Принцип Хонеккера

 

7 октября 1989 года состоялась беседа Хонеккера с Горбачёвым, прибывшим для празднования 40-летнего юбилея Германской Демократической Республики. А через несколько дней руководитель ГДР, в соответствии с единогласным решением товарищей из ЦК СЕПГ, был смещён. Решение это было одобрено советскими товарищами из Политбюро ЦК КПСС.

Рождённый в 1912 году в семье сознательного пролетария, Эрих Хонеккер не получил стандартного систематического образования, но с юных лет твёрдо уверовал в коммунистическую идею. Эта идея многим тогда казалась истиной в последней инстанции, ведущей человечество напрямую в светлое будущее. Но Хонеккер впитал её с рождения.

Как политик он практически образовался в суровых университетах революционной борьбы, антифашистского подполья, тюрьмы и каторги.

Жизненная практика закрепила в сознании коммуниста Хонеккера базисные положения свирепой теории классовой борьбы, в которой неуместны компромиссы. В этой борьбе иногда приходится терпеть жестокие поражения, но конечная победа приходит к тому, кто может держать удар. Кто твёрдо, невзирая ни на что, стоит на идейных позициях и разит врага в лоб, беспощадно.

Вооружённый таким принципом, Эрих Хонеккер в 1945 году вошёл в большую политику — прямо из концлагеря, где провёл почти 10 лет по приговору нацистского суда. Ему выпала роль одного из ведущих участников социалистического эксперимента, поставленного во второй половине XX века на германской земле — исторической родине научного социализма.

Против компромисса с классовым врагом

В 1945 году немногочисленные деятели немецкой коммунистической эмиграции и антифашистского подполья получили господствующее положение в оккупированной советскими войсками Восточной Германии. Они осознавали своё моральное право руководить несчастным народом, принявшим в 1933 году нацистский режим и теперь пожинавшим горькие плоды поражения в преступной войне, затеянной заправилами Третьего рейха. У коммунистов и левых социал-демократов, объединившихся в рядах СЕПГ, имелась ясная и чёткая цель: построение новой Германии. Той светлой и радостной страны, перспективный проект которой был контурно обрисован ещё до прихода нацистов к власти — в популярной социальной утопии Келлермана «Братья Шелленберг».

Коммунисты и их союзники могли бы сосредоточить свои усилия для обретения власти во всей послевоенной Германии и потом строить социализм в общегерманском масштабе. Но практически непреодолимой преградой для исполнения такого замысла (во всяком случае, в обозримой перспективе) были американские, британские и французские войска, оккупировавшие Западную Германию.В политической плоскости такая задача могла решаться различными путями.

Можно было избрать другую стратегию: построить замечательный социалистический уклад на восточногерманской земле. При поддержке и помощи СССР. Чтобы живым примером побудить западногерманских рабочих и крестьян к борьбе за дело социализма.

Хонеккер примкнул к тем, кто во главе с Вальтером Ульбрихтом решительно выступал против любых попыток компромисса с западногерманским классовым врагом и стремился строить немецкий социализм здесь и сейчас, в советской оккупационной зоне.

Решающее слово в данном вопросе принадлежало Сталину, который в последние годы жизни охладел к идеалам пролетарского интернационализма, примерял на себя образ преемника великих государей Российской империи и готов был договариваться с западными державами о едином германском государстве. На условиях, соответствующих геополитическим интересам СССР, разумеется. Германия в этом случае должна была оставаться капиталистической, но нейтральной и демилитаризованной страной, с восточными границами, закреплёнными на линиях, проведённых в Потсдаме.

Западные партнёры, однако, все подобные идеи категорически отвергли и форсировали создание Федеративной Республики Германия, которую стали втягивать в военно-политические структуры, заострённые против СССР.

Ответом на это стало создание Германской Демократической Республики, где власть постепенно подобрали под себя Ульбрихт и его единомышленники.

Однако возможность перспективного объединения двух германских государств на тех или иных условиях не отвергалась Москвой вплоть до 1957 года, когда всей полнотой власти в СССР овладел принципиальный коммунист, последовательный интернационалист Хрущёв.

Он съездил в ГДР, ободрил товарищей из СЕПГ и дал добро на развёртывание полномасштабного строительства социализма на восточногерманской земле.

