Расследование не для печати. Комбинация

КОМБИНАЦИЯ

Семен Павлович внеурочно возвращался в Украину. Его вояж в Канаду должен был завершиться неделей позже. На протяжении двух предшествующих недель заокеанские украинцы самоотверженно признавались в любви к исторической родине и лично — к борцу за национальную идею с партийно-идеологическим прошлым. Они обещали политическим сторонникам Полищука моральную и, что более важно, — финансовую поддержку в приближающейся борьбе за президентство. Лозунг “заграница нам поможет” сохранил актуальность и в постсоветской Украине. Полищук нуждался в этой поддержке.

Но сообщение, переданное вчера по спецсвязи, заставило Полищука бросить все и вылететь ближайшим рейсом. Он отказался от трех встреч с вождями украинской диаспоры крупных канадских городов, сославшись на тяжелую болезнь матери. Поступившая информация требовала немедленных и решительных действий. Иначе поддержка диаспоры Полищуку не поможет — ему не поможет даже чудо. Перед ним забрезжил скандал, грозивший перечеркнуть всю его политическую карьеру.

Встревоженный неурочным возвращением шефа, Осыка утюжил вип-зал аэропорта. Семен Прокопьевич знал, что на эту поездку Полищук возлагал немалые надежды. заставить шефа прервать визит могло лишь что-то экстраординарное.

Полищук сухо поздоровался и поспешил к выходу. Они с Осыкой сели на заднем сиденье. Тронулись. В зеркале заднего вида маячил автомобиль охраны. Осыка на всякий случай организовал усиленный вариант. Полищук это отметил.

— Зря ты столько молодцов нагнал. Охрана нам не поможет. Тут все намного серьезнее. Кто-то собрался покончить с нами полити­чески.

— Семен Павлович, что за повод для беспокойства? По моей информации­, у нас все спокойно, я контролирую ситуацию. была проб­лема с Опришко, то есть с его девкой — мы все порешали. Вы же санкционировали. Последствий никаких.

Полищук поморщился. Ему неприятно было упоминание о том, что он когда-то кому-то давал санкцию... нет, он не решался даже в мыслях произнести это слово.

— Нас собираются уничтожить не только здесь. Могут возникнуть очень большие проблемы там.

— Германия?

— Вот именно. Вчера сообщили из “конторы”: кто-то передавал информацию на Запад с полным раскладом по нашим фирмам. Там, между прочим, твой последний отчет Фалину. Что скажешь?

— Не может быть! Исключено. Вы же знаете, отчет отправляю всегда сам. Да об этом просто не может никто знать. — Но внешний вид Осыки не соответствовал его словам. Того буквально залихорадило от слов босса.

— У меня нет оснований не доверять этой информации.

— Документы переданы на Запад?

— Я сказал, что кто-то собирался передать документы. Их задержали. Но нет гарантии, что их не попытаются передать еще раз, узнав что информация не дошла.

— Кто отправитель?

— Если бы знать... Электронный адрес, с которого отправляли сканированные документы, принадлежит киевской школе. Но что-нибудь там выяснить не удалось. Похоже, программой воспользовался кто-то, имевший доступ к компьютеру. Сейчас пытаются вычислить этого человека. Но я подозреваю, что владелец информации не настолько глуп, чтобы на этом проколоться.

— Что с адресатом?

— Фамилия русская. Работает в американском университете. Имеет вид на жительство. Выехал в 1992 году из Киева. Проверили по адресному бюро на то время. Установили школу и институт, в которых учился. Буквально перед вылетом в Канаде я получил факс — его бывшие связи, список одноклассников, институтских сокурсников. Ничего интересного обнаружить не удалось. Взгляни еще ты. Читай внимательно: это единственная надежда. Если отрабатывать весь список, это займет неделю, может, больше. Я не уверен, что за это время информация не выплывет где-то еще. Боюсь, что она готовится в прессу. Очевидно, наш недоброжелатель просто подстраховался, передав копии близкому человеку в США. Наши люди из СБУ уже предприняли некоторые меры по блокированию ведущих средств массовой информации в Киеве — в случае если туда предложат статью. Западные представительства контролируются особенно жестко. Можешь себе представить, чего все это нам стоит. В конце концов, наши противники могут что-то разнюхать. Если информация где-то вылезет, попадет в руки конкурентам — это конец. Ты понимаешь?

