_9.jpg)
Социологи проанализировали состав полевых командиров Украины и Новороссии. Их портрет: мужчина средних лет с дипломом второсортного вуза и скромным доходом, работающий не по специальности и не на высокой должности. Бедное, фрустрированное постсоветское пространство имеет переизбыток таких кадров, они и будут основной силой, идущей на смену гибридным режимам.
(Исследование «Отверженные: сравнительные биографии украинских и «новороссийских» полевых командиров» представлено в журнале «Полития», №1, 2016)
Исследователи обращают внимание на принципиально иную страту, которая сегодня требует перемен и реализует их:
«В позднем СССР имело место «перепроизводство» интеллигенции. Благодаря действовавшим системам образования, науки и культуры ее было довольно много, а вот достойных рабочих мест – уже нет. Одной из отличительных черт позднесоветской интеллигенции была неудовлетворенность своим статусом, убеждение в том, что косность сложившейся системы не позволяет реализовать себя в экономическом, символическом, профессиональном и политическом плане.
Не интеллигенция начала перестройку, но именно она её горячо поддержала. В известном смысле перестройку можно трактовать как отражение стремления одной из гомологичных социальных групп – интеллигенции – повысить свой статус в советском (или уже постсоветском) обществе.
К примеру, среди чеченских сепаратистов мы видим, в частности, поэта Зелимхана Яндарбиева и актёра грозненского драмтеатра Ахмеда Закаева. Ещё более впечатляющим выглядит список политиков Закавказья. Ставший президентом Грузии шекспировед Звиад Гамсахурдия был вскоре низложен скульптором-модернистом Тенгизом Китовани и кинокритиком Джабой Иоселиани; Абхазию в годы войны за неза-висимость от Грузии возглавил исследователь древнеанатолийской мифологии бронзового века доктор наук Владислав Ардзинба; руководство революционного режима Азербайджана в 1992-1993 годах едва ли не полностью вышло из Национальной академии наук, и даже, точнее, из физиков и востоковедов; президент Армении Левон Тер-Петросян прежде был хранителем средневековых манускриптов, а его одиозный министр внутренних дел Вано Сирадегян прежде писал рассказы для детей.
В начале 2000-х годов некоторые исследователи даже заговорили о «конце транзитологии». Вместо демократического «хэппи-энда» в конце транзита оказывались либо авторитарные, либо гибридные режимы (в форме «беспомощного плюрализма» или «режима с доминирующей партией»). Тем не менее череда «цветных революций» отчасти возродила интерес к транзитологическим трактовкам смены режимов. В соответствии с этими трактовками падение слабых гибридных режимов связывалось с протестами (обычно послевыборными), инициированными оппозицией, общественными организациями, сетями гражданских активистов. Причиной протестов объявлялись фальсификации результатов выборов, социальной базой — «продвинутые» жители столицы (средний класс) и региональные элиты.
Однако, социальной базой этой революции, возможно, является не только средний класс (и гражданское общество), но и другие, в том числе непривилегированные, классы. Два десятилетия гибридных режимов на постсоветском пространстве, существующих на фоне перманентного экономического кризиса, привели к размыванию среднего класса (точнее, его трансформации в часть бюрократического аппарата), а региональные элиты заменены на местах кадрами из Центра. На таком фоне роль этих двух движущих сил в классических «оранжевых революциях» сведена на нет.
В этих условиях лозунг демократизации может оказаться отнюдь не на первом месте среди общественных приоритетов, уступая требованиям социальной справедливости и борьбы с неравенством и коррупцией. Смена режима может открыть «окно возможностей» не для демократизации или структурных социально-экономических реформ, а для самореализации отдельных групп, имевших низкие шансы на социальную мобильность при прежнем режиме.
Командиры добровольческих батальонов и отрядов ополчения представляют собой прекрасный пример быстрой, а то и молниеносной социальной мобильности. Да, кто-то из них погиб в бою, кто-то был убит в результате внутренних разборок, кто-то уже через несколько месяцев вернулся к своим прежним делам, но кто-то стал депутатом парламента, министром или даже главой непризнанной республики. Без анализа подобных траекторий картина происходящего в украинском (и постсоветском в целом) обществе будет неполной.
Исследователи описывают, что представляет собой этот мир полевых командиров Украины и Новороссии:
«В выборку вошли биографии 57 человек, примерно в равной пропорции из Украины и Новороссии.
Возраст. Средний возраст командиров – 40,6 лет; при этом самому молодому из них 23 года, а самому старшему – 58 лет. С точки зрения среднего возраста никакой разницы между украинскими и «новороссийскими» командирами нет: в первом случае он составляет 40,3 года, во втором – 41 год. Другими словами, в большинстве своем это мужчины в расцвете сил, в середине (возможно, на пике) своей карьеры.
Образование. Средний уровень образования командиров выглядит вполне приличным. Всего 10 из них (то есть менее 20%) не получили образования, ещё у троих есть только среднее специальное. Более половины командиров (30 человек) имеют дипломы высших учебных заведений.
Однако если посмотреть на качество этих учебных заведений, то вырисовывается иная картина. Из 30 командиров с высшим образованием только шестеро закончили престижные вузы – МГУ, Харьковский национальный университет им. В.Н.Каразина, Днепропетровский госуниверситет, Львовский госуниверситет, Донецкий национальный университет, Харьковский национальный университет радиоэлектроники.
