На двух колесах по трем странам

Не исключаю, что кому-то может показаться безумной идея прокатить на велосипедах двойку-тройку тысяч километров. Мне же она с самого начала представлялась вполне разумной: это примерно то же, что проехать с левого берега Киева на правый (я проделываю это почти ежедневно, добираясь на работу). И если философски рассудить, разница заключается лишь в том, что велопробег от Стамбула до Астрахани немного дольше и намного интереснее. Однажды, сидя за компьютером и блуждая по всемирной компьютерной сети, я убедился, что подобного мнения также придерживаются четверо жителей Северной Америки. Трое американцев и один канадец приглашали в велопутешествие жителя бывшего СССР (значительная часть велоэкспедиции проходит по территории пост-советских республик). Так решилась судьба моего летнего отпуска.

Ода спонсорам

Последующие полгода были посвящены доставанию всяческих справок, покупке всего необходимого, мучительным, но небезрезультатным поискам спонсоров, бесконечной переписке с моими заокеанскими товарищами по будущему путешествию, тренировкам и штудированию английского. Благодаря всему этому я был безнадежно потерян для семьи и общества, в чем скорбно винюсь. И вот я утираю слезы жене в международном зале аэропорта «Борисполь». Со стороны я, наверное, похож на рэкетира, собравшегося развеяться за границей. Дело в том, что стараниями моего спонсора — фирмы «Рибок-Украина» я от носок до блейзера являю рекламу продукции «Рибок» (земной поклон менеджеру Авдею Пиналову). С другой стороны, таможенники принимают меня за фотографа-профи, потому что едва не половину моего багажа занимает фотоаппаратура и отличная пленка — спонсорский дар фотофирмы «Макет». Когда я протягиваю билет для регистрации, вижу в окошке удивленные глаза симпатичной стюардессы: «Вы что же, на постоянное место жительства в Турцию выезжаете?» «Нет, только на велосипеде покататься» — такой ответ озадачивает собеседницу окончательно. Приходится объяснять, что билет выписан только в один конец потому что обратно будем плыть морем, а в графе «цена» стоит «бесплатно», потому что «Турецкие авиалинии» — еще один мой глубокоуважаемый спосор. Стюардесса в ответ удовлетворяет мое любопытство: «Нет, случаев эмиграции украинцев в Турцию в аэропорту зафиксировано не было». Уф, и то хорошо.

Америку можно открывать и в Турции ...

Кажется, не успел расцеловаться с женой, а уже стою в Стамбульском аэропорту — жму руку Алексу Тилсону, крутому американскому парню. За свои 26 лет успел принять участие в четырех велоэкспедициях, прокатить по всей Америке. Он, собственно, и был инициатором и организатором этой безумной прогулки от Стамбула до Астрахани. В Стамбуле дождь — как оказалось, первый и последний за полтора месяца нашего путешествия. Мы тащимся поздним вечером насквозь мокрые по центру города, обвешенные сумками, руки заняты громадными коробками с велосипедами. Из переполненных светом магазинов, магазинчиков, ресторанов и закусочных за нами наблюдают их владельцы и посетители, порой выкрикивая что-то одобрительное. Похоже, подобное в Стамбуле можно увидеть не часто. Последние усилия, и мы в удивительно чистой и дешевой (4$ с человека) гостинице в самом центре турецкой столицы, около всемирно известной Голубой Мечети.

Едва свалили все вещи в кучу и развесили сушиться мокрую одежду, предложил ознаменовать прибытие в Турцию распитием спиртных напитков и вытянул бутылку Артемовского шампанского. Вот тут-то и случилось мое первое «открытие Америки». В общем, идея выпить была принята с пониманием, да вот незадача — ни у одного из американцев не оказалось кружки или стакана. На протяжении всего путешествия они пользовались исключительно велобутылками — что-то вроде бутылки с соской, крепящейся на раме. «А как же чай, ребята?» — поинтересовался по наивности. Оказалось, что чай американцы предпочитают пить холодным, впрочем, в основном, употребляют всевозможные «колы».

Праздничные убийства — бр—р—р!

