есть людей и компании, следующих тому, что можно назвать рациональными ожиданиями. Это понятие восходит к Адаму Смиту – точнее, к традиционному редукционистскому пониманию Адама Смита (чья теория включала в себя значительную долю нравственной философии), в соответствии с которым люди разумны и следуют своим рациональным ожиданиям. И в этом новом мире новая экономическая парадигма оказалась в совершенно новой среде. Риск больше не имел особого значения.
Один из моих любимых экономистов, Кен Рогофф из Гарвардского университета, бывший с 2002 по 2004 год главным экономистом Международного валютного фонда, написал, помнится, статью (было это примерно три года назад), где говорилось о чём-то вроде вопроса 64 триллионов долларов – это была грубая оценка финансовых активов – и о том, что само существование этой модели, парадигмы финансового рая, зависит от того, насколько мы контролируем риски, и что цена риска так мала, что никто вообще ее не замечает.
Так, например, разница между долгосрочными казначейскими облигациями в США и рыночными облигациями в развивающихся странах была очень невелика. Не было причин ожидать сколько-нибудь значительных дефолтов, так как рынки были на подъёме, а инфляция, процентные ставки и риски – низкими. И, по общему мнению, так должно было продолжаться еще многие годы.
Однако еще, кажется, в 2005-2006 году глава Pimco Мохаммед эль-Эриан назвал международную финансовую систему неустойчивым неравновесием или, может быть, устойчивым неравновесием. И вот что он имел в виду: ладно, у нас есть новая экономическая парадигма, но трудно поверить, что всё так и будет продолжаться годами, ибо она основана на очень странном неравновесии. А именно, США превратились в крупнейшего должника в мире. Они одалживали у всех. Почти у всех. Так что у Китая были излишки, у России были излишки, и у Южной Кореи, и у Японии, и у Германии они тоже были. И эти излишки вкладывались в облигации казначейства США и другие американские активы, что приводило к высоким ценам на эти американские активы и низким доходам по ценным бумагам, выраженным в низких процентных ставках.
Таким образом, остальной мир генерировал эти огромные излишки, затем одалживал их Америке по очень низким процентным ставкам, и ставки оставались низкими, и это поддерживало всю систему на плаву. Но такие люди, как Ларри Саммерс, когда он был в Гарварде, прежде чем присоединился к администрации Обамы, называли это «Равновесием финансового террора». Имелось в виду, что в любой момент Китай, или Саудовская Аравия, недовольная политикой Израиля, или Россия – страны, в которых много крупных держателей долларовых активов – могли перекрыть кислород доллару, просто перестав покупать долларовые активы, что немедленно бы повлекло за собой мощный кризис международной системы.
Однажды я даже представил себе следующий сценарий. Когда у вас в России были трудности с инфляцией – в прошлом году, почти ровно год назад, инфляция скакнула из-за того, что привязка рубля к импортируемому вами доллару привела к резкому увеличению ликвидности из-за привязки к Федеральной резервной системе, - так вот, я предположил, хотя это было довольно-таки недипломатично, что российские власти, гг. Кудрин и Игнатьев, могли бы тихонько скооперироваться со своими коллегами из Саудовской Аравии, чтобы провести с гг. Полсоном и Бернанке приватную беседу и предложить им следующее: мы продолжаем покупать американские активы по очень низким процентным ставкам, когда доллар близок к падению, и в результате мы импортируем у вас очень высокую инфляцию. Это приводит к большим проблемам и в Саудовской Аравии, и в России, так что если вы не хотите, чтобы мы сбросили на вас финансовую атомную бомбу, подтяните свои процентные ставки. Американцы бы, конечно, ответили: нет, это не возможно, мы доверяем своей финансовый системе. А на это надо было бы ответить: либо вы поступаете, как мы вам сказали, либо мы откажемся от долларов, и у вас будут большие неприятности.
Этого, конечно, не произошло. Сейчас проблема не в инфляции, а в дефляции (хотя в российской экономике сейчас всё равно преобладает первая). Но Ларри Саммерс был прав: это было действительно «равновесие финансового террора».