Осыка все прекрасно понимал. Поэтому он даже не ответил шефу. Да он и не слышал последней фразы Полищука. Комсомолец поедал глазами список, пытаясь припомнить: доводилось ли ему слышать фамилии, приведенные на факсовке. Полищук то и дело с надеждой бросал взгляд на Осыку. Но тот не давал повода для оптимизма. Правда, против пары наиболее распространенных фамилий “комсомолец” сделал какие-то пометки. Но напряжение на лице Осыки не спало. Полищук барабанил пальцами по кожаному подлокотнику, блуждающим взглядом скользил по картине за окном, меняющейся со скоростью сто шестьдесят километров в час. Всюду организовывались дикие базарчики, где крестьяне, разложившие на тротуаре куски мяса, соседствовали с торговцами нижним бельем и “Сникерсами”. У светофора на разделительной полосе бродил с протянутой рукой одуревший от автомобильных выхлопов мужичок на протезе, наряженный в “афганку”. Пройдет совсем немного времени, и они сделают этих людей счастливыми, а страну процветающей. Но для этого необходимо напряжение всех сил нации. Ради этого стоит идти на все, временно отступить от демократических норм — во имя сильной независимой Украины.

— Семен Павлович! — глаза Осыки блестели. Казалось, он готов разрыдаться от счастья. — Я знаю кто — нашел!

— Ты уверен, ничего не перепутал?

— Степанов Иван! Они вместе учились в школе. Это журналист. Однажды мы с ним встречались — помните, наезд УБОПа на Фонд? Тогда с проверяющими был Степанов. Сотрудника, организовавшего эту проверку, малость “нагнули”, он успокоился. Но потом выплыл запрос в Польшу — по фирмам Опришко. И запрос делал все тот же опер. Мы тогда подумали, это совпадение. Нет, я уверен, он работает на пару со Степановым. — Осыка выпалил все на одном дыхании и перевел дух. — Но чего они хотят?

— Может быть, собираются на нас заработать?

— Дай бог. Но я сомневаюсь. Степанов — он отмороженный.

— Твои предложения? — Полищук словно передавал инициативу в руки Осыки, которому оставалось сказать что-то абсолютно очевидное. Произнести слово “ликвидация” неимоверно тяжело. Таким образом человек словно нажимает на курок. Это, пожалуй, самый ответственный момент в длительной процедуре заказного убийства. Если кто-то дает команду, он делит ответственность с остальными участниками преступления, через невидимую цепочку посредников становится повязанным с последним звеном — киллером. Осыка чудесно изучил психологию шефа, потому решил не юлить, оказал Полищуку грандиозную услугу. Оба прекрасно понимали: действовать следует решительно и без промедления.

— От него следует избавляться немедленно.

Полищук изобразил молчаливое согласие.

— Что с ментом?

— Обоих сразу трогать нельзя. Предлагаю установить за опером наблюдение. Одно резкое движение — мочить... ну, в общем, ты знаешь, что делать.

— Но главное — получить все документы. Только тогда я успо­коюсь.

— Естественно. Но тут есть специфический момент: насколько мне известно, за Степановым ничего не водится. В бизнес не лезет, пьет с умом, не сидит на наркотиках. Пара-тройка девиц-журналисток. Кажется все.

— Может быть, что-то вроде того случая с журналистом? Ты же помнишь: все проглотили версию с возгоранием бензиновых паров.

— Как сказать. Был там один прокол. Занавески с кухни, где стояло ведро с бензином, взрывом выбросило на улицу. Судебный эксперт сделал заключение, что марка бензина на занавесках отличалась от того, что был в ведре. Правда, в суд пошло заключение ЭКО, в котором про это ничего не говорилось. Но если бы первое заключение судебной экспертизы попало в прессу, это могло бы закончиться печально. Степанова знают, может подняться шум. Очень рискованно.

— Знаю. Ты предлагай — что делать будем?