Последующие несколько дней мы посвящаем знакомству с городом и друг с другом. А Стамбул, как собственно и вся Турция отмечает грандиозный праздник мусульман Байрам, который длится трое суток. В эти дни правоверные мусульмане устраивают сакральные убийства, лишая жизни невинных овечек, коров и прочую живность. Правда, власти запрещают исполнять этот древний обычай в центре города — в ином случае из-за моря крови животных и гор внутренностей центральная часть 10-миллионного Стамбула превратилась бы в гигантскую зловонную свалку. Мы два дня потратили на поиск места ритуальных жертвоприношений. Наконец, договорились на окраине города с одним турком, что на следующий день он разрешит нам присутствовать на заклании агнца.

Один из американцев где-то вычитал, что в Турции популярны верблюжьи бои. И на протяжении нашего пребывания в Стамбуле он приставал к каждому турку, пытаясь дознаться где же собственно происходят эти двугорбые ристалища. Впрочем, все попытки оказались безрезультатными. Да и вообще, проехав пол-Турции, мы так и не обнаружили ни одного верблюда. Не исключено, что все они успели погибнуть в боях до нашего прибытия.

Если вы попали в Турции в сумасшедший дом, значит, это базар

Турция оставляет впечатление колоритной мусульманской страны, населенной весьма доброжелательными людьми. Впрочем, здесь европейца подстерегают некоторые неприятные неожиданности. Прежде всего это касается покупок. По моим наблюдениям, купить в Турции что-либо действительно качественное и хорошее почти невозможно. Если вспомнить бывший Советский Союз, то можно уверенно говорить, что он производил неизменно качественные танки и космические корабли. А вот с Турцией подобную аналогию провести трудно. Даже если вы вздумали приобрести хваленый турецкий ковер, то скорее всего вам всучат какой-то низкопробный ширпотреб. Настоящий товар сможет отыскать только специалист. Поэтому рекомендую расслабиться и просто отдыхать, ограничившись приобретением открыток — они в Турции действительно хорошие и недорогие. А в магазины и особенно на рынки следует ходить за восточной экзотикой. Базаров в Стамбуле много.

В первый же день мы отправились на ближайший, так называемый Египетский. Базар расположился вокруг мечети. На ее ступенях и перилах торговцы разложили и развесили товар. Присутствия иных — оборудованных — прилавков обнаружить не удалось. В основном товар лежал просто на асфальте. Горы сваленных в кучу калькуляторов, очков, джинсов, негласных платьев, костюмов, брюк, подозрительного вида высушенная травка — все это сосредоточилось на минимальной площади в максимальных количествах. Все очень схожее и одинаково низкокачественное смешивается в глазах в неразличимую массу единообразно серого. Единственное, что остается в такой ситуации торговцу, стремящемуся сбыть товар — это каким-либо образом привлечь к себе внимание. По этой причине на базаре стоит невообразимый шум. Непосвященному в таинства восточного базара может показаться, что каждый из этих усатых торговцев готов немедленно растерзать иностранца за какой-то неведомый проступок: до того грозно стреляют они глазами из под насупленных бровей и дико орут, высоко подбрасывая куда-то поближе к Аллаху свой захудалый товар.

Попытавшись позавтракать в самом центре этого бедлама на мусульманский манер, мы уселись под деревом за столик и сделав заказ официанту в несвежей сорочке вскоре были жестоко наказаны. За весьма скромный завтрак с нас затребовали баснословную не только для меня сумму. Впрочем американцы не привыкли расставаться со своими деньгами. Они до изнеможения торговались сначала с официантом, а потом с управляющим, пока не сбили цену вдвое.

Еда здесь есть, но всю ли ее можно есть?