В этот судьбоносный для германских коммунистов период Эрих Хонеккер входил в высшее руководство СЕПГ — руководил Союзом свободной немецкой молодёжи (ССНМ). К 1956 году он прошёл курс обучения в Высшей партийной школе в Москве, после чего был назначен государственным секретарём по вопросам госбезопасности. А в 1958 году стал членом Политбюро ЦК СЕПГ.

Ограда против врагов новой Германии

В отличие от героев Келлермана, отправившихся осуществлять немецкую социалистическую мечту в лесные и болотные дебри Люнебургской пустоши, лидеры СЕПГ творили свою утопию в стране, изначально обладавшей отменным потенциалом — производственным и человеческим.

Вооружённые передовыми идеями научного социализма, они не боялись экономического соревнования с ФРГ. Ведь в западногерманском обществе массового потребления вообще отсутствовали какие-либо идеологические доминанты, кроме, быть может, простенькой формулы, озвученной устами широко известной в ту пору красотки Розмари Нитрибитт: «Главное — деньги и секс, всё остальное — неважно». А образцом правильного человека там вполне мог бы стать отрицательный персонаж Келлермана, беспринципный делец Венцель Шелленберг.

Однако отдельных несознательных граждан ГДР страна девицы Розмари неудержимо манила. И не только высоким уровнем жизни и блеском витрин, но и разнузданностью буржуазной демократии, дающей индивидууму массу прав и свобод, неуместных в целеустремлённом социалистическом обществе. Бегство таких граждан в ФРГ через Западный Берлин в конце 50-х годов приняло характер стихийного бедствия, мешавшего выполнять и перевыполнять планы социалистического строительства. Чтобы справиться с этой напастью, потребовались меры чрезвычайного характера.

В ночь с 12 на 13 августа 1961 года вся ГДР не отходила от телевизоров и радиоприёмников, настроенных на частоты станций Западного Берлина. В ту ночь солдаты Народной армии и Народная полиция ГДР перегородили колючей проволокой 193 улицы, блокировали 4 линии метрополитена. За четыре последующих дня тысячи строителей, мобилизованных по всей ГДР, построили монолитную бетонную стену высотой 3,2 м. Берлин был разрублен на две изолированные друг от друга части.

Решение об этом строительстве приняло руководство ГДР, после консультации с советскими товарищами, с их полного одобрения. А непосредственным руководителем акции стал Эрих Хонеккер. В последующие годы он неустанно лелеял и совершенствовал своё творение, повторяя: «Стена простоит ещё сто лет, пока не будут устранены причины, обусловившие её возведение».

Перерезая последнюю нить свободного общения между двумя частями Германии, вожди ГДР совершили, с обывательской точки зрения, тягчайшее преступление против собственной нации, осознающей своё единство. На такое преступление могли пойти лишь отпетые негодяи, равнодушные к интересам и чувствам сограждан, либо фанатики самой высокой пробы.

Хонеккер себя преступником не ощущал. Национальные приоритеты немцев были для него ничто в сравнении с великой идеей социализма. Построив Берлинскую стену во имя этой идеи, он нанёс сокрушительный удар по всем врагам социализма в ГДР и за пределами республики.

Последующие два десятилетия стали временем наибольшего расцвета и благоденствия Германской Демократической Республики, временем рекордных достижений в экономике, науке и особенно в спорте (по числу чемпионов и рекордсменов в процентах по отношению к населению ГДР была далеко впереди планеты всей).

При отсутствии возможности бежать на Запад и благодаря неусыпной воспитательной работе органов «Штази» (службы безопасности), руководимых Хонеккером, даже неблагонадёжным гражданам пришлось менять свои мировоззренческие приоритеты и активно включаться в дела социалистического отечества.

Самые дальновидные из них даже вступали в СЕПГ, обеспечивая себе этим жизненное и карьерное благополучие. А в ССНМ состояла практически вся дееспособная молодёжь. Не обошла эта участь и юную Ангелу Меркель, мечтавшую тогда не о политической, а о научной карьере.