Экономисты вроде Ларри Саммерса и Кена Рогоффа не считали ситуацию стабильной. Они полагали, что разговоры о новой экономической парадигме были не более чем ложным умозрительным конструктом, подгоняемым к фактам. Но, пожалуй, главным сторонником этой идеи – что всё завершится коллапсом – был Нуриэль Рубини из Нью-Йоркского университета.
Скоро, кстати, он приедет в Москву – на конференцию, организованную «Тройкой-Диалогом». Рубини был единственным, кто уже давно здраво оценивал ситуацию. В 2005 г. он предупреждал о рецессии, которая, по его прогнозам, должна была наступить в 2006 г. Пусть он немного ошибся с датой. Но он назвал вещи своими именами. Он также правильно назвал все этапы этого процесса. Сейчас к Рубини относятся, как к пророку.
Гавриленков пригласил на эту конференцию еще двух человек, крупнейших мыслителей в области экономики. Это Нассим Талеб, автор книги «Черный лебедь», которую он написал, кажется, в 2005 г. «Черным лебедем» Талеб называет маловероятное событие, которое влечет за собой колоссальные последствия, как если бы астероид вдруг врезался в Землю. Этот финансовый кризис, выражаясь терминами Талеба, как раз и есть такой «черный лебедь»: никто не ожидал, что дело обернется так плохо, - из тех, чей профессиональный опыт был меньше 15 лет. Да и вероятность этого была весьма мала.
И еще один человек – это Эрнандо де Сото. Он широко известен как либеральный мыслитель, который подвергал сомнению традиционные взгляды на Всемирный банк и принципы развития. В частности, он рассматривал идею собственности. Если частные лица получают во владение собственность, они становятся маленькими капиталистами. Когда у людей нет собственности, на них не лежит и ответственность, как это было в Советском Союзе, - поэтому никто не беспокоится. Но если у вас есть своя квартира, есть земля, вам нужно что-то с этим делать. И вы можете использовать эту собственность в финансовых целях, в качестве актива.
Давайте вернемся к кризису. Я упомянул Рубини, потому что именно он заранее понял, что должно произойти. Но, думаю, даже он не ожидал, насколько тяжелым будет этот кризис.
Я не могу с уверенностью объяснить, почему кризис начался именно тогда, когда он начался, и именно таким образом. Конечно, цены на жилье не могли расти до бесконечности. Конечно, было очевидно, что из тех, кто брал кредиты, всё больше и больше людей не могли позволить себе покупку жилья. Были элементы обмана; был законодательный сбой, позволивший людям вроде Бернарда Мэдоффа создать такую схему, чтобы 50 млрд. долларов растаяли в воздухе. Как бы то ни было, рынок недвижимости в определенный момент достиг своей высшей точки: видимо, летом 2005 г.
Тогда жилье покупали, в основном, люди, которые не могли его себе позволить. А те, кто мог, должны были как-то использовать свои приобретения, чтобы оплачивать их – потому что цены всё росли. Американский рынок очень эффективен, и когда ваш дом дорожает, банк вам говорит: ничего, вы можете занять еще; вы просто повысите стоимость своего залога, а мы дадим вам деньги, и вы сможете купить себе еще и автомобиль, можете купить себе еще один дом – в качестве капиталовложения.
И люди покупали себе собственность во Флориде; они покупали загородные дома на Карибском море; квартиры на Манхеттене, в Лас-Вегасе или в Калифорнии. Люди, которые хотели обеспечить себе достойную жизнь на пенсии, говорили: если мы приобретем пару домов, это будет приносить неплохой доход.
Наконец, эта гонка начала замедляться. По мере замедления у людей, рассчитывавших, что цены на жилье будут расти, начались проблемы. Проблемы начались и у банков, которые суживали этим людям деньги; и у банков, которые держали ипотечные ценные бумаги.
Первый признак этих проблем появился в июле 2007 г.: это была история с двумя хеджевыми фондами Bear Stearns.