Вообще, еда в Турции это проблема. Тут надо быть предельно внимательным. Конечно, если вы подгулявший миллионер — просто выбираете самый дорогой центральный ресторан с европейской кухней и все проблемы отпадают сами собой. Если же вы обеспокоены состоянием своего бюджета и желудка, будьте весьма осторожны в выборе заведения турецкого общепита и собственно блюд. Особенно это относится к любителям отведать «что-то из национальной кухни». Для меня, к примеру, оказался роковым единственный стакан прохладительного напитка айран. Он продается на каждом углу и по виду напоминает что-то кисломолочное. О, как обманчива внешность! Буду краток: глоток айрана, который я успел сделать, оставил неизгладимый след в памяти и желудке. Это было сопоставимо килограмму зеленых слив или полновесному лимону без сахара. Причем колорит национального напитка не удалось сгладить даже тремя выпитыми залпом стаканами пепси-колы.

Еще о напитках: безусловно самый популярный в Турции — чай. Его пьют повсюду. На каждом углу вы найдете чайную— что-то вроде сугубо мужского клуба, где много курят и пьют чай. Если вы решили перекусить в таком заведении — вы просчитались. Только чай! На протяжении всего дня по улицам снуют молодые люди в белых фартуках с подносами, заставленными стограммовыми рюмочками с коричневатым напитком. По началу, увидев торговца, потягивающего на солнцепеке нечто из рюмки, я был уверен, что он алкоголик. Позднее, когда мы стремительно проносились через маленькие турецкие поселочки на велосипедах, радушные хозяева местных чайных — неприменного атрибута любого населенного пункта — обязательно угощали нас чаем. И мне, большому его любителю приходилось злоупотреблять турецким радушием и по несколько раз просить «повторить» чайную стограммовку.

Кажется, в Турции читают только рекламу и ценники

В течение двух недель по всему тысячекилометровому маршруту мне не удалось заметить ни одной книжной лавки. Все-таки здорово, что я не владею турецким. Иначе мне грозил бы жестокий книжный голод. А так я страдал лишь от голода традиционного.

Вся история в том, что американцы неприхотливы до безобразия — в удобствах, в отдыхе, во сне, в еде... По крайней мере, такое складывается впечатление. Может, у них на самом деле кошки на душе скребут, но вам этого ни за что не узнать. По этой причине с ними удивительно легко. Потому что они в отличии от нас не грузят товарища своими проблемами. И уж коль попал наш человек в американскую компанию — то будь человеком — американским человеком. Это касается всего. Питания в том числе. А питаются американцы не просто, а очень просто. Покупается по два огромных пышных турецких батона на брата — и делу конец. Все это съедается за один раз. Для разнообразия можно запивать пепси-колой. Впрочем, сойдет и обыкновенная вода. После второго подобного завтрака я поинтересовался: а не сходить ли нам поесть чего-нибудь горяченького? На что услышал: в общем-то можно, но зачем? Хлеб — и дешево, и вкусно. «Ну уж во время похода вы на одном хлебе не продержитесь», — позлорадствовал я и стал ждать старта.

Отправляемся в путешествие. На дороге штормит

Все ночи со дня нашей встречи меня мучила жестокая бессонница: в голове путались клочки английских слов и фраз, перемешанные с турецкой тарабарщиной. В итоге просыпался с головной болью. 12 мая мы поднялись в 5 утра и двинулись от всемирно известной мечети София в направлении Синопа — конечной точки нашего маршрута вдоль северной части Турции, или если вам угодно, — вдоль южного берега Черного моря. Сев на груженый велосипед, я едва удержал равновесие. Все дело в том, что мой стальной конь был явно перегружен и с трудом поддавался управлению. Все мы прихватили из дому что-то лишнее. Но если американцы все это тут же отправили в Америку, я, сохраняя трезвомыслие, не стал вверять судьбу своих вещей в руки украинских таможенников и почты, решив вести все свое с собой вплоть до родной границы.

В первый же день мы проехали сто километров и были неприятно удивлены дорогой, по которой нам предстояло ехать около тысячи километров. Это был настоящий девятый вал из асфальта. Вобщем-то невысокие горки смяли полотно дороги едва не вертикальными складками. Мы постоянно поднимались на минимальной скорости, включая самую низкую передачу, какая была на наших супер-«байках». В низине мы умирали от жары, литрами выпивая теплую до тошноты воду. Зато на вершине нас встречал сильный совсем не весенний ветер. Когда мы словно парашютисты бросались с верхней точки дороги вниз, мчась по закрученному серпантину асфальта на скорости 60 километров в час, мы за считанные секунды окоченевали до посинения. Снимать и одевать теплые кофты на каждом спуске и подъеме — на это просто не было времени — Алекс словно дьявол гнал нас вперед то и дело командуя: «Huge mooving!» — стремительное движение!