— То, что от него следует избавляться и немедленно — это однозначно. Вопрос в том — как?

— Может, стоит переговорить с Павлом Васильевичем?

— Не верю “эсбэушникам”. Хорошо, что вовремя сообщил об утечке информации. Еще и подключать его к ликвидации — это уже перебор. Да к тому же, эти парни работать давно разучились: дров наломают — не разгребем. Думаю, обойдемся без его услуг.

— Кто?

— Компот.

— О-хо-хо. Не хочется мне с братвой в таких делах связываться. От них вообще пора избавляться. Зачем нам эти урки? Работать не умеют, через них постоянная утечка — они же все стучат, понятий ведь нет никаких. Потом, чтобы следы замести, все равно придется к органам обращаться. Ты должен смотреть шире, с поправкой на текущий момент, так сказать. Все начали рвать связи с криминалитетом. Мавр сделал свое дело. Я еще терпел их, когда мы нуждались в наличке, когда они открывали нам рынки и их обслуживали. Мы за эти услуги сполна рассчитались. Помогли им из грязи подняться, деньжонок подсобрать, пожить вволю. Похозяйничали — и хватит. Ты посмотри: они теперь только мешают. Всюду уже люди из органов: у ментов — рынки, малые предприятия. Налоговая, таможня, УБОП сидят на контрабанде, конфискате. СБУ, служба по борьбе с эконо­мическими преступлениями держат банки, по импорту-экспорту работают. С ними все просто: люди военные, на государевой службе, дисциплина, полный контроль. А тут под ногами эти безмозглые алькапоны путаются. Возомнили о себе черт знает что! Фильмов про мафию насмотрелись. Может, где-то она и есть — мафия — но не в Украине. Никаким мафиям мы власть не отдавали. Всю эту шушеру криминальную пора прессовать. Опять же, накануне выборов не резон светиться в связях с бандюками. А ведь информация просочиться может. К тому же, не лишним будет оказать услугу Президенту. Хочет продемонстрировать электорату, что борется с мафией — мы поможем. Его руками эту мелочь пузатую и задавим. Даже удивительно: почему мы до сих пор с этим Компотом нянчимся. Несолидно...

— Так ведь я о том же, Семен Павлович. Но пусть он на прощание пользу принесет. Мысль такая: мы ему подставляем журналиста. А когда тот его уберет — сдаем Компота. Решит завалить писаку своими силами — нам проще. Надумает кому-то перепоручить — все равно подведем под организатора. Сейчас это возможно. Главное, чтобы у нашего дорогого Президента была политическая воля для борьбы с криминальными проявлениями. А он уже устал рапортовать, что этой воли у него хоть отбавляй.

— Лихо. Только нужно все обкашлять, чтоб Компот нас же и не сдал.

— Пусть попробует. Сам в СИЗО в петлю залезет. А не залезет — помогут. Или погибнет при попытке к бегству. Согласитесь: достойная смерть для именитого лидера преступной группировки. Впрочем, я не исключаю, что он может оказать сопротивление при задержании и погибнет в перестрелке. А может, его просто апоплексический удар хватит — не молодой ведь уже. А еще, случается, джипы взрываются... Ну представьте: едет преступный лидер с подельниками взрывать мирного коммерсанта, а у них в машине самопроизвольно взрывается самодельная бомба — для коммерсанта подготовленная. С кем не бывает…

К тому же, за время вашего отсутствия поступила интересная информация. В общем, совсем Компот задрал нос, крысятничает гнида.

— Что такое? — у Полищука левая бровь поползла вверх.

— Борис мне лично сообщил. Говорит, две недели назад его фирма в Прибалтике заключила договор с ребятами Компота на поставку оргтехники. На десять миллионов, между прочим. Денежки успели быстро отбить и довольно прибыльно. А нам про это ничего не ведомо...

— Что такое?! — голос Полищука повысился на октаву, его негодованию не было границ. — Какая неблагодарность. И это тот, кто еще несколько лет назад со своими уркаганами по рынкам шлялся, с торговок низких по рублю сшибал. Да мне тогда только шепнуть — где бы он теперь баланду хлебал? А сейчас мы его делишки кроем: за красивые глаза, что ли?