Основная же масса дипломов приходится на такие вузы, как, например, Криворожский горнорудный университет (121 место в рейтинге университетов Украины), Ужгородский национальный университет (41 место), Херсонский госуниверситет (86 место) и т.п.
Примечательно, что среди командиров нет выпускников престижных киевских вузов. Другая важная особенность – почти никто из командиров с высшим образованием не работал по специальности. Исключение составили лишь восемь человек, в том числе несколько милиционеров – выпускников специализированных университетов МВД.
В целом уровень образования командиров невысок. При довольно внушительной доле командиров с высшим образованием, в большинстве случаев речь идёт о выпускниках непрестижных вузов из нижней части рейтинга университетов.
Род занятий. В профессиональном отношении состав командиров гораздо более пёстрый. Больше всего среди них выходцев из военных/правоохранительных структур (13 человек, или 24,5%), на втором месте – предприниматели (12, или 22,6%), на третьем – политики/общественные деятели (8, или 15,4%). Далее идут наёмные работники/менеджеры (6, или 11,3%), госслужащие (5, или 9,4%), рабочие и охранники (по 4, или по 7,5%).
За этими цифрами скрывается широкая палитра профессий. В числе военных мы видим бывшего командира подразделения «Альфа» Донецкой области (Александр Ходаковский), сотрудника спецподразделения «Беркут» (Андрей Янголенко), работника военкомата г.Сватова, он же солист сватовского мужского ансамбля (Алексей Мозговой).
Предприниматели представлены владельцем компании по производству топливозаправщиков (Андрей Тетерук), хозяином небольшого магазина (Алексей Карякин), учредителем компаний по организации детских праздников и производству наружной рекламы (Павел Губарев). Среди политиков/общественных деятелей есть депутат Верховной рады (Парубий), депутат горсовета (Колесник), помощник депутата (Богдан Войцеховский), партийный активист (Коханивский), казачий атаман (Алексей Павлов («Леший»)).
К наёмным работникам/менеджерам были отнесены заместитель директора фермерского хозяйства (Матейченко) и работник торговой фирмы (Пушилин), к госслужащим – таможенник (Александр Федоренко), начальник отдела рыночного надзора Областной инспекции по делам защиты прав потребителей (Плотницкий), а также заместитель директора вуза (Андрей Билецкий), к рабочим – гранитчик (Арсений Павлов («Моторола»)), промышленный альпинист (Толстых («Гиви»)) и каменщик (Павел Дремов («Батя»)).
Охранники работали в ночных клубах (Беднов («Бэтмен»)), возглавляли службы безопасности заводов (Безлер («Бес»)).
Собранная информация не позволяет причислить кого-либо из командиров к верхнему среднему классу: среди них нет ни генералов, ни крупных предпринимателей, ни высших госслужащих (разряда заместителя губернатора или хотя бы главы департамента). В их рядах практически полностью отсутствуют представители элиты; скорее их можно назвать потенциальной контрэлитой.
Политическая и общественная активность. Людей с опытом политической или общественной деятельности среди командиров почти половина – 47,2%. В качестве самых ярких примеров можно упомянуть атамана Всевеликого войска донского (Козицын), председателя Криворожской городской организации ветеранов ВДВ (Колесник), председателя совета Федерации организаций миротворцев Украины (Александр Гуменюк), регионального руководителя Организации украинских националистов (Коханивский).
Примечательно, что наиболее представленными оказались организации ветеранов, казаки и националисты. Никого из правозащитных, гражданских, демократических организаций выявить не удалось.
Хотя наличие опыта военной службы является бесспорным преимуществом при создании боевых отрядов, командиров с офицерским прошлым оказалось лишь чуть больше половины — 53%. Это, конечно, немало, но вместе с тем свидетельствует о том, что создание отрядов не было отдано на откуп профессиональным военным. О том же говорит и некоторое, пусть даже небольшое и статистически незначимое, но преобладание милицейских офицеров над армейскими (53,6% против 46,4%).
Портрет полевого командира получается примерно таким: мужчина средних лет с дипломом второсортного вуза и довольно скромным доходом, работающий не по специальности, не на самой престижной работе и невысокой должности. Особо подчеркнём три важных момента: среди командиров (1) много бывших офицеров, (2) много общественных и политических активистов и (3) практически нет представителей политической или экономической элиты.
Немаловажно также, что в постсоветских странах имеет место своего рода «перепроизводство» силовиков – людей в погонах. Карьера «служилого человека» является там довольно распространённой, но вместе с тем не очень престижной (к недовольству выбравших её). В условиях слабой или оказавшейся в кризисе государственности такое положение вещей способно стать источником серьёзных проблем: вместо того чтобы быть опорой государства и режима, «служилые люди» используют кризис для своего продвижения.
Возникает закономерный вопрос: каковы перспективы демократизации, если главной движущей силой трансформаций выступает не средний класс, а непривилегированные слои общества, отчаявшиеся от бедности, коррупции, неравенства и отсутствия жизненных перспектив? Основная проблема заключается в том, что подобного рода слои, как правило, остаются вне поля зрения исследователей смены режимов.
Фоном нашего исследования являются периферийность, бедность и неверие в возможность преуспеть собственными силами. В фокусе – общественно активные мужчины средних лет с невысоким социальным статусом, для которых протест и революция – чуть ли не единственный шанс изменить свою жизнь к лучшему. Можно предположить, что при усилении неравенства протестный потенциал этой группы в периферийных и полупериферийных странах с гибридными и авторитарными режимами будет расти».
