Украинский путь. Свобода или демократия?

Я наслаждаюсь зимой и свободой. Легкий мороз, солнечный день, отсутствие газеты Правда в киосках, возможность рождественского отдыха на Мальдивских островах (не еду за неимением таких денег, но мысль все равно греет). А еще меня радует предвкушение парламентских выборов - мой голос я отдам искренне, и ошибка моя в этом случае будет столь же искренней.

Одно лишь беспокоит меня. Очень беспокоит. Совсем недавно я осознал, что боюсь свободы. Ранее я наблюдал, как посланник Парламентской ассамблеи Совета Европы Ханна Северинсен жестко бичует наличие цензуры в моей стране, а сегодня с грустью вынужден созерцать на телеэкранах предвыборные сентенции маргиналов и апологетов терроризма, рвущихся в украинский парламент. А тут еще и явление украинскому народу бесцветного и бессмысленного майора Николая Мельниченко, ярко символизирующего вседозволенность и безнаказанность - прекрасный урок "верности присяге" для мальчиков и девочек, выбирающих для себя профессию офицера.

Когда-то в политическом лагере среди уральских берез я мечтал о демократии. И представлял ее как свободу, ограниченную ответственностью. Не имея права на нормальную переписку, не имея права на пользование библиотеками, я читал там лишь подцензурную, официальную литературу. И общался с подобными себе, изгоями и отщепенцами.

Там, в зоне, мы с журналистом Валерой Марченко, близким моим другом, написали на обложках своих копеечных тетрадок, куда вносили взявшие за душу цитаты из прочитанных книг и журналов, следующее: "Выписка из Приговора Международного военного трибунала в Нюрнберге. Приказы сверху даже для солдата не могут рассматриваться как смягчающие вину обстоятельства. Сборник документов "Нюрнбергский процесс", Москва, том 7, стр. 449". Тетради эти дежурные прапорщики шмонали почти ежедневно, и наша надпись на обложке должна была хоть на секунду замедлить этот шмон, заставить задуматься. Нет, мы не верили в изменения, не ждали их.

Все произошло неожиданно. Эта выцветшая от времени синяя школьная тетрадка, моя соузница, выжила, лежит на моем письменном столе. А Валеры нет. Давно уже нет моего друга, умного, ироничного, талантливого. Люди, убивавшие Валеру и обвинявшие его в украинском буржуазном национализме, назвали его именем улицу, к которой он при жизни не имел никакого отношения. И даже забыли сообщить об этом маме Валерия, Нине Михайловне Марченко. Моя Украина. Свободная, действительно свободная, но плохо управляемая страна.

Разложившееся, растекшееся право. Символ его - Сергей Кивалов, бывший глава Центральной избирательной комиссии, профессор неправа. Районный судья, подъезжающий к зданию Фемиды на дорогом автомобиле, купленном, разумеется, исключительно на зарплату. Правосудие по-советски, опиравшееся на "социалистическое правосознание судьи" сменилось новой формой правосудия - "по оплате". И как высшая форма насилия над правом - раздача крупных сумм в парламенте, призванных изменить позицию коллег-депутатов.

Невостребованная история. Уходящие в мир иной свидетели. Глаза и голоса несчастных стариков, отдавших лучшие свои годы сталинскому ГУЛАГу, зафиксированы моим сотрудником на видеокассетах. Двести кассет уходящей, исчезающей Истории. Двести кассет правды и боли конкретных людей, не принимавших тоталитарную ложь. Невостребованные, не нужные моей стране кассеты с ненужными воспоминаниями. Желто-голубой флаг сегодня в других руках, в крепких надежных руках прежних комсомольско-партийных активистов. Победили они, именно они. И нет им дела до боли и тоски уходящих из жизни нищих стариков.

И все же я действительно наслаждаюсь свободой. В отупении от тщетности усилий и безнадежности я закатывал свой камень на вершину горы, срывался вниз. Однажды - удалось. Камень мой остался на вершине. Так получилось, случайно. Здесь на вершине ветрено и нет укрытия. Но мне нравится эта свобода!

Что есть свобода? Это выбор. Выбор иных возможностей. Любых. Возвращение в стойло, спокойный поиск новой родины, более сытой, более надежной, одиночество внутренней эмиграции (без угрозы помещения в психиатрическую больницу). За это отдал свою жизнь мой друг. К сожалению, и за то, чтобы этой свободой по своему личному разумению пользовался и мой коллега-врач Олег Тягнибок. И многочисленные "профессиональные евреи", возжелавшие построить свой Общинный дом прямо на костях и пепле убитых в Бабьем Яру. В моей стране очень много свободы. Слишком много. Дикой, анархической свободы, не ограниченной ответственностью.

А я хочу демократии. Настоящей, осмысленной, спокойной. Поэтому я обязательно пойду на избирательный участок.

Семен Глузман - врач, исполнительный секретарь Ассоциации психиатров Украины. В 1972 году за "антисоветскую агитацию и пропаганду" был приговорен к семи годам лагерей строгого режима и трем годам сибирской ссылки. Срок отбыл полностью.

Основаниями для ареста и осуждения стали чтение и распространение Самиздата (роман Солженицына "В круге первом, Хроника текущих событий", Нобелевская лекция Альбера Камю, статья Генриха Белля, роман Василия Гроссмана "Все течет"), устная "клевета" и написание альтернативного судебно-психиатрического заключения по делу генерал-майора Петра Григоренко.

Источник: журнал "Корреспондент"