В общей сложности Генри Киссинджер встречался с Владимиром Путиным около 15 раз. Предпоследний раз – осенью 2013 года, накануне Майдана, последний – в феврале 2015-го, когда Россия сама себя загнала в тупик конфронтацией с Западом. Считается, что Киссинджер – опытный переговорщик, конспирологи также наделяют его могущественной силой из-за членства в Бильдербергском клубе и других парамасонских организациях. Между тем, взгляд на мировой порядок, отстаиваемый Киссинджером, всегда был трезвым – основанным на политике (и сдерживании друг друга) великих держав XIX века. То взаимное сдерживание, считает Киссинджер, принесло почти сто лет порядка, которое, в конечном итоге, помогло сформировать ту западную цивилизацию (в неё входит и Россия), в которой мы живём до сих пор.
Категория мирового порядка – одна из главных тем работ Генри Киссинджера, одного из знаковых представителей внешнеполитического истэблишмента США второй половины ХХ века. Как известно, он не только был крупным учёным-международником, но и занимал в 1970-е ключевые посты помощника президента по национальной безопасности и государственного секретаря.
Типология мирового порядка – проблема, к которой Киссинджер постоянно возвращается в своих работах. Он дал описание желательному мировому порядку уже на раннем, академическом этапе своей карьеры (середина 1950-х – 1969 год), в частности, в работе «Мир восстановлен: Кэслри, Меттерних и проблемы мира, 1812-1822». Интерес Киссинджера к прошлому – одна из констант его политического мышления. Во многом это было связано с особенностями его личного опыта (бегство еврейской семьи Киссинджеров из нацистской Германии; холокост, затронувший в том числе и значительное число их родственников). Именно поэтому его трактовка исторических событий времён окончания наполеоновских войн и установления чартистской модели миропорядка в Европе говорит нам многое об убеждениях и позиции автора (а вместе с ним – и старого внешнеполитического истэблишмента США, который сейчас по большей части представлен в Республиканской партии).
Стабильность существующей системы международных отношений – основная характеристика мирового порядка в ранних работах Киссинджера. Стабильность никогда не понималась им как стремление к миру: «Всякий раз, когда мир – понимаемый как предотвращение войны – был первичной целью державы или группы держав, международная система оказывалась отданной на милость самого безжалостного члена международного сообщества. Всякий раз, когда международный порядок признавал, что некоторые принципы не могли быть скомпрометированы даже ради мира, стабильность, основанная на равновесии сил, была по крайней мере мыслима». Однако, согласно Киссинджеру, стабильность не являлась простым производным этого равновесия: она «обычно была результатом не поисков мира, а разделяемой всеми концепции легитимности. «Легитимность» означает не больше, чем международное соглашение о характере приемлемых мер и о допустимых целях и методах внешней политики».
Исходя из этого критерия, в работе «Мир восстановлен» Киссинджер выделил два типа международного порядка – революционный и легитимный, не оставив места для иных его форм.
«Всякий раз, когда существует держава, которая считает международный порядок или способ его легитимизации деспотическим, – писал он, – отношения между ней и другими державами будут революционными». Так, Германия Гитлера у Киссинджера выступает как один из примеров разрушительности политики революционной державы. Исходя из этого, он усматривает главную проблему международного урегулирования в том, «чтобы связать требования законности с потребностями безопасности таким образом, что никакая держава не станет выражать свою неудовлетворённость проведением революционной политики, и так устроить баланс сил, чтобы удержать агрессию, имеющую другие причины, нежели условия урегулирования».
Киссинджер указывает на настоятельную необходимость наличия легитимизирующего принципа в международной системе. Именно он призван как сдерживать, так и диктовать применение силы: он «устанавливает относительную «справедливость» соперничающих требований и способа их урегулирования».
Легитимный международный порядок всегда предполагает наличие нескольких приблизительно равных по своей мощи центров силы, находящихся между собой в сложных отношениях, которые в самом общем виде можно описать как соперничество за влияние и сотрудничество во имя недопущения чрезмерного усиления одного из акторов международной системы и предотвращения таким образом революционной ситуации. При революционном типе миропорядка мощь одного из центров неимоверно вырастает, вплоть до того, что революционная держава может в одиночку противостоять не только разрозненным, но до поры и совокупным усилиям остальных.
«Мир восстановлен» оставляет впечатление, что в таком случае возникают два центра силы – революционная держава и все остальные. Именно так и было в периоды наполеоновских войн и крушения Версальской системы. Поэтому особенную тревогу Киссинджера вызывает проблема распознавания агрессора на ранней стадии и выработки стратегии общих усилий остальных держав по его нейтрализации. Он часто ссылается в таких случаях на механизм демонтажа Гитлером Версаля.
Интересны также и рассуждения, приводимые американским политологом Альбертом Элдриджем относительно природы двух типов мирового порядка, которые выделял Киссинджер. В своём исследовании, посвященном анализу основных ценностных характеристик внешнеполитической философии Киссинджера, он обратил внимание на то, что революционная система международных отношений характеризуется как «жестокая», «хаотичная», «конфронтационная», «склонная к войне», «неупорядоченная», «напряжённая», «небезопасная» и «антагонистическая». Политическая жизнь в легитимной системе, с другой стороны, описывается им как «организованная», «устойчивая», «имеющая соревновательный характер», «безопасная», «склонная к примирению», «мирная» и «справедливая». Элдридж особенно подчеркивает ту роль, которую играет гармония в убеждениях Киссинджера относительно стабильности.