— Вот и я о том же. Но до вашего приезда я решил претензий ему не предъявлять. А ввиду вновь открывшихся обстоятельств, так сказать, думаю, вовсе сделать вид, что нам ничего не известно.

— Да ты что несешь! Там не меньше миллиона нашего отката.

— Вы не забудьте, какая проблема возникла с этим сраным журналистом. Он ведь со своей информацией дорогого стоит. Тут речь не о миллионах, а о жизни и смерти, о политическом небытие.

Я вот что предлагаю. Пугнем Компота, будто журналистишка что-то серьезное на него имеет. И подбросим информацию про эту сделку — будто бы она у Степанова имеется. Вы же понимаете, криминала в контракте с Прибалтикой на три статьи наберется. Компот после этого журналиста в куски разорвет — лишь бы сделка в прессе не за­светилась, лишь бы мы про крысятничество не пронюхали.

— Ха, люблю тебя, подлеца. Светлая у тебя голова, умеешь неор­динарно мыслить. Действуй. Только без промедления.

В тот же день у Осыки состоялась встреча со столичным милицейским начальством — тэт-а-тэт. Семен Прокопьевич высказал ненавязчивое пожелание: выдать в прессу порцию информации по Компоту. “Да так, чтобы побольнее”, — подытожил Осыка. — “А то совсем зарвался, нашим структурам не дает спокойно работать”. Генерал понимающе кивнул. Осыка конкретизировал: “Желательно, чтобы информация на “Радио Гондурас” попала — наш народ любит вражьи голоса слушать. На государственных-то “волнах”, кроме речей Президента да его свиты — ну ничегошеньки…”

Генерал насторожился, но решил еще раз кивнуть головой.

 

Степанову позвонило УБОПовское начальство. Ивану было хорошо известно, что означает утечка из “органов”, по крайней мере, от их руководящего звена. Как правило, это означает, что кому-то понадобилось поставить кого-то на место, отталкиваясь от газетной публикации, начать травлю криминального образования и его коммерческих структур. Обычно инициатива исходит от конкурентов, которые руками силовиков устраняют соперников с рынка. Пресса — катализатор процесса удушения неугодных. Тем не менее, именно в таких случаях Ивану удавалось получить весьма достоверную и скандальную информацию. Сразу после звонка он сорвался в “управу”.

Суровый подполковник встретил Степанова по-отечески.

— Ну вот, Иванушка, помнишь, я обещал подбросить классную информацию, как подвернется что-то стоящее? Вот оно и подвернулось. В общем, начинаем активно работать по Компоту. Между нами говоря, будем плести ему лапти. Тут вот информация подсобралась у нас — ознакомься и можешь смело давать в эфир. Только поспеши, а то, не ровен час, не успеешь сообщить, как его уже упакуют. А ты позванивай. Я тебе еще продолжение подброшу.

— Спасибо, век не забуду. В завтрашнем эфире слушайте.

 

“Мерседес” с трудом врулил в узкий загаженный двор “хрущевки”. Водитель смачно выругался, когда колесо ткнулось в рытвину, способную поглотить целый “Запорожец”. Ругался он от души, не опасаясь шефа — тот находился за звукоизолирующим бронированным стеклом. Чтобы пообщаться с пассажирами, расположившимися на заднем сиденье, шоферу нужно было кричать изо всех сил. Но для таких случаев существовало переговорное устройство. На краю детской площадки он заметил знакомую “девятку”. Водитель припарковал достижение германской автопромышленности едва ли не впритык с венцом технического гения доблестного коллектива АвтоВАЗа. Двери в обеих машинах открылись почти синхронно. Из “девятки” в “Мерседес” переместился крепкий гражданин. Для стороннего наблюдателя было бы удивительным заметить в салоне автомобиля, принадлежавшего лидеру Партии национального спасения, иного лидера — основателя одной из могущественных преступных группировок. Собственно, чтобы не вызвать удивления у случайного прохожего, это свидание и было назначено в “трущебном” районе. А Компот по этому случаю даже добирался до места стрелки на скромной “девяточке”: два шестисотых “мерса” в одном дворике — это уж чересчур. Конечно, его охрана была рядом. Но на то она и охрана, чтобы не бросаться в глаза.