То ли от перепада температур, то ли от непривычных нагрузок мы все начали дружно болеть. На что Алекс был крепким орешком — и он вскоре простыл по-крупному. Но по-прежнему темпа не сбавлял и ехал впереди всех. Кстати, еще одна особенность американского туризма: каждое утро руководитель экспедиции объявляет сегодняшний маршрут и говорит, где мы встречаемся перекусить и останавливаемся на ночевку. После этого Алекс вскакивает на своего стального мустанга и резво уносится вперед. Остальные движутся кто как может, стараясь не сбиться с маршрута. Больные или уставшие, естественно, тащатся в хвосте. Замечу, что в наших велокомпаниях все наоборот: плохо подготовленных и ослабших участников пускают впереди — они всегда чувствуют за своей спиной поддержку команды. По американской схеме отставшему остается надеяться только на себя. В общем, весьма похоже на всю американскую жизнь. Вот только в путешествии это порой грозит неприятностями.

В один из дней мы не дождались на промежуточном пункте встречи Брэндта — тот отправлялся из лагеря последним. Прождав на трассе больше часа Алекс решил проблему просто: мы едем дальше! Спорить было бесполезно. Через некоторое время я почувствовал, что со мной что-то неладно. Силы таяли каждую секунду. Я быстро отстал от группы и останавливался отдыхать каждые 5 минут. Сердце стучало как молот, тело потеряло чувствительность. Справа — скала, слева — обрыв в море, прямо и вверх — дорога, которая когда-то выведет к поселку.

Абсолютно не помню, как я во невменяемом состоянии добрался до крохотного селеньица. Завсегдатаи местной чайной напоили меня горячим чаем в прикуску с аспирином и усадили в проходившую мимо попутку. Помня о «потерянном» Брэндте, я посчитал, что утрата двух членов экспедиции в самом ее начале — это будет чересчур. Пересиливая громадное желание залезть в спальник и уснуть, я стремился к одному: догнать остальных. Проехав километров 20, водитель высадил меня и свернул на боковую дорогу, ведущую в глубь материка. Я очутился в очередном прибрежном поселке, будучи мгновенно окруженный стаей местных мальчишек, с любопытством разглядывающих мой велосипед и кроссовки «Рибок». Но я был не в силах реагировать на окружающую действительность — без сил вытянулся на скамейке у автобусной остановки и мгновенно забылся в бреду.

Очнулся от того, что сразу несколько мальчишеских рук трясли меня за плечо и показывали в сторону остановившегося неподалеку микроавтобуса: «Фрэнд, фрэнд!» Приоткрыв глаза, я различил на крыше машины такой же, как у меня, велосипед, а из окна виднелось почти незнакомое иссине-зеленое лицо Брэндта. Водитель помог погрузить мои пожитки и велосипед и мы двинулись дальше — вдогонку за здоровыми товарищами. Восьмиместный «Фордик», в котором мы ехали в компании с нещадно курившими турками напоминал карету «скорой помощи» — мы с Брэндтом выглядели и чувствовали себя гнусно. Как выяснилось, ему стало плохо почти сразу после выезда из лагеря, но остальные были уже далеко впереди. Три часа Брэндт не мог остановить машину.

...Вскоре мы настигли остальных и договорились о встрече. Затем мы двое суток почти в беспамятстве валялись в ужасной гостинице в центре портового городка Инебулу — всего-то в 120 километрах езды по почти ровной дороге до Синопа. Что с нами случилось — сказать трудно. Это напоминало что-то вроде сильной простуды и пищевого отравления одновременно. Я пил угольные таблетки и витамин С, а Брэндт из последних сил «полз» на почту, чтобы получить консультации своего врача, а затем рыскал в поисках каких-то суперантибиотиков. В результате, я провалялся в жару и в бреду ровно день и следующим утром почувствовал себя совершенно здоровым человеком. Брэндт же страдал еще сутки и лишь через два дня я втолкал его, обессилевшего от сверхдозы антибиотиков в грузовичок, на котором мы благополучно добрались до Синопа.