Коммунист против коммуниста

3 мая 1971 года по мировым СМИ прошла сенсационная новость о добровольной (по состоянию здоровья) отставке Вальтера Ульбрихта с поста первого секретаря ЦК СЕПГ. Это был уникальный сюжет для всего соцсодружества. Других лидеров соцстран только смерть разлучала с высокими креслами. Один Хрущёв ушёл при жизни — в результате настоящего дворцового переворота, публично опозоренный на Пленуме ЦК КПСС и оплёванный в советских СМИ.

Ульбрихта проводили с почётом и даже оставили ему для утехи, на некоторое время, пост председателя Госсовета (номинального главы ГДР).

Однако его отставка не была на самом деле добровольной.

Престарелый руководитель ГДР (в 1971 году ему исполнилось 78 лет) слишком гордился успехами своей «витрины социализма», да ещё вздумал изображать из себя крупного теоретика, чуть ли не очередного классика марксистских наук. По этим или по иным причинам он сумел как-то не угодить советским руководителям и лично Брежневу.

Соответствующее мнение из Москвы, по-товарищески, сообщили товарищу Хонеккеру, считавшемуся на ту пору вторым лицом в иерархии СЕПГ. И он, посовещавшись сам с собой, согласился с мнением, что товарищ Ульбрихт допускает отклонения и вообще пора ему на пенсию.

Решил — и сделал. Культурно, вежливо. Одним лобовым ударом.

Существует версия (достаточно правдоподобная), что сотрудники «Штази» в подходящий момент заблокировали Ульбрихта в его загородной резиденции и держали под фактическим домашним арестом, пока он не подписал заявление «по собственному желанию». А уж потом были добрые слова и торжественные проводы на заслуженный отдых.

Возглавив СЕПГ, а через пять лет и Госсовет ГДР, Хонеккер повёл свою страну к новым свершениям. Опираясь на застойную мощь Советского Союза, немецкое рабоче-крестьянское государство добилось полного дипломатического признания со стороны западных стран; ФРГ и ГДР нормализовали свои отношения как два равноправных субъекта международного права. И одновременно были приняты в ООН.

Казалось, что социализм окончательно и бесповоротно утвердился на земле Восточной Германии.

К затеянной Михаилом Горбачёвым перестройке в СССР Эрих Хонеккер поначалу отнёсся как к чему-то не слишком серьёзному: «Если сосед решил переклеить в своей квартире обои, нам не обязательно тут же следовать его примеру».

Против творца перестройки

7 октября 1989 года состоялась беседа Хонеккера с Горбачёвым, прибывшим для празднования 40-летнего юбилея Германской Демократической Республики.

Вести диалог с руководителем братской социалистической страны Горбачёву было трудно, даже в какой-то мере труднее, чем общаться с представителями ФРГ — доброжелательным канцлером Колем, обходительным министром иностранных дел Геншером, с которыми у Горбачёва прошли весьма плодотворные переговоры незадолго до его приезда в ГДР.Берлинцы с искренним восторгом встретили советского лидера. Они хорошо знали о выдающихся достижениях его перестройки и гласности из передач западногерманского телевидения, так как средства массовой информации ГДР соответствующую информацию о таких событиях жёстко ограничивали и цензурировали.

Они разговаривали как коммунист с коммунистом, товарищ с товарищем, обращались друг к другу на «ты». Но не могли найти общего языка.

Горбачёв много говорил о своей перестроечной политике, прозрачно намекая, что и в ГДР пора бы начинать нечто подобное. Ибо «инициатива должна быть за партией, руководством, опаздывать нельзя».

Хонеккер выразил удовлетворение заявлениями, прозвучавшими на последнем Пленуме ЦК КПСС, о том, что «нельзя давать простор демагогам». Также отметил, что в советских журналах, распространяемых в ГДР, «есть много неприемлемого».

Положение в своей стране Хонеккер охарактеризовал как вполне удовлетворительное: «В целом у рабочего класса и особенно у крестьянства хорошее настроение. Трудящиеся поддерживают линию партии».

Более всего его волновали события у соседей: «Разложение некоторых стран — Венгрии, Польши — на Западе рассматривают как повод для нанесения удара по социализму. Сейчас сосредоточивают силы против ГДР».

Восточные немцы уже десятками и сотнями тысяч бежали в ФРГ через Венгрию и другие соцстраны, начинавшие открывать свои границы с западными странами. Поведение польских и венгерских коммунистов было равнозначно измене идеалам пролетарской солидарности и капитуляции перед классовым врагом.