Банки вроде Citibank, UBS и Bear Stearns создали эти новые юридические объединения, кондуиты, чтобы хранить ипотечные ценные бумаги и кредитные дефолтные свопы, - так называемые финансовые деривативы. Эти компании, специализировавшиеся по ипотеке, скупали рискованные ценные бумаги, и они соглашались на низкие проценты. Чтобы получить прибыль, они влезали в огромные долги. Например, если разница между ценной бумагой, обеспеченной активами и стоимостью этого актива составляла, скажем, одну десятую процента, то единственным способом получить с этого крупную сумму денег было занять в 40 раз больше. Иными словами, эта одна десятая процента в результате постоянных займов дорастала до сорока процентов. И это привело к огромному взрыву кредитов, ликвидности. Никто не знал, сколько на самом деле было этих кредитов, потому что вся статистика основывается на банковской статистике, а кредиты давали не банки. Кредиты давали фонды прямых инвестиций, хеджевые фонды, финансовые объединения. Билл Гросс из фонда Pimco назвал это «теневой банковской системой». Некоторые – за отсутствием точных данных – полагали, что эта теневая банковская система быстро разрослась и стала намного больше реальной системы и, давая взаймы друг другу, породила несметное количество кредитов.
В начале 2008 г. всё это начало коллапсировать. В марте 2008 г. рухнул Bear Stearns. К лету начались проблемы у других банков. Но даже тогда, вплоть до сентября, казалось, что это проблемы западной экономики, которые касались в основном теневой и настоящей банковских систем. Еще пять месяцев назад было впечатление, что кризис локализован в области финансов и рынка недвижимости – в США, Британии, Ирландии, Испании, - и не распространится на другие сферы. И вы, вероятно, помните, что почти всё лето, по крайней мере, до июля, говорили, что страны с развивающимся рынком – такие, как Китай или Россия – не будут затронуты этим кризисом. Говорили, что российские банки еще помнят дефолт 1998 г., что поэтому они очень консервативны; на российском рынке недвижимости мало долгов. Говорили, что да, были, конечно, огромные офисные здания и торговые центры, но в основном покупка недвижимости коррелировала с наличностью, да и в экономической системе в большинстве операций использовалась наличность, так что Россию кризис не заденет. Кроме того, цена на нефть достигла высшей точки: 11 июля она составила 147 долларов за баррель. Так что Россия уж точно имеет иммунитет против любой заразы, которая может развиться на западных рынках. То же касалось Китая, Индии и Бразилии. Конечно, западные страны немного пострадают от значительного экономического спада (о рецессии речи не шло), а в это время страны БРИКа будут двигать мировую экономику. Так тогда думали.
Что случилось потом? Мой друг и бывший коллега, Юсуке Хоригучи, который был главой миссии МВФ в России в середине 1990-х, а ныне работает главным экономистом в вашингтонском Национальном институте финансов, недавно сказал мне, что, по его мнению, глубокую рецессию в западных странах спровоцировали два фактора. Во-первых, это были огромные и быстро растущие цены на нефть, которые нанесли серьезный удар по западным потребителям, и это случилось в критический момент, когда рынок недвижимости уже не вызывал прежнего доверия. Вторым фактором – вскоре после первого – стало решение Министерства финансов США («ужасное решение», по словам Хоригучи) ликвидировать Lehman Brothers в сентябре 2008 г. Это имело колоссальные последствия на уровне системы, потому что Lehman Brothers была ключевым игроком на рынке ценных бумаг. Это означало полный крах доверия в отношениях между учреждениями. Никто не хотел давать займы. Все хотели наличности. А в мире, где все хотят удержать свою наличность, никто не будет давать взаймы. Даже те страны, которые обычно свободно получали коммерческие кредиты для международной торговли, не могли этим воспользоваться, потому что кредитов больше не давали. Страны не могли экспортировать, импортировать; компании не могли производить; зарплаты платить перестали; всё застряло! А из-за глобализации экономики это произошло повсеместно и одновременно.