Итак, девять дней и около тысячи километров черноморско-турецких гор за спиной.

«Наши»

Синоп — славный портовый городишко с единственной «европейской» улицей, утыканной престижными магазинами. В порту мы сразу же нашли неказистый кораблик, принадлежащий частной Ялтинской пароходной компании. Своим захудалым, но воинственным видом (в прошлой жизни он был военным тральщиком) кораблик заметно встревожил американцев. Но узнав, что ничего другого в Крым не ходит, те смирились с судьбой. Несколько дней до отправления мы шатались по Синопским улочкам, пытаясь отыскать кого-то, говорящего по-английски. Когда таковые находились и они узнавали, что я с Украины (это рядом с Россией), то почти традиционным был вопрос о русской мафии. Насколько я догадался, она отчасти была представлена и в этом городе. По крайней мере я слышал о легендарных «русских учительницах», по совместительству проститутках, обосновавшихся в центральной гостинице у порта и обслуживающих едва ли не все мужское население Синопа. Хозяин аккуратненького, чистенького отеля, где мы остановились на несколько дней, внимательно рассматривал мою краснокожую паспортину и был весьма обрадован, когда узнал, что я не из России, а из Украины. «Я имею проблемы с русскими», — виноватым голосом объяснил он мне на ломаном английском.

Порой можно встретить рекламу на плохом русском языке — в основном это касается оптовой торговли трикотажем и фруктами. Если торговец какой-нибудь сувенирной лавки узнает о вашем «советском происхождении», выражение радушия на его лице сменяет нечто менее подобострастное.

По дороге домой наш кораблик напоминал овощную лавку. Несколько крымских коммерсантов везли тонны апельсинов и яблок изнывающим от недостатка витаминов гостям Крыма. Невзирая на 4-балльную качку, в связи с чем большинство пассажиров были заняты исключительно состоянием собственных желудков, мне тем не менее удалось разговориться с одним из «новых украинцев» — Володей. Он меня заверил, что торговля анталийскими апельсинами дело доходное. Но куда как прибыльнее туризм. В этом году Володя собирается арендовать кораблик и организовать на нем секс-туры для охочих до недорогих славянок турков. Что ж, продаем, что имеем.

Как оказалось украинцы — не мусульмане

Насколько я заметил, то, что увидели американцы в Крыму, явилось для них сюрпризом. Во-первых, они спросили — а где же женщины в одеждах по образцу тех, что одевают турчанки? Я ответил, что они навряд ли встретят даже украинцев в шароварах и в вышиванках. Вместо украинской экзотики американцы глазели на стильных девиц «а-ля Клаудиа Шифер» и на каждом углу радовались встрече с «Кока-колой». Рацион моих попутчиков по-прежнему состоял в основном из «соды», импортной вермишели, импортных же сортов мороженого, а также неограниченных количествах хлеба и краснодарского соуса.

В целом же не только на американцев, но и на меня родная страна произвела впечатление куда как более мощной и богатой державы чем мусульманская Турция. Когда американцы перепробовали все виды хлебобулочных изделий, которые производили ялтинские пекари, мы двинулись дальше — по Черноморскому побережью на Керчь, через Краснодар — до Астрахани.

В первые же дни родная сторонушка подготовила мне жестокий сюрприз. В Судаке я расстался со спальником. Воры не удосужились оставить хотя бы адрес ближайшего спортивного магазина. Поэтому я пытался купить спальник по всему пути вплоть до Астрахани. Но к моему стыду перед иностранцами, я так и не смог найти хоть самого захудалого спальника.