Компот чинно поздоровался с Осыкой.

— Что за спешка, Прокопьевич? Вести добрые или злые?

— Злые, Виктор Емельянович, недобрые.

Вступление не предвещало ничего хорошего. Да и не водилось такого, чтобы два лидера — политический и криминальный, которые знали друг друга и сотрудничали не один год, встречались без дела или по мелочам. В каждом случае речь заходила о вещах значительных: либо отвратительных, либо радостных. Компот промолчал и приготовился слушать.

— Виктор Емельянович, тут про тебя слухи распускают.

— Ты о чем?

— Да вы там хоть “Радио Гондурас” слушаете иногда?

— А, вот оно что! Так какие же это слухи. Сам, поди, знаешь: правду писака излагает. Да ну его — пусть клевещет. Раньше надо было смелость проявлять ментовским журналистам. Все те дела, про которые он там рассказывает, быльем уже поросли. Компот теперь чест­ный бизнесмен. Конечно, справки я по этому Степанову навел. Но, думаю, лишнюю волну с ним поднимать не стоит. Пускай себе жужжит.

— Да тут слухи докатываются, что он не только жужжать умеет. Поговаривают, что этот репортаж только начало, будто у него на тебя целое досье составлено. Вроде что-то там особо интересное по сделке с Прибалтикой. Я уж и не упомню, что там у тебя с ними было: это по рыбе? Так ведь там никакого прокола не могло приключиться. Что еще ему может быть известно — даже ума не приложу. У тебя по этому поводу никаких мыслей нет?

Компот весь внутренне сжался. В голове застучали молоточки. Но совладал с собой и бросил рассеяно:

— Бред какой-то. После прошлогодней сделки по рыбе у меня не было ни одного серьезного дела с прибалтами. Может, кто без моего ведома что-то по мелочи затеял. Народ ведь знаешь какой: все норовит под себя. Так по крохам и растаскивают. Я, конечно, проверю, если подтвердится — накажу. Только какое это ко мне имеет отно­шение?

— Ну смотри, а то я волноваться стал. Смотрю — обложил тебя УБОП, начал в прессу информацию скидывать. Извини, что отвлек.

— Да как же можно! Это я должен благодарить, что не забываешь. А за информацию спасибо, я все-таки своих потрясу: может, и вправду кто крысятничает.

“Нечего тебе проверять. — подумал Осыка. — Знаешь ведь, о чем речь. — вон как напрягся весь, когда про Прибалтику услышал. Теперь забегаешь...”

Они распрощались тепло, как старые товарищи.

 

Объективно говоря, журналистика — это сплошной бардак. Трудно отыскать творческий коллектив тружеников пера, в котором не пили бы на рабочем месте в урочное и неурочное время, не крушили во хмелю стулья и сантехнику, не прелюбодейничали при красном фонаре фотолаборатории, не теряли редакционные диктофоны и удостоверения, не заливали кофе компьютеры, не курили с остервенением, не сидели в кабинетах до ночи — по делу и без, при наличии семьи и без оной. Редко отыщите вы журналиста, который откажется написать заказуху и получить за нее мзду. Нет такой редакции, где коллеги не постукивали бы шефу друг на друга, а некоторые — и в контору. В общем — нормальная картина, характерная в целом для ущербной нашей жизни. Остается неразгаданным, как при всем этом газеты ежедневно выходят, теленовости не задерживаются, радиостанции регулярно что-то вещают. Заметьте: в то же самое время самолеты с завидной периодичностью бьются и становятся мишенями для войск ПВО, поезда опаздывают как часы, а президенты опаздывают на официальные приемы.

На “Радио Гондурас” ситуация складывалась классически. В зале, перегороженном на западный манер невысокими съемными стенками, блуждали тени журналистов, интервьюеров и людей совершенно посторонних. Все они одновременно курили, спорили, пили кофе, звонили родным и близким в далекий Гондурас — естественно, за счет редакции. Работали от силы тройка-пятерка человек: инженеры студии, секретарша да несколько журналистов, монтирующих диктофонную запись на компьютере.