Российские олигархи брали кредиты в долларах, рассчитывая вскоре на этом выиграть. У российских олигархов, банков и компаний к концу лета был долг в размере 485 млрд. долларов. Из этого почти 150 млрд. долларов должны были быть выплачены в период между августом 2008 г. и концом этого, 2009 года (16 месяцев). Началась паника. Всем нужны были доллары. Из-за этого доллар стал дорожать, цены на нефть рухнули (маленькая война в Грузии, конечно, была России не на руку). К концу лета в мире чувствовалось некоторое напряжение, в частности, в России, а потом, после падения Lehman Brothers, произошел коллапс, и вся система кредитов застопорилась.
Что происходит с кредитной пирамидой, когда люди занимают суммы, в 20-30 раз превосходящие их собственный капитал? Вся система обрушилась. Тогда в первую очередь американская ФРС, а затем и другие центральные банки осознали, что у них нет выбора, что нужно взять откуда-то деньги и влить их в систему.
Мы не знаем, сколько было кредитов и сколько пропало. Это произошло так быстро и так радикально, масштабно, что даже тех денег, которые собрала ФРС, не было достаточно (хотя без них, вероятно, было бы еще хуже). ФРС снизила процентные ставки почти до нуля. Видимо, Европейский банк и Банк Англии вскоре последуют ее примеру; в Японии это уже произошло. Они пробуют самые нестандартные способы, чтобы поддержать заемщиков. Обама и его администрация собираются запустить пакет стимулирующих мер в размере 850 млрд. долларов. И это при том, что на прошлой неделе в рамках TARP уже было задействовано 50 млрд. долларов, а пару месяцев назад закончились первоначальные 350 млрд. долларов. Правительство США вливало огромные суммы ликвидности, невзирая на бюджетный дефицит, который уже сейчас составляет 1,2 трлн. долларов (в прошлом году сумма была 485 млрд. долларов).
Таким образом, правительства прилагали огромные усилия, чтобы остановить крушение частного сектора. Вы скажете: это же чистой воды кейнсианство, это снова 1930-е гг.! Опять вбрасываются деньги, опять это делается не слишком эффективно. Опять нужно повысить покупательную способность, потому что благодаря этому у людей появится работа, – Кейнс говорит, что можно просто предложить людям рыть ямы и потом их обратно закапывать; главное - избавить их от безработицы. Но основная проблема в том, что эта проблема мировых масштабов. Кризис поразил не только Америку и Европу, но и Россию, Китай, Бразилию, Индию – всё.
И можно сказать, что из всех стран России повезло больше всего. Нет, конечно, я знаю, что россияне жалуются на кризис, что они обеспокоены девальвацией рубля и проблемами в экономике. И я понимаю, почему это так. Хотя я и иностранец, я могу оценить, насколько сурово история обходилась с Россией, с ее простым населением, во времена финансовых, валютных и экономических спадов.
Но посмотрите, что происходит в странах, экономика которых, как казалось, развивалась быстрее, чем российская: посмотрите на страны Прибалтики – Латвию, Эстонию и даже Литву. А Венгрия? В Венгрии действует программа поддержки МВФ; в Литве, в Украине – то же самое. И в Украине может вскоре произойти дефолт из-за государственных долгов. Эквадор, Аргентина, Пакистан…
Но даже если взять только европейских соседей России – Украину, страны Прибалтики, Восточной Европы (Болгария, Румыния), – ваша позиция по ряду причин самая выигрышная. Да, конечно, кредитный коллапс нанес вам значительный ущерб, потому что кредиты всё-таки существовали – в недвижимости, в корпоративном и банковском секторе. Кроме того, и многие олигархи занимали деньги на покупку своих акций и т.д.
Но в целом кредит в России не представляет собой такой уж проблемы. За правительством числится долг в размере 4% ВВП. Семейная задолженность составляет 8% ВВП. Проблематичен банковский сектор (почти 50% ВВП) и корпоративный сектор (более 50% ВВП), - всё сконцентрировано здесь. Но общая сумма составляет чуть больше 100% ВВП внешнего долга. 100% - это ничто по сравнению, например, с США, где внешний долг в целом равен 400% ВВП.