Вопросы на засыпку

По дороге территорией Украины и России американцы постепенно открывали нашу страну. Порой наша жизнь представлялась им весьма экзотичной и ... нелогичной. «Почему люди косят траву на обочинах косой, когда электрокосилкой значительно быстрее?», «Почему в деревнях до сих пор используют лошадей?» «Почему на всех автобусных остановках оторваны скамейки — людям не хватает дров для печей?», «Почему крышки на банках не откручиваются, а только открываются каким-то особо мудреным способом?» «А почему почта есть, а марок для конверта в ней нет, даже если мы готовы платить двойную цену?» «Почему телефонная связь ужасная, а стоит намного дороже, чем в США?», «Почему в сельских магазинах нет ничего, кроме минеральной воды и водки?»

Часто мне приходилось просто пожимать плечами на эти вопросы: как я мог объяснить прагматичным американцам загадочное устройство славянского народного хозяйства, многое в котором не могут объяснить даже наши светила экономики. Но самым удивительным в нашей стране оказались люди — чрезвычайно радушные при личной встрече и разговоре, они казались угрюмыми и негостеприимными из седла велосипеда. Для сравнения, если мы, проезжая по Турции, выкрикивали кому-нибудь «Салям Алейкум», в ответ обязательно раздавалось «Алейкум Салям», а к приветствию обязательно прилагалась улыбка. Когда же я, по привычке говорил прохожему на Крымской дороге «Здравствуйте», встречал лишь холодный опустошенный взгляд. «Олег, почему с нами не здороваются?» — спрашивали американцы. «Я и сам не знаю», — ответил им и просто перестал здороваться. А вы бы смогли дать вразумительный ответ?

Huge mooving

После турецкого горного светопреставления Крымские скалы показались равниной, а вскоре, в Керчи, началась настоящая равнина — словно скатерть. Но по мнению Алекса, это не был повод для отдыха — мы проезжали до 200 километров в день, находясь в дороге до 15 часов с небольшими перерывами и оставляя на сон 5—6 часов. С учетом одноразового горячего питания, состоящего из спагетти, смешанных с краснодарским соусом в концентрации 1:1, это очень отдаленно напоминало загородную прогулку. Но самым тяжелым для меня было то, что американцы панически боялись нашей воды. Вся вода для питья и даже для мытья посуды фильтровалась (если же я говорил, что мы берем воду из артезианской скважины, вода фильтровалась все равно). Естественно, они боялись купаться в речках и озерах, в которых купались все местные жители. Соответственно подбирались места для стоянок — в лучшем случае — просто на лугу, вдали от воды, в худшем (для меня) — в центре какого-то села, когда приходилось засыпать в окружении местной ребятни и молодежи. Для меня было грандиозным открытием, что американцы на протяжении целой недели путешествия в состоянии не мыться за исключением регулярной чистки зубов.

Ветер, жара, мошка

Но, как оказалось, все эти невзгоды были мелочью. Вскоре после того, как мы миновали Краснодар, задул злой «Астраханец» — весьма сильный ветер, который дует целыми неделями с Астрахани в центр материка. Это оказалось весьма изнуряющим занятием — круглыми днями крутить педали навстречу сильному лобовому ветру. Средняя скорость движения сразу спала с 20—25 км/ч до 10—15. Но и это не все. Благодатные Краснодарский и Ставропольский край вскоре оказались за спиной и стало неотвратимым приближение Калмыкии, а вернее — немилосердной Калмыцкой степи. Если проехать по Калмыкии лишь несколько часов, сложится впечатление, что ты крутишь педали какого-то совершенного тренажера: мощная лампа под потолком гонит жару до 50, в лицо дует иссушающий ветер, а под колесами бежит назад лента имитируемой дороги. Все же вокруг остается неизменным днями — гладкая как стол равнина, покрытая выжженной выцветшей порослью. И только редкие поселения напоминают о том, что все это — реальность. Жажда доставляет не столько физические, сколько моральные страдания. Приходится пить огромное количество едва не кипящей воды, прихваченной в последнем поселке. Вода эта, как правило, плохая. Поэтому, когда после 40—80 километров голой степи въезжаешь в поселок, первая мысль — о питье. Я, к примеру, сразу тормозил у первого дома и покупал литр домашнего молока из холодильника. Затем объезжал все магазины и лавчонки, чтобы в каждом купить бутылку-две чего-нибудь прохладного и тут же выпить. После трех литров выпитого чувствуешь силы двигаться дальше. Но оказывается, и к этому привыкаешь после нескольких дней пыток раскаленной степью.

