Выходит так, что одних уж нет, а те далече. Кто-то застрял в КПЗ, кто-то в израильской Швейцарии. Тогда эксперт пытается контрабандой протащить в список просто богатеньких ворюг, на гордое звание олигарха никак не тянущих. Где-то в районе Пинчука или Суркиса эксперт обычно сдаётся. В его пятерне еще остались свободные пальцы. В момент триумфа я великодушно сообщаю ему, что готов, не отходя от кассы, насчитать три дюжины олигархов российских, причем только из ближнего круга Путина. Из числа его поваров, горничных, скрипачей-гуревичей и прочих скоморохов, бывших и будущих министров, однокашников и подельников, ведущих центральных каналов и просто разбойников с большой дороги, забуревших при путинской власти. Олигархи как малёванные, при власти, деньгах и всесоюзной медии. Думаю, в краях такая же картина, только я края знаю хуже.
Тогда знаток украинских реалий спасается бегством в другую, хотя и смежную тему: мол, коррупция там невообразимая, как в Уганде, если не хуже. И действительно, 126-е место в индексе восприятия коррупции за 2018 год – показатель, от которого особо не возгордишься. Но, во-первых, речь идет не о точных замерах, а о восприятии, иными словами, это средняя температура по больнице. А во-вторых, это позорище сравнивать приходится не с Угандой, а с Россией. При всем путинском железном порядке руководимое им образцовое государство занимает в том же индексе почетное 146-е место. Тема коррупции вообще материя тонкая, хитроумная, на ней не спекулирует только ленивый. Всякий популист начинает свою карьеру с филиппик против системы, которую разъедает вездесущая коррупция, а поборовшись с ней вволю и накопив деньжат, сматывается в ту сторону, где ещё можно жить, не подмазывая.
Третий злокозненный миф, с помощью которого недоброжелатели пытаются объяснить труднопостижимые реалии современной Украины, – страшилки о каком-то запредельном национализме украинцев. Мол, там память Бандеры увековечивают. Кто такой, не знаем, но знаем только, что был он отчаянный головорез. В Киеве якобы по-русски слова не скажешь. Нынешние выборы президента, независимо от их исхода, уже продемонстрировали бессмысленность этого мифа. Пока идет спор о публичной допустимости русского языка, кандидаты на высшую должность при случае говорят на нём, не испытывая кадровых неудобств. Может случиться, что в результате президентом страны станет Владимир Зеленский, который в телеэфире решительно заявляет: "У меня еврейская кровь, и я украинец". А премьером при нём, по крайней мере, первое время будет другой Владимир – Гройсман. Дай бог другим страдать подобным националистическим перекосом. Украинская нация – политическая, а не только этническая – формируется на наших глазах, бесповоротно и ударными темпами. Спасибо Путину!
Столь же смешно и беспочвенно частое великорусское высокомерие по отношению к украинцам. Все рассказки державников о несостоявшемся государстве, об исковерканном русском языке, выдаваемом за украинский, все позорные кликухи типа "малорос – недорос" – в пользу бедных. Общее происхождение еще не спасло ни один язык от центробежных процессов, именно так возникают новые "мовы", и не всегда с уверенностью можно сказать, какой вариант древнее. Совсем не обязательно бегло изъясняться по-старославянски, чтобы понимать, насколько глуп этот спор о первородстве. Важно другое: ментальность двух соседних народов настолько различна, что подобную нестыковку еще надо поискать! И опять же неважно, чьё мироощущение лучше, правильнее, перспективнее, сама такая постановка вопроса лишена смысла. Достаточно признать, что украинцы и русские в своём отношении к миру различны, интуитивно выбирают разные варианты поведения. При этом, разумеется, огромный, но не определяющий, массив мировоззренческих особенностей двух народов может где-то совпадать.