Так что в России с долгами всё не так плохо. Другое выгодное отличие России от других стран состоит в том, что у вас есть резервы, которые позволяют амортизировать падение экономики.
Знаете, когда в 2004 г. Кудрин организовал Стабилизационный фонд, мы в МВФ смотрели на это очень скептически. Мы недипломатично говорили (между собой, конечно), что Россия – это не Норвегия. Норвегия известна своей прозрачностью, компетентностью и отсутствием коррупции. А Россия казалась, скорее, чем-то вроде Нигерии. Так что от России мы не ждали ничего, кроме колоссального беспорядка. Но Кудрин и Игнатьев оказались правы. Они создали отличный резерв как раз для такой ситуации, как сейчас. Конечно, цены на нефть очень низкие, Россия может столкнуться с бюджетным дефицитом; бюджет нужно перепланировать из расчета 41 доллар за баррель нефти, и, надеюсь, благодаря этому сократятся ненужные расходы. Но при всём том финансы у вас будут; в Восточной Европе положение дел совсем другое.
И во всем мире речь сейчас идет не о крупном саморегулировании экономии, а о начале новой Великой депрессии, о полном изменении системы.
Я думаю, что сейчас многие мифы разрушены – о Великом затишье, о новых экономических парадигмах, о кредитах, о регулировании рынка государством, – но я не думаю, что это приведет мир к полному краху. На этой неделе, в понедельник и во вторник, когда Центробанк продолжал расширять валютный коридор, рубль перестал обесцениваться до предельной точки этого коридора. Я думаю, это хороший признак. Можно предположить, что это происходит из-за недостатка налоговых выплат, но и это говорит о том, что Центробанк не просто так печатает деньги, чтобы компаниям было чем платить налоги. Если это так, значит, правительство весьма остроумно пользуется возможностью расширять коридор для создания более гибкого валютного курса. Это позволяет рынку выбирать для себя наиболее комфортный курс. Вероятно, рубль уже начал приближаться ко дну. Но, конечно, это прежде всего зависит от цен на нефть и от уровня доверия на кредитных рынках.
Я не знаю, когда доверие начнет возвращаться на кредитный рынок. Я не знаю, вызовет ли доверие стимул Обамы и удастся ли Обаме с помощью его лидерских способностей запустить какую-то положительную динамику. Далее, мы, вероятно, еще не достигли дна, но ситуация, возможно, начнет улучшаться уже к концу этого года. Но, конечно, разумнее всего было бы готовиться к худшему. На месте российских властей я бы исходил из того, что 2009 г. будет очень тяжелым.
Но я полагаю, что российское правительство поступало очень благоразумно: оно постаралось как можно быстрее дать компаниями и банкам деньги. Господин Игнатьев и господин Кудрин повели себя очень разумно с точки зрения политической экономики. О девальвации рубля было объявлено в начале ноября, они предупредили население о том, что рубль будет обесцениваться. А потом они дали время всем нам (компаниям и простому населению) перевести свои сбережения в иностранную валюту. Те граждане и компании, которые брали долларовые ссуды, смогли пойти и купить доллары тогда, когда они еще стоили дешевле. Благодаря этому, когда доллар будет стоить 35-37 рублей, компании не обанкротятся.
Тут есть один момент. Когда доллар перестанет расти в цене, деньги нужно будет переводить обратно в рубли. Не могу сказать с точностью, но к концу этого или следующего месяца рубль может достигнуть дна. Это приведет к тому, что рубль начнет дорожать. Кроме того, и доллар на определенном этапе обрушится на международном уровне – из-за огромного бюджетного дефицита в Америке. Кто будет компенсировать этот дефицит? Кто скупит все эти долгосрочные казначейские облигации? Прежнего доверия на рынке уже не будет, страх перед любым риском будет оставаться еще очень долго; вернуться к тому состоянию экономики, которое было в 2005-2006 гг., не удастся. Но когда доверия станет больше, все правительства заходят продать свои долги, и США придется выдерживать большую конкуренцию. Как это сделать? Можно поднять процентные ставки на этот долг, но это сильно ударит по американской экономике. Лучший способ продать долг иностранцам – это продать его за дешевые доллары. Поэтому я думаю, что в тот или иной момент доллар сильно упадет. Если бы я должен был указать даты, я бы сказал, что года через 2-3 соотношение между долларом и рублем станет таким же, как в прошедшее лето.