Основная редакционная жизнь протекала на радио до шести вечера — момента перегона в Гондурас скомпонованной программы — для восьмичасового эфира. С позавчерашнего дня Слава Загубынога стал засиживаться на работе после шести, а приходил он в числе первых и сразу спешил за компьютер. Народ пару раз пошутил по этому поводу: может, тебя жена выгнала — спать негде? Но потом свыклись: ну, хочет человек трудиться до одури — что ж ему, морду за это бить?

В действительности Славу никто не выгонял из дома. И отсиживать сидалищные мышцы на радио ему не доставляло удовольствия. Но Слава — человек подневольный: служит информатором СБУ. А поскольку он успел поведать “службе” немало любопытного про своих коллег (что, в частности, было зафиксировано документально), то теперь из Славы можно веревки вить. Дали ему вчера любопытное задание, от которого тот не мог отказаться. Задание заключалось в следующем: ежевечерне записывать на редакционный компьютер, на котором работал Иван Степанов, в директорию “Степанов” единственный файл: “Компот”. Что написано в этом файле, Слава знал чуть не дословно, потому что сам редактировал текст, пытаясь подражать стилю Степанова. Речь в материале шла о сделке киевской фирмы “Х” с таллиннской “У” на предмет поставки в Украину партии оргтехники на сумму свыше десяти миллионов долларов. Указывалось, и довольно основательно доказывалось, что “Х” принадлежит криминальному лидеру Компоту. Также сообщалось, что для удачного проведения поставки товара в Украину и его дальнейшей реализации бизнесменам пришлось нарушить сразу несколько статей УК. При этом приводились факты, свидетельствующие о непосредственном участии Компота в проведении сделки. Вот такой обличительный материал.

Итак, каждый вечер, когда все освобождали компьютеры, а значит, не могли обнаружить файл-подкидыш, Слава копировал его с дискеты на винчестер, заходя на компьютер Степанова по внутриредакционной сети. Пароль доступа к папке Степанова было совсем не трудно выяснить. Просто Славик как-то в отсутствие Степанова обратился к редакционному технику: нужно срочно найти один текст, который Иван готовил пару недель назад. Так он стал обладателем заветного пароля. Дальше — дело техники. Записав файл вечером, рано утром он являлся на радио и бесследно удалял его, дабы вечером повторить процедуру.

Это бессмысленное на первый взгляд занятие в действительности было элементом мудреной комбинации, до мелочей рассчитанной Семеном Прокопьевичем Осыкой. Даже Славин куратор в СБУ не представлял сути комбинации. Просто он работал на Полищука (а значит и Осыку), а поэтому четко выполнил просьбу комсомольца — озадачить надежного агента из числа сотрудников “Радио Гондурас” таким бестолковым заданием. После того как по просьбе куратора Слава “подтянул” текст, ему было твердо втолковано: Степанов ни в коем случае не должен обнаружить этот файл. Поэтому на рабочее время суток его следует удалять с компьютера.

После нескольких дней подобного “дежурства” на рабочем месте, когда не выспавшийся Слава в очередной раз ни свет ни заря по­явился на радио, он обнаружил удивительную картину: на входе стоял­ майор милиции, в редакции было полно народа, а шеф бюро ходил чернее тучи. Этой ночью редакцию обокрали. Когда стали известны подробности, возникло подозрение, что радио навестили несовершеннолетние злоумышленники. Серьезный грабитель прежде всего обратил бы внимание на сейф, где хранилась зарплата, привезенная накануне из банка. Но нарушить девственность сейфа никто не пытался. Были украдены­ факс, старенький телефонный аппарат и пара мик­рофонов. Да еще прихватили самый старый из всех редакционных компьютеров — тот, на котором работал Иван Степанов. Характерно, что монитор остался на месте. Может быть, он оказался непосильной ношей для подростков. Во всяком случае, к такой версии склонялись хмурые следователи.

Славу обрадовала эта новость: с исчезновением компьютера его утренне-вечерние процедуры с файлом “Компот” становились невозможными. Он сообщил куратору о краже и пошел отсыпаться.