Выбираю навскидку джентльменский набор национальных черт "украинской души", который за минуту наскреб в интернете: осёдлость, хозяйственность, консерватизм, универсальность, миролюбие, смелость, свободолюбие, демократичность, духовность, одарённость, сентиментальность, мистицизм, сердечность, мироощущение в стиле барокко, открытость, смекалка, хитрость, лукавство, своеволие, оптимизм, жизнерадостность, чувство юмора, уважение к семье, артистизм и даже эротичность. Бесконечный список характеристик, вроде бы скорее положительных, чем наоборот. Не короче оказывается и перечень нелестных свойств, обременяющих артистическую натуру украинцев, если верить тому же интернету: провинциальность, заниженная самооценка, "совковость", наивность, инфантильность, небрежность, замкнутость, недостаток целеустремленности, жадность, неуважение к себе и другим, анархичность, непоследовательность, слабая любознательность, беззаботность, амурный авантюризм. Некоторые из этого набора выводят особый обобщающий термин доморощенной психологии – хуторянство.
Нельзя не заметить, как много из этих особенностей якобы украинской ментальности легко приложимы к другим народам. При всей любви сержантов-украинцев к "лычкам" совковость была типична не только для них. Прижимистых, рачительных, крепких "кулаков" и в России было немало, пока их не перемололи на муку. Хуторское земледелие в Прибалтике было в разы всеохватней, чем на Украине, следовательно, хуторянство им свойственно гораздо больше, чем жителям городов-мегаполисов и промышленных центров Украины. Но одна характеристика решительно выделяет украинцев из числа всех других "братских народов", из среды "новой национальной общности". Это их анархизм. Нигде на территории российской империи это социальное учение (а скорее, даже мироощущение) не было так укоренено, как на земле принципиальной родовой вольницы. "Да здравствует анархия!" – по историческим источникам, якобы прокричала атаман Маруся, неукротимая, бешеная воительница-амазонка, когда большевики расстреливали её в подвале севастопольского губчека. Нестор Махно не случайно родился в селении со сказочным названием Гуляйполе, которое и сделал потом центром своего повстанческого движения.
Социалистический реализм, разумеется, по сталинскому заказу испоганил позднее образ этого бунтаря-антигосударственника, превратив его в карикатурного бандюка-насильника, в жалкую, ничтожную личность, которому всё равно, кого и за что резать. Так было сподручней выкорчевывать украинскую вольницу, альтернативную образцовой советской казарме. Можно как угодно относиться к анархии как теории и практике, но, говоря о Махно, хорошо бы знать, что был он, хотя и самоучкой, прекрасно образован, разбирался в тонких деталях политологии, не говоря уже о редком даре полевого командира. Испанские и мексиканские анархисты приглашали его на руководящие должности в свои страны, но жить ему оставалось всего ничего: он умер в Париже, едва разменяв четвертый десяток, от туберкулеза, которым щедро одарила его царская каторга. Можно смело сказать, что наряду с Испанией и Латинской Америкой Украина – единственное в мире место, где лозунг "Анархия – мать порядка" воспринимался на полном серьёзе и имел шанс стать основой правящей идеологии.
Обаяние вольницы, привлекательность анархии для украинцев, разумеется, объяснимы и в терминах общественных наук. Сечевое казачество рекрутировалось из хуторян и беглых, никогда не было прикреплено к земле. В отличие от подданных московского царя, казаки никогда не были рабами, которых можно было продавать по одиночке, разделяя семьи. Казачье сообщество имело клановое, родовое устройство, на "кошевую раду" направлялись самые знатные "старшины", представлявшие наиболее уважаемые семьи. Сечь редко отличалась единством, типичным было скорее разномыслие. На всякого Хмельницкого всегда находился свой Мазепа. Часть казачества воевала против "ляхов", как Тарас Бульба, а другая часть состояла на службе у польских королей.