До сих пор продолжаются дискуссии о том, ускорили ли действия Рузвельта конец Великой депрессии, были безразличны по отношению к ним или, наоборот, замедлили. Что вы думаете об этом?
До сих пор этот вопрос остается в центре большой исторической полемики. Финансовый кризис начался в октябре 1929 г., а Великая депрессия продолжалась с конца 1930 - начала 1931 г. до 1933 г. Принятые в тот момент меры положили некий предел, хуже которого уже быть не могло. Нельзя сказать, что депрессия тогда закончилась именно благодаря этим мерам. Если посмотреть на данные того времени, мы видим, что правительство было таким маленьким, средства, которыми оно располагало, были такими незначительными, что даже если бы оно потратило намного больше, оно всё равно не смогло бы остановить падение экономики. Но, несомненно, благодаря этим мерам не было ухудшения; без них ситуация была бы гораздо более плачевной.
Кроме того, Рузвельт добился пусть небольшого, но повышения доверия: компании начали понемногу инвестировать, нанимать новых работников. Всё это не то чтобы оздоровило экономику США в 1930-е гг. – и, думаю, это особенно хорошо заметно в контексте нынешнего положения дел; меры, принятые Рузвельтом были почти незаметны, но то, что он делал, было в любом случае лучше, чем то, что делали республиканцы до него.
Серьезное влияние на экономику оказали тогда два фактора. Во-первых, время. Так же, как и сейчас, тогда одной из главных проблем было перепроизводство. Мы производили слишком много вещей, для которых не было рынка и на которые не было спроса. Не было спроса на все эти дома в Лас-Вегасе; было недостаточно спроса на произведенные автомобили. Чтобы избавиться от этого завала избыточных вещей, продать их, - потребовалось определенное количество времени (собственно, весь 1933 г.). Только после этого стало возможно производить новое.
Вторым фактором, конечно, была война. Америка начала строить суда, танки, самолеты – а это была уже немного другая история. Таким образом, в то время на жизнь американской экономики повлияли отчасти действия Рузвельта; время (на уничтожение избытков); и война. То же самое и сейчас. Прежде чем возобновится спрос, скажем, на автомобили, нужно распродать уже имеющиеся, а это потребует времени.
Как вы думаете, когда экономический кризис достигнет дна? Этой весной? Летом?
Предсказать время очень трудно. В России многое зависит от цен на нефть, от валютного курса, от возрастания доверия на рынке. Вы не можете контролировать цены на нефть и рост доверия, но валютный курс в какой-то степени в вашем распоряжении. Снижение курса ускоряет оздоровление экономики. То же касается и международной политики. Если правительствам в обозримом будущем удастся поднять спрос и повысить доверие к кредитным рынкам, можно рассчитывать на оздоровление некоторых областей экономики: в первую очередь, финансовых рынков, затем и реальной экономики.
Если делать прогнозы, то можно сказать, что, вероятно, финансовый рынок начнет восстанавливаться где-то в середине 2009 г. Что касается мировой реальной экономики, то считается, что самый плохой период мы переживаем сейчас; во втором квартале спад будет продолжаться, но более низкими темпами; в третьем замедлится еще больше, а к четвертому, возможно, мы достигнем дна.
Такова ситуация в целом. О странах вроде России, Китая и Индии можно сказать, что их экономике проще восстанавливаться, благодаря тому, что их долги невелики. И благодаря тому, что у вас нет перепроизводства: вы всё-таки еще довольно бедная страна, где многие впервые захотели купить машину; люди хотят иметь лучшие жилищные условия; они хотят получать услуги более высокого качества. У вас кризис доверия, но не кризис перепроизводства.