Таким образом, в концепции мирового порядка Киссинджера, можно выделить две главные составляющие – эмпирическую, основанную на учёте свойственных текущей эпохе возможностей ведущих держав, и нормативную в лице разделяемого всеми принципа легитимности, вбирающего в себя исторические устремления основных акторов и задающего как нормы их поведения, так и некоторую направленность развития всей системы.
Установление и поддержание равновесия сил и, следовательно, стабильности – вот основная задача, с которой должна справиться та или иная форма мирового порядка: даже революционная держава стремится к стабильности, которую она, правда, понимает как превращение себя в систему. Использование силы – от дипломатического давления до объявления войны – для обуздания деструктивных амбиций рассматривается в концепции Киссинджера как совокупность эмпирической и нормативной составляющей. Сила должна иметься в наличии, а следование принципу легитимности – направлять её применение, но только для того, чтобы восстановить утраченное равновесие.
Киссинджер указывает, что государственные деятели, собравшиеся на Венском конгрессе, в конце концов были вынуждены пригласить побеждённую Францию к участию в «европейском концерте», поскольку без неё он был бы немыслим.
В теории воззрения Киссинджера относительно понятны. А что он стал бы делать на практике в нынешней ситуации? Издание The National Interest попыталось реконструировать действия политолога по его нескольким интервью, в которых он говорит о России.
«Во-первых, Киссинджер переворачивает с ног на голову преобладающую сегодня уверенность о тупиковой ситуации на Украине. В Вашингтоне, в равной мере для демократов и республиканцев, главным двигателем в этой драме представляется Путин, а его действия рассматриваются как часть грандиозной геополитической стратегии по воссозданию Советского Союза. В отличие от них, Киссинджер призывает начинать с исторических данных: последовательности событий, приведших к свержению украинского президента Виктора Януковича, в ответ на которое Путин послал в Крым «маленьких зеленых человечков».
Наиболее затруднительным среди этих фактов является совпадение украинских событий и путинского коронного проекта года, а именно: демонстрации всему миру того, что Россия может провести успешные зимние Олимпийские игры в Сочи. Как отмечает Киссинджер: «Непостижимо, как Путин тратит 60 миллиардов евро на то, чтобы превратить летний курорт в зимнюю олимпийскую деревню для того, чтобы вступить в военный кризис неделю спустя после заключительной церемонии, где Россия изображается как часть западной цивилизации».
После исторического обзора Киссинджер приходит к выводу, что Путин мгновенно отреагировал на стремительный ход событий, в которых увидел вероятность вступления Украину в ЕС, а со временем и в НАТО. Это началось с Соглашения об ассоциации, предложенного Украине со стороны ЕС в конце 2013 года, где не принимались во внимание опасения Москвы по поводу ущерба, который мог нанести российской экономике компонент сделки, предусматривающий свободную торговлю.
Совершая провоцирующие Путина шаги, Запад оказался не в состоянии оценить не только глубину зависимости украинской экономики от России, но и, как подчеркивает Киссинджер, тот факт, что «отношения между Украиной и Россией в российском сознании всегда будут носить особый характер. Они никогда не смогут ограничиться отношениями двух традиционных суверенных государств ни с российской точки зрения, ни, возможно, даже с украинской».
Настойчивые утверждения американских и европейских лидеров, что Украина свободна в своём объединении с ЕС или даже НАТО, хорошо звучали в теории. Но они не учли взгляды России на её собственные жизненно важные интересы и её возможность и готовность действовать, дабы эти интересы защитить. После вторжений Наполеона и Гитлера русские с большой нервозностью воспринимают любые угрозы на их западном фронте. Даже спустя более чем два десятилетия после того, как холодная война стала темой для исторических изысканий, российская служба безопасности видит в НАТО основную угрозу, которая всё время ищет возможностей приблизиться к границам России. Между тем перед лицом этой угрозы Украина рассматривается в качестве важного буфера.
Во-вторых, после неверного толкования мотивов и динамики событий на Украине, по мнению Киссинджера, Соединенные Штаты предприняли шаги, которые были обречены на неудачу. Стратегия США начиналась с установления недостижимой цели: той, для которой они не были способны мобилизовать средства. По словам Киссинджера, этой целью был «раскол России». Под этим он подразумевает попытки заставить Путина подчиниться нормам международного поведения в их признанной американской интерпретации. Как выразился Киссинджер: «США не предложили никакой собственной концепции, за исключением того, что Россия в один прекрасный день присоединится к мировому сообществу в результате какой-то автоматической трансформации».
Вместо того, чтобы пытаться расколоть Россию, Киссинджер считает, что целью Америки должна быть «интеграция» России в международный порядок таким образом, чтобы интересы Москвы были учтены. Следует начать с признания реалий российской власти и её интересов, обращения с Россией как с великой державой, каковой она и является, а затем уже исследовать вопрос о том, «могут ли её нужды быть согласованы с нашими потребностями».
Что касается кризиса на Украине, Киссинджер рекомендует искать решение, при котором Киев не будет принадлежать к какому-либо военному блоку, тем самым устраняя российские опасения по поводу буфера, но Украине будет обеспечен суверенитет и территориальная целостность, что потребует вывода всех российских войск с Восточной Украины и возвращение Киеву контроля за её границами».
Исходя из консервативной теории Киссинджера о балансе сил при новом мировом порядке, Россию не надо провоцировать становиться «революционной страной» (как это произошло однажды с Россией в 1917-м и с Германией в 1933-м).