И в ходе беседы с Горбачёвым опытный партиец Хонеккер должен был ощутить неотвязный дух идейного разложения и предательства.

Однако инстинкт старого, закалённого бойца заставлял его держаться, не делая принципиальных уступок ни Бонну, ни Москве. На войне как на войне, нельзя терять надежды — всё в любой момент может перемениться самым непостижимым образом. Тем более что у Хонеккера оставались надёжные друзья в СССР — Крючков, Язов и другие, которые также старались удерживать свои участки фронта в противостоянии с коварным классовым врагом.

Возвратившись из Берлина, Горбачёв в беседе с помощниками, происходившей 11 октября 1989 года, обозвал своего восточногерманского коллегу известным неприличным словом на букву «м».

«Мог бы сказать своим: четыре операции перенёс, 78 лет, требуется много сил в такой бурный период, отпустите, я своё дело сделал. Тогда, может, остался бы в истории». Помощники усомнились, что «он, сделав это, останется в истории. Два-три года назад куда ни шло! Сейчас он уже проклят народом».

В этом разговоре была фактически предрешена отставка Хонеккера. Осталось только её оформить руками товарищей из Политбюро ЦК СЕПГ, что и было сделано 18 октября 1989 года.

До падения Берлинской стены оставалось меньше месяца, до окончательной ликвидации ГДР — чуть больше года, до распада СССР — немногим более двух лет.

Ни Хонеккер и ему подобные, идейно стойкие борцы, ни идейно гибкие перестройщики типа Горбачёва не могли предотвратить крах социализма, обречённого на гибель после того, как этот экспериментальный уклад исполнил свою неоднозначную историческую миссию, о характере и смысле которой можно строить самые различные догадки и дискутировать до бесконечности.

*****

Дальнейшее для Хоннекера было уже жизнью не политического деятеля, лидера, а старого, немощного, одинокого человека, утратившего практически всё, кроме твёрдой убеждённости в правоте дела, которому он служил.

Сначала товарищи по партии принялись разоблачать его прегрешения, снимать и исключать из рядов. Затем подключилась демократизированная прокуратура ГДР, предъявившая целый букет обвинений: в государственной измене, злоупотреблении властью и, разумеется, в коррупции и хищении социалистической собственности в особо крупных размерах.

От тюрьмы Хонеккера спасла необходимость в срочной госпитализации. Он оказался в известной берлинской клинике Шарите, откуда в апреле 1990 года советские друзья перевезли его в свой военный госпиталь, расположенный в окрестностях Потсдама, а в марте 1991 года переправили в СССР, где он находился в сомнительном статусе личного гостя Горбачёва.

Посткоммунистическое руководство Российской Федерации отказалось предоставить Хонеккеру убежище на правах политэмигранта, и под давлением ФРГ он в июле 1992 года был депортирован на неласковую родину, где его ждали следователи и судьи.

Данная акция серьёзно уронила честь и великодержавное достоинство России. За рубежом высылку Хонеккера восприняли как свидетельство слабости русских, которые готовы сдавать своих (хотя экс-лидер ГДР и не был своим для Ельцина). Сдав Хонеккера, ельцинское руководство создало опасный для себя прецедент и спустя несколько лет не могло уже открыто принять Оджалана, которого также выслали под нажимом Турции и США для суда и расправы. А это ударило по престижу РФ на всём Ближнем Востоке, где привыкли считать русских друзьями курдов.

Отдалённым следствием того позора стали позднейшие наглые требования британских властей о выдаче им российского гражданина Андрея Лугового. Британцы, надо полагать, в очередной раз рассчитывали на слабость русских, проявившуюся в былых прецедентах сдачи своих.

Вернувшись в Германию, Хонеккер просидел в следственной тюрьме около полугода, готовясь и на суде бороться до конца, защищая правоту своего дела. Но в этот последний бой ему вступить не довелось.

Тяжелобольного престарелого узника выпустили «по гуманитарным соображениям» и позволили ему вылететь к дочери в Чили. Там Эрих Хонеккер и окончил свои дни в 1994 году, на 82-м году жизни.