Поэтому есть вероятность, что в России, Китае и Индии оздоровление экономики произойдет раньше, чем в западных странах. Но есть один фактор, который может этому воспрепятствовать, - политика. В лучшие с экономической точки зрения времена политические отношения между странами были часто небезоблачными. Сейчас, когда мировая экономика находится в состоянии кризиса, политики действуют осторожно. Власти боятся беспорядков – как в Болгарии, Латвии; китайские лидеры напуганы. И в России, конечно, правительство обеспокоено тем, какую реакцию может вызвать экономический спад. В такой ситуации правительства стараются не загадывать далеко на будущее, мыслить националистически.
Это тоже напоминает ситуацию 1930-х гг. Если правительство недостаточно сильное и смелое, чтобы сказать людям правду о ситуации; если оно будет принимать меры, которые будут восприниматься как помощь богатым и сильным, а не бедным и страдающим, - это может вызвать сильную националистическую реакцию. А она может повлечь за собой очень большие последствия в плане международного сотрудничества и мира. Хотя я экономист, а не политик, я понимаю, что ситуация требует очень осторожной политики, и я не слишком оптимистично настроен относительно перспектив в этой сфере.
А без политических оснований трудно будет добиться заметных экономических улучшений – они не произойдут сами собой.
В таких условиях существуют обычно две тенденции: протекционизм государств и их сотрудничество. Как вы думаете, что в нынешних условиях проявится более сильно?
Конечно, я надеюсь, что тенденция к сотрудничеству будет сильнее. Хочется думать, что во время президентства Обамы и при его министрах (лучшего состава я не могу и вообразить) установить отношения сотрудничества будет проще. Но внутри страны на Обаму будут оказывать сильнейшее давление, внутриполитическая ситуация ухудшится. Если General Motors обанкротятся; если большие проблемы начнутся и у других автопроизводителей; если прочие компании начнут рушиться - а я думаю, что в следующие месяцы многие компании и банки в Америке столкнутся с банкротством, - если всё это произойдет, Обама окажется под сильнейшим внутренним давлением.
И если другие страны начнут занимать протекционистскую позицию, американцам будет трудно продолжать сотрудничество.
ЕС сейчас организован именно как союз (особенно это касается «зоны евро»), т.е. Германии и Франции не с руки будет в одиночку склоняться к протекционизму. Но страны ЕС будут также испытывать сильнейшее внутреннее давление, зависящее, не в последнюю очередь, от положения евро. Трудно предсказать, как поведет себя Европа, но страны Восточной Европы представляют собой определенную угрозу, так как ситуация в них крайне нестабильна. И политики здесь всегда оказываются козлами отпущения. Украина – да и много кто еще – обвиняет во всём Россию. Все будут искать виноватых и пытаться как-то защитить себя. То же может случиться во Франции, Германии, Британии, Америке. Я не уверен, что сотрудничество станет modus operandi в мировой политической экономике в 2009-2010 гг. Протекционизм различных стран может замедлить и сделать менее ровным процесс оздоровления экономики.
Когда я смотрю на лидеров стран Западной Европы, я не вижу среди них великих личностей, которые могли бы повлиять на эти вещи. С другой стороны, я знаю теорию, согласно которой лидерами становятся, а не рождаются. Когда к власти пришел Гарри Трумэн, он всем казался слабым и незначительным политиком, - а он проявил себя как настоящий лидер; нечто подобное возможно и в данном случае.
Что вы думаете о мировой экономике после кризиса? Как она будет устроена? Будут ли изменения в способах ее регулирования на межстрановом уровне?