Каждый, кто читал труды историка Дмитрия Яворницкого, лучшего летописца Сечи, не может без снисходительной усмешки воспринимать глумливые разговорчики о том, как украинцы корёжили русский язык, опуская его до низкопробной мовы. В разные времена, а то и вперемежку, языками общения и делопроизводства, кстати, весьма аккуратного, были польский, латынь, западнославянские наречия, сильно повлиявшие на формирование польского, словацкого и чешского, турецкий и крымско-татарский. Вроде бы кондовое и посконное звание кошевых "гетманов" не что иное, как перенятое у австрияков немецкое слово "гауптман" – главарь, начальник, вожак.
Анализ казачьего реестра 1649 года, сделанный еще царскими учеными, не оставляет камня на камне от лжи о каком-то врожденном национализме украинцев чуть ли не на генетическом уровне. Как бы не наоборот: запорожское казачество поражает интернациональной пестротой своего состава. Среди них можно было встретить, кроме восточных славян всех кровей, румын и молдаван, словенцев, хорватов, болгар, албанцев и греков, сотни турок, татар, венгров, немцев, латышей, итальянцев, испанцев, французов, португальцев, греков, арабов, цыган, армян, грузин и даже черемисов и калмыков. К вящему удивлению разоблачителей антисемитизма украинцев, в реестре и в писаниях Яворницкого упоминается довольно многочисленное представительство евреев. Для казаков иудейской веры служили в Сечи сотенные и полковые раввины.
Илья Репин. "Запорожцы", 1891 год. Русский музей
Всмотритесь в лица "Запорожцев", пишущих письмо турецкому султану, – это лица уверенных в себе, полных чувства собственного достоинства людей, на равных говорящих с могущественным властителем Османской империи. И прочитайте, какие чувства испытывал Илья Репин, рисуя эти лица. Хотя бы в его письме Владимиру Стасову: "Чертовский народ! Никто на всем свете не чувствовал так глубоко свободы, равенства и братства. Во всю жизнь Запорожье осталось свободно, ничему не подчинилось!" А в письме Николаю Лескову Репин вообще не скупится на суперлативы: "Наше Запорожье меня восхищает этой свободой, этим подъемом рыцарского духа. Теперь это покажется устарелыми словами, но тогда, в то время, когда целыми тысячами славяне уводились в рабство сильными мусульманами, когда была поругана религия, честь и свобода, это была страшная животрепещущая идея. И вот эта горсть удальцов, конечно даровитейших людей своего времени, благодаря этому духу разума (это интеллигенция своего времени, они большею частью получали образование) усиливается до того, что не только защищает Европу от восточных хищников, но грозит даже их сильной тогда цивилизации и от души хохочет над их восточным высокомерием".
Главным и почти что единственным условием принятия новоприбывшего в низовое войско и в казачье сословие была его "вольность". Проситель мог быть смердом или дворянином, поповичем или безродным, татарином или турком, но он не должен был быть холопом. Казаком мог стать только свободный человек. Теперь мы понимаем, какой наследственностью отягощен этот народ. Для любого завоевателя-великодержавника Украина – не подарок. Её люди гнутся, но не ломаются. Не велика беда, что у них практически никогда не было собственной государственности. Знаю и другие народы, которые тысячелетиями существовали без государства, но при первой возможности воссоздавали его по памяти. Потому что мысль о нём они хранили в головах и душах. Государства не было, а страна была.
Для украинцев чувство собственного достоинства и понимание своей человеческой значимости никогда не были производными от мощи и величия государства. Здесь никто и никогда не бывал счастлив от одного только сознания, что является винтиком в махине могучего монстра, которого положено бояться, ничтожной букашкой у ног чудища. Кто бы ни стал президентом Украины, он никогда не превратится в предмет всенародной любви, отождествления с нацией и вполне языческого обожествления. Никогда о нём не будут думать в категориях типа "отец народа" или "наше всё". Скорее всего, положительное отношение к президенту не переживёт дня его избрания. Не убивайтесь из-за Украины: ее "самостийность" означает не "независимость", как часто принято думать. Для независимости в языке имеется другое слово. Украинская "самостийность" – это именно то самостоянье человека, которое, по мысли Александра Пушкина, и является залогом его величия.
