- А какое тут сравнение,- возразил Швейк.- Боже сохрани, чтобы я вздумал кого-нибудь с кем-нибудь сравнивать! Вон пан Паливец меня знает, верно ведь, что я никогда никого ни с кем не сравнивал? Я. Гашек
А ведь действительно не сравнивал. Просто, как любой гениальный писатель, был чуточку провидец. Некоторое сходство выступления Виктора Ющенко перед отечественными олигархами и выступления фельдкурата Отто Каца перед арестантами гарнизонной тюрьмы в глаза бросилось сразу. Но обращение к классике за подзабытыми подробностями заставило поразиться гашековскому предвидению.
Ведь и Ностардамуса бедного не понимали. И могли оценить точность и неотвратимость какого-либо из пророчеств лишь по его исполнении. При жизни Мишель Нотр-Дам котировался как очень неплохой и самоотверженный врач, не более. А его «центурии» воспринимались как причудливое эксцентричное стихоплетство, в эпоху Возрождения весьма практикуемое.
Боязно, конечно, трактовать гашековского «Швейка» как пророчества вроде нострадамусовских, только для нашей страны. Нот в эту бездну стоит заглянуть
Итак, известная сцена в гарнизонной тюрьме поражает количественным совпадением. На встречу с украинским президентом были приглашены именно двадцать представителей бизнеса. Столько их и было бы, явись на встречу Черновецкий. Что же пишет Гашек?
Шестнадцатую камеру водили в часовню в одних подштанниках, так как им нельзя было позволить надеть брюки,- это было связано с риском, что кто-нибудь удерет. Настал торжественный момент. Двадцать ангелочков в белых подштанниках поставили у самого подножия кафедры проповедника. Некоторые из них, которым улыбнулась фортуна, жевали подобранные по дороге окурки, так как, за неимением карманов, им некуда было их спрятать.
Дальше президент кратенько, минут на восемьдесят, выступил перед приглашенными. Даже располагай мы полным текстом сего шедевра ораторского искусства, вряд ли рискнули бы его приводить его весь. Представление же об общей тональности и содержании выступления можно было получить и в 30-е годы прошлого века в Чехии. Достаточно было раскрыть текст на нужной странице:
- Habacht! /Смирно! (нем.)/ - скомандовал он.- На молитву! Повторять все за мной! Эй ты там, сзади, не сморкайся, подлец, в кулак, ты находишься в храме Божьем, а не то велю посадить тебя в карцер! Небось уже забыли, обормоты, "Отче наш"? Ну-ка, попробуем... Так и знал, что дело не пойдет. Какой уж там "Отче наш"! Вам бы только слопать две порции мяса с бобами, нажраться, лечь на брюхо, ковырять в носу и не думать о Господе Боге. Что, не правду я говорю?
Милосердие божье бесконечно, но только для порядочных людей, а не для всякого отребья, не соблюдающего ни его законов, ни воинского устава. Вот что я хотел вам сказать. Молиться вы не умеете и думаете, что ходить в церковь - одна потеха, словно здесь театр или кинематограф. Я вам это из башки выбью, чтобы вы не воображали, будто я пришел сюда забавлять вас и увеселять. Рассажу вас, сукиных детей, по одиночкам - вот что я сделаю. Только время с вами теряю, совершенно зря теряю. Если бы вместо меня был здесь сам фельдмаршал или сам архиепископ, вы бы все равно не исправились и не обратили души ваши к Господу. И все-таки когда-нибудь вы меня вспомните и скажете:"Добра он нам желал..."
Из рядов подштанников послышалось всхлипывание. Это рыдал Швейк.
Не знаю, рыдал ли кто из олигархов во время проповеди, то есть, промовы конечно. Комментируя встречу навсхлипывались они достаточно. А вот разговор, который состоялся у героев Гашека после проповеди, в нашем случае, если и имел место, то разве что на уровне телепатического обмена мыслями.
- Признайся, подлец, что ревел ты только так, для смеха!
- Так точно, господин фельдкурат,- сказал Швейк серьезно, все ставя на карту,- исповедуюсь всемогущему Богу и вам, достойный отец, я должен признаться, что ревел, правда, только так, для смеху. Я видел, что вам недостает только кающегося грешника, к которому вы тщетно взывали. Ей-богу, я хотел доставить вам радость, чтобы вы не разуверились в людях.
Да и сам я хотел поразвлечься, чтобы повеселело на душе.
Великолепно у того же Гашека предсказана кадровая проблема в учреждении, ведающем организацией работы президента. В администрации, короче, ибо уследить за скростью ее переименований никаких сил нет.
Рыжий министрант, дезертир из духовных, специалист по мелким кражам в Двадцать восьмом полку, честно старался восстановить по памяти весь ход действия, технику и текст святой мессы. Он был для фельдкурата одновременно и министрантом и суфлером, что не мешало святому отцу с необыкновенной легкостью переставлять целые фразы. Вместо обычной мессы фельдкурат раскрыл в требнике рождественскую мессу и начал служить ее к вящему удовольствию публики.
Впрочем, когда не стало рыжего, получилось еще интереснее:
- Не беда, господин фельдкурат,- заявил Швейк.- Я могу его заменить.
- А вы умеете министровать?
- Никогда этим не занимался,- ответил Швейк,- но попробовать можно. Теперь ведь война, а в войну люди берутся за такие дела, которые раньше им и не снились. Уж как-нибудь приклею это дурацкое "et cum spiritu tuo"/ на не подолати/ к вашему "dominus vobiscum"/ бандитам тюрьмы/. В конце концов не так уж, я думаю, трудно ходить около вас, как кот вокруг горячей каши, умывать вам руки и наливать из кувшинчика вина...
В точности перевода латинских фраз не уверен, переводил больше по смыслу. Великая книга изобилует и другими «предвидениями», ожидающими того, чтобы быть замеченными и должным образом истолкованными. Не следовало бы забывать, например, что фельдкурат в конце концов проиграл своего Швейка в карты поручику Лукашу.
Руслан Мансуров, "Политикан"
Источник : PRагентство «Трэнды-брэнды-креатив», отдел прогнозов, пророчеств и предсказан