Ответ на этот вопрос зависит в значительной степени от политики, а не только от экономики. Вся международная экономика построена на модели, созданной после второй мировой войны. И даже сейчас, в начале XXI века, мы всё еще подчиняемся модели, которой уже больше 60 лет. В соответствии с этой моделью, в центре системы находятся США, которые обладают наибольшим влиянием. Помимо них есть Евросоюз и Япония – две другие «державы», управляющие мировой экономикой, которые имеют право принятия решений. Можно сказать, что вся власть в системе принадлежит «Большой семерке»: они контролируют МВФ, Всемирный Банк, международную финансовую систему, Банк международных расчетов. Иными словами, мировая экономика устроена по старой модели.
Но это больше не отражает экономическую реальность в мире. Кто господствует в международных финансовых институтах? Крупнейшие в мире страны-должники. В течение последних 60 лет США, страны ЕС и Япония были странами-кредиторами. Они давали деньги развивающимся странам, чтобы те развивали свою экономику. Будучи кредиторами, они хотели контролировать то, как их деньги используются. Но они больше не кредиторы. Кредиторы сейчас Китай, Саудовская Аравия, Корея, Тайвань, Россия, Индия – и да, Япония, она осталась в этой роли, единственная из стран «Большой семерки». Россия – при всех нынешних потерях резервов – остается на третьем месте среди главных кредиторов в мире. Как может существовать международная система, в которой кредиторы не могут распоряжаться собственными деньгами?..
Алексей Можин (исполнительный директор МВФ от России) говорил, что здесь имеет место нечестное распределение ролей. Это выглядит так, будто МВФ хочет взять деньги Китая, России, Саудовской Аравии - потому что своих денег ему не хватает, - чтобы проводить свои программы в помощь Украине, Латвии, Венгрии и т.д. Но они все сами должники. Должники вроде США и стран Западной Европы диктуют свои правила и навязывают свои стратегии. Но это абсурд, так не может дольше продолжаться.
США, конечно, будут оставаться крупным игроком. Но помимо них появились еще Россия, Китай, Саудовская Аравия и другие. Власть должна стать многополярной. Как сместить центр тяжести с США на других игроков - причем так, чтобы это произошло мирным путем? Я не знаю.
Какой у этого может быть механизм? Я думаю, главное – это осознать, что мы не можем вернуться на какой-либо из предыдущих этапов развития, что сотрудничество должно происходить на межнациональном уровне. Это касается, например, США, России и Китая; может быть, еще Индии. Удачный пример подобного сотрудничества уже есть – это Евросоюз. И в дальнейшем сотрудничество может строиться как бы кругами: сначала тесное сотрудничество с соседями: страны Европы, небольшие азиатские страны, страны Латинской Америки. Затем на более масштабном уровне: США-Россия-Китай.
Главное – и я не вижу альтернативы – это переместить, в первую очередь, Россию и Китай с периферии в центр. И сделать это при помощи дальнейшего развития международных институтов. Чтобы эти страны могли принимать участие в решении не только политических, но и финансово-экономических вопросов.
Автор - директор Института фундаментальных междисциплинарных исследований (ИФМИ) ГУ-ВШЭ. Мартин Гилман около 24 лет проработал в Международном Валютном Фонде. С июля 2002 года по 2005 год он занимал должность помощника директора отдела политики Международного Валютного Фонда (МВФ) и был ответственным за официальные финансовые вопросы, включая те, которые были связаны с долгами СССР. М.Гилман одновременно выступал представителем МВФ в Парижском клубе и в Бернском союзе (Международном союзе страховщиков кредитов и инвестиций). Мартин Гилман работал в МВФ с 1981 г. До июня 1993 г. он являлся ведущим специалистом управления по разработке и анализу политики в штаб-квартире МВФ в Вашингтоне, затем - в российской команде Фонда. В этом качестве участвовал в работе 60 миссий. С ноября 1996 г. по февраль 2001 г. являлся руководителем представительства МВФ в Москве. До работы в МВФ он был экономистом в Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) в Париже в 1975-1981 гг., параллельно заканчивая докторскую диссертацию в Лондонской школе экономики. До того, как Мартин Гилман стал сотрудником ОЭСР, он преподавал в Парижском университете (Сорбонна) (1978-1981 гг.) и являлся научным сотрудником University of reading, UK.