Последний сюрприз ожидал нас на подступах к Астрахани. В воздухе уже чувствовалось приближение большой воды — Волга давала знать о своем присутствии за несколько десятков километров. Стояло начало июня, еще не спала вода после весеннего разлива реки. Это был тот краткотечный период, когда мошка поднимается из залитых водой полей и на две недели становится хозяйкой этих мест. Мы почувствовали это как-то сразу, вдруг врезавшись на ходу в стену гудящей биомассы, зависшей в воздухе и сразу осевшей на всех открытых частях тела. Тысячи микроскопических челюстей вгрызлись в кожу и стали рвать ее миллионами кусочков. Этих крылатых пираний не отпугивало ничто — никакие мудреные заморские мази против насекомых. Глаза отчасти защищали очки, иначе ехать было просто невозможно. Единственное, что отчасти помогало — это скорость. При 20 км/ч мошка явно отставала. Но стоило расслабиться и снизить скорость до 15... Остановки на отдых или еду исключались автоматически. Нам пришлось проехать сверхплановых 40 километров и поздно ночью укрыться в астраханской гостинице.

Астраханское население действительно весьма похоже на азиатов. Без различия пола многие носят на лице прозрачные накидки вроде паранджи, но с иной целью — укрыть лицо не от взгляда мужчин, а от мошки. Пикантная деталь: единственное проверенное средство против этого мелкого зверя — запах керосина. Поэтому сеточка, которая вешается на лицо обильно «облагораживается» керосином. Нет, Астрахань в июне — не самое лучшее место для туризма.

С велосипедами не разлучайтесь!

Из Астрахани мой путь — обратно, домой, вдоль русла Волги. Казалось бы — ничто не предвещало подвоха: встречный «Астраханец» превратился в друга-попутчика, жара заметно спала, да и домой всегда ехать веселее. Но, оказалось, что в компанию мне попались гнусные назойливые попутчики. Это я о мошке. Вопреки ожиданиям, они назойливо напоминали о своем присутствии и в 50, и в 100, и в 150 километрах от Астрахани. Уже в сумерках я остановился около поста ГАИ и стал присматривать машину, на которую можно было бы погрузить велосипед и забраться самому: оставаться на ночевку в поле наедине с этим зверьем — даже без спальника — это было безумием. Местные гаишники порадовали: мошка стоит по всему течению Волги — до Волгограда и дальше.

Вскоре удача улыбнулась: остановились четыре машины, следовавшие до самой Москвы. Меня посадили в одну машину, велосипед погрузили в свободный кузов другой. Мы тронулись, договорившись встретиться через час-другой заночевать. Увы, до самой Москвы мы не увидели остальных машин. Я успел попрощаться со всеми вещами и велосипедом. Из всей одежды на мне были тонкие трико, майка и блейзер «Рибок». На поясе висела сумка с остатками денег и документами. Два последующих дня мы тряслись в стареньком КамАЗе, стремясь догнать остальных (как оказалось, мы проехали их в самом начале), почти не спали и не ели. Не один милицейский пост не видел пропавшие машины. Когда мы въехали в Москву и двинулись на выезд по окружной дороге, я представил, как буду добираться в майке и блейзере до Киева и загрустил. Затем я пытался обратиться за помощью к милиции, которая могла объявить розыск и сказать водителям остальных машин, на какой стоянке под Москвой мы остановились. Но то, с каким нахальством «отфутболивали» меня столичные служители законности сделало меня первым врагом российского министра внутренних дел. Впрочем, вскоре я был отомщен: министра сняли.

А нашелся мой велосипед и без него, это произошло совершенно случайно: долго злились друг на друга, потом смеялись, наконец, попили чаю и разъехались в разные стороны. Они — за грузом на московскую базу, я — домой, сочинять эту статью.

Впервые опубликовано здесь

---

В ТЕМУ:

Непопсовая Хорватия

В Сибирь, к шаманам!

Чили от хвоста до макушки

Сахалин и Курилы: записки бродяги